главная / о сайте / юбилеи / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум

К.Н.Морозов, к.и.н.

Являлась ли группа «инициативного меньшинства» идейной предшественницей левых эсеров?
или «В огороде бузина - в Киеве дядька»

(Размышления об одном утверждении Я.В.Леонтьева, составителя, автора предисловия, введения и комментариев сб. документов: Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917-1925гг. В 3-хтт. / Т. 1. Июль 1917 г.- май 1918 г. М.: РОССПЭН, 2000. – 864 с.)*

Мысль написать полемическую статью появилась у меня сразу после выхода упомянутого сборника документов, но она не была реализована, так как не очень ясно было, где можно было бы напечатать подобную статью. С появлением сайта эта проблема отпала.

Итак, что же такого написал Я.В.Леонтьев?

На второй странице своего предисловия он утверждает следующее: «Историческими предшественниками ПЛСР были Союз социалистов-революционеров максималистов, впоследствии с ней объединившийся, и заграничный «Союз левых социалистов-революционеров», в который в 1909 г. оформилась крайне левая группа в ПСР Я.Л.Юделевского – В.К.Агафонова. Из числа бывших эсеров-максималистов, организационное обособление которых от ПСР произошло в течение 1906 г., в партию левых эсеров вступили И.К.Каховская, Н.А.Терентьева, К.А.Коренев, А.С.Северов-Одоевский, Б.А.Родзевич, Ф.А.Ривкин и другие. После создания на базе левонароднических организаций «Объединения ПЛСР и ССРМ» в 1922 г. в состав совместного Центрального Бюро (с декабря 1924 г. «Информационного бюро») наряду с левыми эсерами входили такие видные эсеры-максималисты, как Г.А.Нестроев и И.И.Жуковский-Жук. Созданная в конце 1907 г. в Париже первоначально называвшая себя «социалистами-революционерами инициативного меньшинства» группа Юделевского – Агафонова (печатный орган – газета «Революционная мысль») тесно сотрудничала с эсерами-максималистами» (См.: Партия левых социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1917-1925 гг. В 3-хтт. / Т. 1. Июль 1917 г. - май 1918 г. М.: РОССПЭН, 2000. С. 6-7. Далее сноски на это издание приводятся в тексте в круглых скобках).

Представляется, что автор производит подмену понятий.

Да, действительно, «после создания на базе левонароднических организаций «Объединения ПЛСР и ССРМ» в 1922 г. в состав совместного Центрального Бюро (с декабря 1924 г. «Информационного бюро») наряду с левыми эсерами входили такие видные эсеры-максималисты, как Г.А.Нестроев и И.И.Жуковский-Жук».

Это абсолютно верно. Как и то, что в ПЛСР вступили и некоторые бывшие максималисты.

Идеологическую близость эсеров-максималистов и левых эсеров образца 1917 г. (и последующих годов) никто и не отрицает. Но только причем тут группа «инициативного меньшинства» 1909 г., которую он называет «крайне левой группой в ПСР»? (Как мы увидим позже, все, кто анализировал их идеологию, называл их, напротив, правыми и даже не социалистами.)

Однако, по мнению Я.В.Леонтьева, они тут явно «причем», и он прямо утверждает: «Историческими предшественниками ПЛСР были Союз социалистов-революционеров максималистов, впоследствии с ней объединившийся, и заграничный «Союз левых социалистов-революционеров», в который в 1909 г. оформилась крайне левая группа в ПСР Я.Л.Юделевского – В.К.Агафонова (выделено мной – К.М.)».

В подтверждение этого Я.В.Леонтьев, заявляет, что группа Юделевского-Агафонова (из которой и родился «Союз левых с.-р.»), которая возникла в конце 1907 г. в Париже «тесно сотрудничала с эсерами-максималистами (выделено нами – К.М.)» (С. 6-7).

В примечании к последней фразе, Я.В.Леонтьев пишет: «По мнению К.Н.Морозова, «вопрос о влиянии «Союза левых с.-р.» на генезис левых эсеров (в общепризнанном понимании) накануне и в годы Первой мировой войны остается открытым и требует тщательного изучения. Но, по крайней мере, можно констатировать, что ни идейного родства, ни организационной, ни кадровой преемственности нам обнаружить не удалось. Идейно левые эсеры образца 1917 года были скорее близки к максимализму, а в своем отношении к Учредительному собранию и к «буржуазной демократии» в целом резко расходились с основным идейным постулатом лидеров «Союза левых с.-р.» (Морозов К.Н. Партия социалистов-революционеров в 1907-1914 гг. М., 1998. С. 524). Соглашаясь априори с тем, что вопрос действительно требует дальнейшего углубленного изучения, приходится частично отвергнуть аргументы Морозова. Во-первых, на свою преемственность по отношению к «социалистам-революционерам инициативного меньшинства» левые эсеры все же указывали (устами И.Леонтьева-Нечаева); и, во-вторых, одного из лидеров «Союза левых с.-р.» А.А.Карелина – в будущем главного идеолога Всероссийской федерации анархистов-коммунистов, - никоим образом невозможно заподозрить в симпатиях к Учредительному собранию и к «буржуазной демократии»» (С. 33-34).

Итак, пора разобраться с тем, что же представляла из себя группа «инициативного меньшинства», взгляды ее идеологов в «Революционной мысли» и сам «Союз левых социалистов-революционеров», а также их «тесное сотрудничество с эсерами-максималистами». Позволю себе обратиться к своей монографии, из которой Я.В.Леонтьев приводит лишь вывод по данному сюжету (тут же оспорив его), проигнорировав весь материал, на основе которого этот вывод и был сделан. Обращение к собственной монографии - это не дань самомнению, а апелляция к читателю. Пусть читатель сам рассудит нас с Я.В.Леонтьевым. Пусть решит, правомерно ли тот проигнорировал мой анализ взглядов этой группы и ее лидеров, особенностей ее генезиса, дискуссии с «левыми с.-р.» эсеров-максималистов, те характеристики, в которых редакция эсеровского «Знамени Труда» называли их «правыми». Пусть рассудит и сам решит – не является ли это игнорирование сознательным игнорированием всего того, что ломает концепцию Я.В.Леонтьева о «предшественничестве» группы «инициативного меньшинства» ПЛСР.

Итак, позволю себе ряд цитат из своей монографии «Партия социалистов-реовлюционеров ы 1907-1914 гг.», которые содержат сведения и выводы, проигнорированные Я.В.Леонтьевым (не заметить их было весьма трудно, так как они вовсе не рассеяны по тексту, а собраны в один параграф с вполне недвусмысленным названием: «Парижская группа социалистов-революционеров-"инициативного меньшинства"» и ее трансформация в "Союз левых социалистов-революционеров" (1908-1909 гг.))»1: «Генезис «Парижской группы социалистов-революционеров-"инициативного меньшинства"» (далее группа «инициативного меньшинства») неразрывно связан с именем Я.Л.Юделевского - основного ее идеолога и организатора. Янкель Лейзеров (Яков Лазаревич) Юделевский начал свою революционную карьеру студентом в конце 80-х годов, в одном из народовольческих кружков (вместе с К.Р.Кочаровским), члены которого придерживались крайних террористических взглядов2. После ареста и суда он отбывал срок в Иркутской тюрьме, а затем и в ссылке. […] После окончания ссылки Я.Л.Юделевский приехал за границу летом 1900 г., и ему было предложено одновременно с В.М.Черновым вступить в Северный Союз социалистов-революционеров, представленный в эмиграции "Заграничным союзом социалистов-революционеров". […] По словам Юделевского, через год-полтора после своего вступления в Союз он "...к своему удивлению узнал, что образовалась партия социалистов-революционеров, это значит уже нынешняя партия, причем наш союз оказывается включенным в эту самую партию, и мы на правах членов союза являемся также и членами этой партии социалистов-революционеров. Все это было нам сообщено как-то так случайно, мимоходом»3.

Помимо ухудшения личных отношений с Е.К.Брешко-Брешковской, М.Р.Гоцем и В.М.Черновым (а Я.Л.Юделевский, судя по всему, обладал весьма "занозистым" характером), отдалению его от "женевского кружка" в немалой степени способствовала его ярко выраженная антимарксистская позиция. С момента возникновения партии он, не разделяя тех положений эсеровской программы, которые были сформулированы под сильным влиянием марксизма, стал вечным оппонентом В.М.Чернова. Как уже отмечалось, эсеровская партия формировалась из людей, обладавших весьма разными политическими взглядами, и соответственно пытавшихся повлиять на формировавшуюся идеологию и организационное строительство новой партии.

Включился в эту борьбу и Я.Л.Юделевский, причем вел он ее по двум направлениям: идеологическому (печатая статьи в партийной прессе и выступая с рефератами в немногочисленных эсеровских эмигрантских колониях) и организационному. Он активно выступал на съездах заграничных эсеровских групп в 1903 и в 1904 гг., борясь за ограничение полномочий ЦК и расширение влияния заграничных групп. В этой борьбе он был весьма активен и блокировался порой даже с теми эсерами, чьи марксистские взгляды были выражены намного более явно, чем у руководящего центрального кружка (И.А.Рубанович, Н.С.Русанов)4.

Но если подавляющее большинство в большей или меньшей степени сумело наладить впоследствии отношения с руководящим коллективом и вписаться в него, то Я.Л.Юделевский так и остался вечным оппонентом его, в результате чего был оттеснен на периферию партийной жизни. Было бы неверно рассматривать Я.Л.Юделевского как заурядного нарушителя партийного спокойствия с плохим характером. Он всерьез занимался изучением различных течений в европейском социалистическом движении, переводил работы ряда его деятелей. В предреволюционное время наряду с чтением рефератов, выступлениями в партийной печати (где его не очень охотно, но все же иногда печатали), он написал ряд работ, с помощью которых он пытался помешать распространению чересчур марксистских взглядов эсеровской ортодоксии. Брошюры эти были изданы при денежной поддержке немногочисленных сочувствующих. Взгляды, выраженные в них, послужили идейной основой для будущей группы "инициативного меньшинства". Сам Я.Л.Юделевский в это время был практически одинок. В августе 1905 г., когда вся эмиграция собиралась в Россию, он уехал в Аргентину, откуда вернулся только в январе 1907 года. Столь странный поступок, причины которого нам неизвестны, служил поводом для насмешек его оппонентов.

Наплыв за границу разношерстной эсеровской публики, дезориентированной поражением революции и накопившей немало негативных эмоций в адрес руководства партии, создал необходимые условия для того, чтобы "оппозиционность" Я.Л.Юделевского была востребована. Осенью 1907 г. в среде парижских эсеров разгорелся конфликт с руководством "Парижской группы содействия с.-р.", результатом чего стало возникновение самостоятельной "Парижской группы социалистов-революционеров" (к марту 1909 г. численность членов первой достигала 56 человек, второй - 176)5. Руководство партии, дабы не обострять конфликт, решило узаконить существование двух параллельных групп, которые были включены в Заграничную Организацию. По сообщениям заграничной агентуры, причины конфликта не носили идейного характера: "...к концу 1907 г. среди некоторых проживающих в Париже революционеров, близко соприкасавшихся с деятельностью названного комитета (ЦК ПСР - К.М.), возникло неудовлетворение по отношению к лицам, руководившим делами партии. Неудовлетворение это, имевшее своим основанием борьбу за влияние на ход партийных дел и личные счеты, с течением времени обострилось на почве несогласия при разрешении разных мелких вопросов партийной жизни"6.

Возглавили это неоформленное и стихийное движение помимо Я.Л.Юделевского В.К.Агафонов и А.Д.Гнатовский, также начинавшие свою революционную деятельность в народовольческих кружках 80-х годов XIX века. Поиск единомышленников, судя по всему, шел непросто, т.к. даже в оппозиционно настроенной к ЦК "Парижской группе с.-р.", объединявшей не только партийные элементы, но и сочувствующих и входившей в Федерацию Заграничных организаций с.-р., было немного людей, разделявших их взгляды.

"Парижская группа социалистов-революционеров-"инициативного меньшинства"» возникла весной 1908 г. и объединяла лишь часть членов "Парижской группы с.-р.", в идейном плане весьма разношерстной. Ни сама группа "инициативного меньшинства", ни ее орган - "Революционная Мысль", не являлись официальными представителями "Парижской группы с.-р.", а были лишь ее составной частью. Знаменем группы стали призывы к восстановлению традиций "Народной Воли", к очищению партийного миросозерцания от излишеств "марксизации" и изменению на более демократических основаниях отношений между верхами и низами партии. Сочувствовали идеям этого узкого кружка и оказывали ему содействие В.Л.Бурцев, А.Д.Трауберг и В.В.Лебединцев. Арест в феврале 1908 г. Летучего боевого отряда Северной области, часть членов которых и ее руководитель В.В.Лебединцев были идейно и лично близки В.К.Агафонову и Я.Л.Юделевскому, заставил последних перейти к решительным действиям. 16(3) марта 1908 г. на заседании "Парижской группы с.-р." была принята резолюция о существовании провокации в центре партии и образована из членов группы особая Конспиративная Комиссия для расследования причин провала отряда Лебединцева. Резолюция "Парижской группы с.-р." констатировала, что "...провал был, вероятно, результатом систематической провокации, давно, быть может, свившей себе гнездо внутри партии..." и требовала от ЦК "...неотложного расследования причин провала..."7. Эта резолюция и прокламация "Парижской группы с.-р." о наличии в центре партии провокации вызвали у руководства партии раздражение и обвинения членов группы в раздувании эмигрантской склоки.

Члены Конспиративной Комиссии установили контакт с В.Л.Бурцевым и оказывали ему помощь и моральную поддержку. Весной 1908 г. члены Конспиративной Комиссии заявили ЦК о наличии в его среде провокатора, а в августе подали письменную "Записку", где в качестве предполагаемого провокатора назывался Е.Ф.Азеф8.

Игнорирование ЦК партии эсеров выводов Конспиративной Комиссии вело к дальнейшему углублению и обострению противоречий между "Парижской группой с.-р." и ЦК партии.

В апреле 1908 г. руководители "Парижской группы с.-р.", взявшие себе наименование группы "инициативного меньшинства", начали издавать газету "Революционная мысль". В редакционной статье первого номера говорилось о необходимости "... пересмотра нашего теоретического миросозерцания, наших методов борьбы и организации" и провозглашалась цель "Революционной Мысли" - "...оказать посильное содействие этой критической и творческой работе революционной мысли"9. В ряде статей первого и последующих номеров В.К.Агафонов (Сиверский) и Я.Л.Юделевский (Волин, Галин, Липин, Ливин, Ю.Делевский) подробно изложили свои взгляды на современную общественно-политическую ситуацию в России и обосновали необходимость серьезных изменений в тактике, программе и организационной структуре партии. В статье "Карфаген должен быть разрушен!" В.К.Агафонов допускал, что царизму удастся разрушить крестьянскую общину и найти в крестьянстве социальную опору в лице земельных собственников. Утверждая, что "самодержавие уже не имеет корней в народе, они расшатаны и даже вырваны" и оно держится только "лишь силой организации заинтересованных в его существовании групп", В.К.Агафонов заключал - "...с группой, с кучкой возможно бороться другой группе..."10.

Я.Л.Юделевский, вслед за В.К.Агафоновым, также утверждал, что активно и последовательно проводимая Столыпинская аграрная реформа "грозит в достаточной степени поколебать расчеты, которые основаны на вере в революционную миссию общины и порожденную ею психологию" и делает все менее и менее основательной веру в общенародное восстание11. Он видел одну из главных причин неудач партии эсеров в революции 1905-1907 гг. в ожидании всенародного восстания и недостаточной активности и решительности ее самостоятельных действий. По его мнению, эта пассивность партии и ее ЦК порождена засильем марксистских догм в эсеровском миросозерцании, совершенно подавивших "принципы тактики "Народной воли" и теоретические взгляды нашей критико-инициативной школы". По мнению автора, эклектичность программы, в которой доминирует марксизм, подавляющий "инициативную" роль меньшинства, и привела партию к кризису, преодолеть который можно лишь коренным пересмотром программы и миросозерцания. В дело пересмотра миросозерцания, по мысли автора, должны включиться партийные массы, инициатива которых гасла в создавшейся в партии с самого начала "иерархической атмосфере".

Первостепенные задачи, которые поставил Я.Л.Юделевский перед партией - "...развитие теории и практики активного действия инициативного меньшинства, пересмотр теоретического миросозерцания, перевоспитание и реорганизация партии"12.

По мысли идеологов "инициативного меньшинства", террористическую деятельность партии необходимо построить на новых, децентралистских основаниях. Чтобы обезопасить террористическую организацию от центральной провокации и сдерживания ее деятельности близорукими расчетами ЦК, В.К.Агафонов предлагал создать сеть боевых дружин, не связанных между собой и состоящих из близких людей, доверяющих друг другу и действующих самостоятельно на свой страх и риск13. Прообразом подобной организации публицистам газеты, надо полагать, виделся недавно погибший отряд Трауберга-Лебединцева. Возглавивший отряд после ареста Трауберга В.В.Лебединцев назывался "...горячим сторонником революционной миссии инициативного меньшинства"14. Близкие отношения В.В.Лебединцева с лидерами группы подтверждаются и донесениями заграничной агентуры ДП, утверждавшей, что накануне своего последнего отъезда в России он провел 10 дней в Париже, постоянно видясь с М.Ильиным, В.К.Агафоновым и Я.Л.Юделевским15.

Авторы "Революционной Мысли" подвергли критике не только централистский принцип организации БО партии эсеров, но и всю организационную концепцию партии. Один из авторов указывал, что в основе организационных концепций большинства российских партий лежит концепция германской с.-д. партии, действовавшей в легальных условиях. Им указывалось, что соединить задачу организации различных слоев общества на демократических основаниях и необходимость действовать подпольно - весьма сложно. Эсеры, по мнению автора, поставив цель строительства "массовой" партии по западноевропейскому образцу, взвалили на себя невыполнимую задачу. Ведь помимо организации пролетариата, партия эсеров берет на себя задачу и организации крестьянства и подготовку его к всеобщему вооруженному восстанию, и кроме того еще и ведение террористической борьбы. Какую же гигантскую силу, - восклицал автор, - какую всеобъемлющую организацию нужно создать, чтобы при русских условиях, руководя из одного центра, справиться с подобной задачей!

Кроме того, наличие партий вело, наряду с внутрипартийной, к острой межпартийной борьбе, ослаблявшей силу революционного натиска на царизм. Симптоматично, по мнению автора, и противоречие между отношением членов низов разных партий к объединению и раздуванием партийного фанатизма верхами этих партий. Нелегальные условия вели к авторитарности руководства партии, сосредоточивавшим все нити, средства и силы ее. Более того, в годы революции ЦК партии эсеров был просто завален работой, его разрывали на части ходоки с мест, ждавшие приема неделями. Автор статьи показывает, что будучи не в состоянии выполнить задачи управления и руководства партией, находящейся в подполье, концепция массовой партии к тому же таит в себе множество грехов и минусов. Это и самодовлеющий характер корпоративных интересов партии, система централизма, ведущая к исчезновению товарищества и доверия, заменяющая их дисциплиной и подчинением. Это и борьба за влияние и власть в партии, умение приспособиться к требованиям партийной дисциплины и политики, умение лавировать среди различных влияний в партии и т.п. Для того чтобы примирить противоречие между практикой и партийной моралью, создается целая искусственная система, где административный централизм, кооптацию и личную инициативу пытаются примирить с выборным началом и проведением партийных съездов, и где первые в силу невозможности организации демократических выборов и контроля всегда торжествуют16.

Итак, основные идеи группы сводились к следующему:

- допущение возможности успеха Столыпинской реформы, грозящей создать в лице части крестьянства опору режима, оттолкнуть крестьянство от идеи "социализации земли" и от эсеровской партии в целом;

- необходимость в связи с этим коренным образом пересмотреть эсеровскую программу и миросозерцание в целом, убрав оттуда все "марксистские излишества", поставив на центральное место идею "инициативного меньшинства";

- отказ от лозунга "всенародного вооруженного восстания" как принципиально не выполнимого;

- возможность изменения существующего строя не массовым движением, а цареубийством;

- признание основным тактическим средством партии центрального террора и прежде всего - цареубийства;

- перестройка организационной структуры партии на началах децентрализации;

- образование ряда автономных боевых дружин, занимающихся центральным террором;

- образование (или возникновение снизу) ряда партийных групп, ведущих пропаганду среди крестьян, рабочих, в войсках;

- отказ от концепции массовой партии европейского типа и ликвидация всех организационных структур ПСР;

- идейное самоопределение местных эсеровских групп вокруг 2-3-х печатных органов "эсеровской мысли".

Осенью 1908 г., если верить сообщению заграничной агентуры, в Италии состоялась небольшая конференция, устроенная приверженцами идей "инициативного меньшинства" с участием: В.К.Агафонова, Я.Л.Юделевского, В.Л.Бурцева, Овсянникова (Казанский), М.Ильина, доктора Буткевича, Е.Е.Колосова, Черненкова (сына известного публициста-аграрника). На конференции ставилась задача организации "партии настоящих социалистов-революционеров, долженствующих воссоздать старую "Народную Волю", и отмечалась реальная возможность этого в силу "большого наплыва молодежи, желающей возобновить и проводить программу старой "Народной Воли". На этой же конференции рассматривался ультиматум ЦК и организация агитации к ожидаемому приезду Николая II в Италию17.

Группой "инициативного меньшинства" предпринимались попытки организации самостоятельных дружин для подготовки актов центрального террора18.

В целом отношение руководства партии к "Парижской группе с.-р." и "группе инициативного меньшинства" вплоть до разоблачения Азефа было пренебрежительно-насмешливым. Характерно замечание В.М.Чернова, сделанное им в своем выступлении против реферата Я.Л.Юделевского осенью 1908 г. и пересказанное агентурой ДП, что "... ЦК и партия эсеров не считается с такими людьми, как Юделевский, которые живут за границей, занимаются критикой, не зная в то же время, что делается в России, и что пригласили Юделевского на конференцию в Лондон не оттого, что признают его авторитетность, а для того только, чтобы дать возможность делегатам из России лично ознакомиться со взглядами Юделевского»19.

Я.Л.Юделевский в своем выступлении предлагал вотировать необходимость коренного пересмотра миросозерцания, характера революции и ее задач и отбросить иллюзию о всенародном восстании. Кроме того, было необходимо, по его убеждению, признать принцип инициативного меньшинства в политическом перевороте, при сохранении социалистической работы в массах20. Примечательно, что на I Общепартийной конференции, оппонируя В.М.Чернову, Я.Л.Юделевский заявлял: "Неверно, будто "в экономике все мы - марксисты". Лично я, многие товарищи и вообще многие социалисты не разделяют экономической теории Маркса. Ни социалистический Интернационал, на даже официальная программа социалистов-революционеров не требуют никакого признания экономики Маркса"21.

Выступление Я.Л.Юделевского было подвергнуто резкой критике многими участниками конференции, суть которой сводилась к указанию на беспочвенность выводов и заключений докладчика, непонимание сущности процессов, происходящих в общественной жизни России, к неправомерности нападок на ЦК за совершенные им ошибки, к обвинению в сбрасывании вслед за кадетами "со своих плеч "социалистического осла"22.

Когда роль Е.Ф.Азефа как провокатора уже ни вызывала у подавляющего числа его защитников сомнения, группа "инициативного меньшинства" стала настаивать перед руководством партии, чтобы ликвидация Е.Ф.Азефа была поручена ей. Члены группы строили различные планы и выражали сомнения в способности ЦК ликвидировать провокатора. Но руководство ЦК, в свою очередь, категорически не хотело иметь никаких дел с группой в этом деле.

Разоблачение, а затем и бегство Е.Ф.Азефа совершенно скомпрометировали ЦК и доказывали правоту в этом вопросе группы "инициативного меньшинства" и соответственно усиливали их позиции в борьбе с центром. И, действительно, после бегства Азефа группа "инициативного меньшинства" и "Парижская группа с.-р." пытались использовать ситуацию для реализации своих далеко идущих планов. В принятой 8 февраля 1909 г. резолюции "Парижской группы с.-р." требовался созыв Совета Партии и создание Ликвидационно-Учредительной комиссии, которой принявший отчет и отставку ЦК Совет Партии должен был передать все дела. Круг задач Ликвидационно-Учредительной комиссии, согласно резолюции, включал в себя: а) проведение всестороннего расследования особой следственной подкомиссией, а в случае необходимости и образования судебного трибунала; б) временное управление делами партии отдельной подкомиссией; г) организация съезда партии23.

Но состоявшаяся в конце марта 1909 г. третья конференция групп содействия ПСР, созванная по инициативе Областного Заграничного Комитета, направила события в другое русло. Значительная часть делегатов оказалась враждебной новациям группы "инициативного меньшинства" и "Парижской группы с.-р.", что привело к острым конфликтам и заставило делегацию "Парижской группы с.-р." покинуть конференцию. Принятые конференцией в отсутствие представителей "Парижской группы с.-р." резолюции, хотя и использовали терминологию и кое-какие частные предложения последней, но по существу отвергали все их идеи и замыслы24. Конференция также заявила, что газета "Революционная Мысль" не выражает мнения какой бы то ни было из организаций, входящих в состав федерации, и является органом непартийным25.

В резолюции Парижской группы с.-р. от 6 мая, обращенной "Ко всем социалистам-революционерам", заявлялось, что она "будет продолжать свою работу и борьбу впредь, не обращая внимания на уколы бывших защитников Азефа и тех тревожных нравов в Партии, которые взлелеяли центральную провокацию и привели Партию на край гибели"26.

В резолюции собрания "Парижской группы с.-р.", состоявшегося 17 июня 1909 г., констатировалось, что результаты III конференции заграничных организаций и Y Совета партии свидетельствуют о том, что "всякие надежды на возрождение партии, в рамках ее официальной организации, должны быть окончательно оставлены...". И поэтому "Парижская группа с.-р." выходит из состава Заграничной Федерации групп содействия ПСР и будет устанавливать связи с партийными организациями в России, "солидарными с нею в организационном и идейном отношении"27.

В июльском номере "Революционной Мысли" было объявлено о создании "Союза левых социалистов-революционеров". В письме в редакцию группы эсеров под названием "Почему мы вступили в "Союз левых социалистов-революционеров", заявлялось о выходе из партии эсеров. Причиной этого шага назывались принципиальные разногласия по вопросам организационного строительства и идейного миросозерцания партии. Авторы говорили о гибельности для партийной организации заложенной в ее структуре централизации и призывали к ее перестройке на началах автономии и федерации. Кроме этого, они считали неприемлемым засилье марксистских тенденций в миросозерцании и обосновании программы, где признание творческой роли личности и действия инициативного меньшинства совершенно подавлено "грудою устарелых марксистских догматов, отводящих первое место стихийным процессам и стихийной классовой борьбе". Авторы выступили против разграничения программы на минимум и максимум, т.к. только в борьбе "... смогут выясниться те границы, те пределы, на которых мы сможем остановиться..." Третий пункт расхождения авторы видели в различном отношении к террору, как в сфере его применения, так и организационного строительства боевых дружин28.

Областной Заграничный комитет с.-р. на своем заседании от 25 июня исключил "Парижскую группу с.-р." из состава заграничной федерации с.-р., а ЦК партии эсеров в заявлении от 11 августа объявил об исключении из партии тех членов "Парижской группы с.-р.", которые не подадут в месячный срок заявления в ЦК о своем выходе из группы29.

Последующая судьба "Союза левых с.-р." не совсем ясна и требует дальнейшего изучения. Потерпев поражение на III конференции Федерации и Y Совете партии (куда не попал ни один их представитель), оппозиционные элементы не смогли повлиять на процесс реорганизации партии и перевыборы ее руководства. Изолированные от местных партийных организаций, они превратились в кружок лиц. По агентурным данным Заграничной охранки, во главе "Союза" стояли В.Л.Бурцев, Я.Л.Юделевский, В.К.Агафонов, А.А.Карелин, причем последний в ноябре 1909 г. в результате раскола "Парижской группы с.-р." увел из нее 32 человека, часть из которых затем вернулась назад. Программа группы Карелина расходилась с программой "Союза" и эволюционировала в сторону анархизма30. Появившаяся в Париже в 1912 г. газета "Молот. Орган группы вольных социалистов" являлась продуктом деятельности остатков группы Карелина. "Вольные социалисты", объявляя - "Мы - социалисты. Мы - революционеры", - ставили перед собой задачу "подготовления знающих боевых элементов будущей революционной армии" и подробно комментировали процессы, происходящие в партии эсеров и в среде анархистов31.

От имени "Парижской группы социалистов-революционеров" в 1911 г. была издана брошюра Я.Л.Юделевского "Суд над Азефщиной". Юделевский приводил в ней интересные факты о работе "Конспиративной Комиссии Парижской Группы с.-р. "инициативного меньшинства", но умалчивал о современном состоянии дел "левой оппозиции"32.

Характерно, что анализу взглядов группы "инициативного меньшинства" и ее органа "Революционной Мысли" за полтора года ее существования на страницах центрального органа партии эсеров "Знамени труда" посвящены всего лишь две статьи. Первая, помещенная в ноябре 1908 г., не содержала точных оценок данного течения, а в стиле "мягкой критики" доказывала ошибочность посылок и выводов его сторонников. Достаточно справедливо отмечалось, что необходимость пересмотра теоретического миросозерцания надо доказать на деле, т.е. "попросту произвести пересмотр, а потом уже говорить о нем"33.

Лишь после выхода "группы" из партии в "Знамени труда" была дана четкая и ясная ее оценка. Крайне важно, что автор статьи "Развал или консолидация" утверждал, что "никаких партийных организаций никогда ни за этим органом, ни за выделившейся группой не стояло, и никакая партийная организация вместе с вышедшими не откололась и за ними не пошла"34. В статье констатировалось, что концепция группы несоциалистична и суть ее - в построении чисто политического переворота террористическими средствами; давалась характеристика этой концепции как своеобразного "кадетского терроризма" или "террористического кадетизма"35. Автор утверждал, что уход из партии отдельных элементов - или выбитых из колеи революцией, или попавших в партию по недоразумению - лишь очищает и укрепляет ее, ведет к ее консолидации.

Интересна характеристика В.М.Чернова, сделанная им еще в августе 1908 г. во время выступления Я.Л.Юделевского на I Общепартийной конференции, в своих черновых набросках: "Синтез соц.-рев. с кадетизмом"36. В.М.Чернов, применявший название "кадет с бомбой" в адрес Е.Ф.Азефа, а также группы "инициативного меньшинства", заявлял в 1910 г. членам ССК, что точки зрения Е.Ф.Азефа и Я.Л.Юделевского "...были кое в чем очень близки: это полное признание социализма как теоретического идеала, но в то же время как там, так и здесь социализм не имел для России того действенного характера, который он имел для нее в миросозерцании громадной массы социалистов-революционеров..., в то время, как для некоторой части социалистов-революционеров и эта часть далеко не ограничивалась только Азевым - это была революция в конце концов только политическая, которая только открывает широкую дорогу для дальнейшего развития и обострения социальных противоречий". По свидетельству Чернова, уже после разоблачения Азефа Б.В.Савинков говорил ему: "Вы должны знать, что собственно настроение большинства боевиков ближе выражается "Революционной Мыслью", чем вами, они больше значения придают непосредственным революционным факторам, переносят центр тяжести больше на террор, чем на какой-нибудь другой вид партийной работы"37.

С.Н.Слетов в "Очерках по истории ПСР", касаясь вопроса об идеях периода распада народовольчества, отмечал, что проповедь "Свободной России" и "Народовольца", видевших причины разгрома в недостатках организации, ее централистском типе, считавших, что в России нет никаких иных задач, кроме чисто политических, крайне "характерна не только для пореволюционной мысли, но, как мы знаем, ее перепевы преемственно доходят до наших дней, скрываясь во времена подъема и всплывая в годы затишья... Прямыми продолжателями или наследниками этих последышей народовольчества являются и современные нам "Революционная Мысль" и "Общее Дело". Как теперь, так и тогда критические пересмотры "программы, тактики и организационного вопроса" с узкой точки зрения личных ошибок и прегрешений не вели ни к чему"38.

Внешнее сходство между "Союзом левых с.-р." и "Союзом с.-р.-максималистов", выражавшееся в требовании максимально активной террористической борьбы, в неприятии легальных форм работы, в склонности к децентралистским принципам построения организации, отказе от деления партийной программы на программу-минимум и программу-максимум, вело к тому, что некоторые современники и историки расценивали "Союз левых с.-р." как некую разновидность максимализма, своеобразный неомаксимализм. В.И.Ленин, анализируя взгляды "Революционной Мысли", писал: после исчезновения максимализма "мы видим возобновление родственного ему течения в новом костюме"39.

В современной историографии ясной и развернутой оценки характера "Союза левых с.-р." нет. М.Хильдермайер для характеристики взглядов группы "инициативного меньшинства" использует термин - "неомаксималисты"40. Исследователь максимализма Д.Б.Павлов отмечает, что к концу 1907 г. в партии эсеров оформилось направление, которое, хотя и не разделяло программных положений максимализма, близко подошло к нему в области тактики, что вело к сближению максималистов-эмигрантов с левоэсеровскими группами41.

Точка зрения о "неомаксималистском" характере группы "инициативного меньшинства" и "Союза левых с.-р." помимо несовпадения их программных постулатов с постулатами максималистов опровергается также позицией максималистов, высказанной в "Открытом письме в редакцию "Революционной Мысли" и в брошюре Г.Нестроева. "Открытое письмо..." группы эсеров-максималистов было помещено в N 6 "Революционной Мысли"42. В нем ставился ряд вопросов, адресованных левым эсерам, что было необходимо максималистам для решения вопроса о том, кто же такие «левые» с.-р.-социалисты, "социалисты ли, считающие, что "нет граней возможного, нет пределов достижимого", а следовательно должные во всякий данный момент бороться за социалистический переворот, стремящиеся к социальной революции, или только политические радикалы, считающие, что "только в борьбе, только в работе смогут выясниться те границы, те пределы, на которых мы можем остановиться"»43.

Максималисты заявляли, что выбранная идеологами "Революционной мысли" тактическая форма борьбы - "сокрушение русского абсолютизма и передача власти народной демократии силами инициативного меньшинства - уже осуждена была не раз и историей России и историей других народов"44. Осудили они и идею создания временного революционного правительства, опирающегося на "все живые силы страны". Максималисты спрашивали, что вообще понимает «инициативное меньшинство» под "народной демократией"? Максималисты, придерживаясь разделяемого многими социалистами мнения о том, что "самодержавие связано тысячью нитей со всеми эксплуататорскими силами страны", делали вывод о том, что любая политическая революция есть в то же время и экономическая. Они писали: «Для нас, с.-р. максималистов, ни ваша политическая революция, ни ваш метод "овладения механизмов власти" неприемлемы»45.

Один из теоретиков максимализма Г.Нестроев год спустя писал: "В то время, как инициативное меньшинство, в понимании с.-р. максималистов, - кость от кости и плоть от плоти народа, - состоит из меньшинства революционно-социалистической интеллигенции, пролетариата и трудового крестьянства, количественно довольно значительно, действует в народе, проникнутом трудовой психикой, подготовляет народные группы на местах, которые в момент революции смогли бы быть авангардом народного восстания, организовывает боевые выступления единичные и массово-партизанские, чтобы примером учить народ бороться и втягивать его в активную борьбу, - инициативное меньшинство левых социалистов-революционеров есть революционно-социалистическое меньшинство, захватывающее власть у самодержавия для народа, который осуществляет после победы этого меньшинства реформы, соответственно состоянию его сил. ...Социальная революция совершается только массой"46.

Отвечая на "Открытое письмо" группы максималистов, Я.Л.Юделевский писал: "...борьба за демократию и за политическое освобождение есть одна из основных обязанностей социалиста, даже независимо от значения демократии, как орудия преобразований экономических. ...Завоевание демократии ознаменуется прежде всего полным по возможности перемещением в руки народа механизма государственной власти... Завоевание демократии позволит, вслед за политическим переворотом, осуществить максимум социальных преобразований, соответствующих требованиям социалистической программы, максимум, мыслимый при данном состоянии сил и сознаний. Дальнейшее строение народной жизни на началах, осуществляющих программное приближение к светлому идеалу, будет победным шествием социализма, питаемого здоровою культурою демократии и творческими силами народа...

...Не будем же идеализировать ни исторического процесса, ни себя, ни своих сил, ни народных масс, ни крестьянства, ни пролетариата. Не будем настаивать на том, что логически возможное, раз оно для нас желательно, станет фактически возможным. Будем учитывать вероятность.

...Но демократия есть демократия; буржуазною она становится лишь вследствие недостаточной сознательности масс. Существенная черта демократии заключается в том, что помимо неприкасаемости личности и всевозможных свобод, в демократии воля народа, выраженная непосредственно или через народных представителей, становится законом.

Наша экономическая программа! Это - программа, общая всем социалистам, программа, требующая полного устранения эксплуатации, порабощения и социального неравенства. Она требует, наконец, осуществления в каждый момент максимума преобразований, приближающих к полному осуществлению конечных целей социализма и соответствующих данному состоянию сил и сознаний.

...Для русских социалистов осуществление их программы начинается с момента завоевания демократии; поэтому борьба за демократию имеет для них характер безусловной обязательности и необходимости, что касается экономических требований, то социалисты воспитывают народ на программе общесоциалистической, с разъяснением условного характера экономических требований, в зависимости от состояния сил и сознаний в момент завоевания демократии и в моменты последующие; оно именно, состояние сил и сознаний, определяет характер и степень полноты обобществлений и в каждый данный момент"47.

Таким образом, идеологи "Союза левых с.-р." ясно и недвусмысленно давали понять, что являясь социалистами, в качестве непреходящей ценности, а также основы, базы для постепенного движения к социализму они считают политическую демократию, а сами социалистические преобразования, затрагивающие основы экономики - условной, зависящей от степени готовности к ним общества. Подобная позиция вступала в резкий диссонанс даже с позицией ортодоксальных эсеров, не говоря уже о максималистах.

Принципиальнейшее расхождение их позиции с догмами максимализма, в своем радикализме признававшего лишь относительную ценность политической демократии, хорошо видно из ответа редакции "Революционной мысли" Г.Нестроева. Он писал: "Наше заявление, что буржуазная демократия "не облегчает социалистический переворот, а лишь его затрудняет", вызвало бурю негодования товарища А.Волина, упрекнувшего нас в реакционном шаге назад к идеологии 70-х годов...

...Но левые с.-р. признают исключительно законные легальные формы борьбы при ее (демократии - К.М.) господстве, что следует даже из отсутствия прямого ответа на прямо поставленный нами вопрос: "какова будет тогда ваша тактика? С террором или без него?"

Левые с.-р. полагают, что при господстве буржуазной демократии они добьются парламентским и другими легальными путями социализма - социализации земли, фабрик, заводов по требованию народа, воля которого, как будто, может быть выражена через посредство органов и учреждений, функционирующих в возможно более полной демократии. Они становятся, таким образом, на путь ревизионизма, реформизма, но не революционного социализма.

...Вы минималисты!.. И ничем не отличаетесь в этом вопросе от ортодоксальных социалистов-революционеров. По отношению же в России нужно помнить одно, что для русского народа "свободы" как ценность, находятся в прямой зависимости от конкретно-осязаемого, получаемого народом вместе со "свободой"48.

Попутно отметим, что Г.Нестроев подверг критике не только программные установки "левых с.-р.", но и их идею создания децентрализованных боевых дружин, утверждая, на опыте террористической деятельности максималистов, что этот тип организации является не очень эффективным для проведения крупных актов центрального террора49.

Итак, каков же характер взглядов группы "инициативного меньшинства", а затем "Союза левых с.-р."? Имеющиеся характеристики весьма многообразны и зачастую взаимоисключающи. Не только они сами, но и современники называли их "левыми", "левой группой", "левыми с.-р."50. В то же время В.Л.Бурцев, взгляды которого имели немало точек соприкосновения со взглядами Я.Л.Юделевского, В.К.Агафонова и А.Д.Гнатовского (но Бурцев не был социалистом), говорил, что они "были скорее правыми эсерами"51. Как уже отмечалось, ортодоксальные эсеры характеризовали их как "политических радикалов", "кадетов с бомбой", а их взгляды, как "синтез соц.-рев. с кадетизмом", "кадетский терроризм" или "террористический кадетизм". Ряд современников и историков увидел в них своеобразный "неомаксимализм". Сами же максималисты поспешили откреститься от подобных "родственников", обвинив их в "минимализме", а также в движении по пути "ревизионизма, реформизма, но не революционного социализма".

Представляется возможным дать несколько иную характеристику их воззрениям. Прежде всего, на наш взгляд, нет достаточных оснований, как это делалось ортодоксальными эсерами, отлучать их от "социалистической церкви". Несмотря на отрицание, а точнее неверие в массовую борьбу (и сдержанную веру в творческие потенции трудящихся), по конечным целям, которые они ставили и признавали вслед за всеми социалистами, они без сомнения являются социалистами, а не "политическими радикалами". Логика их обвинителей понятна и те ярлыки, которые они им наклеивали, вполне справедливы, но лишь в их системе координат и воззрений.

Отказ "левых с.-р." от общей для подавляющего числа современных им социалистов (не только эсеров и максималистов, но и социал-демократов и народных социалистов) аксиомы "все для народа, все через народ", когда действие без народных масс означало в их глазах отказ от основного принципа международного социализма и важнейшего критерия социалистичности, логично толкало оппонентов "левых с.-р." из социалистического лагеря к обвинениям их в "несоциалистичности", "политическом радикализме" и т.д. Но эта аксиома, во второй ее части была чужда "левым с.-р." и чужда совершенно не случайно.

В.М.Чернов справедливо говорил о том, что и народничество, и народовольчество, и эсеровская концепция суть "...точка пересечения влияний международной социалистической мысли и самостоятельного ориентирования в особенных условиях России"52. Представляется, что концепция "левых с.-р." (подобно большинству социалистических концепций в России) также есть подобная "точка пересечения". Во взглядах Я.Л.Юделевского и В.К.Агафонова не следует видеть лишь перепевы, рецидивы старого народовольчества и народовольческих кружков 80-х годов XIX века, а их самих считать "законсервированными" народовольцами, зовущими к "Народной воле" в совершенно изменившихся исторических условиях.

В их концепции (а точнее лишь схеме, т.к. теоретически она была весьма не проработана) влияние "международной социалистической мысли" - а доминирующим в ней в это время был марксизм - было сознательно приглушено, и, напротив, усилены элементы народнического "самобытничества". Не принимая марксистской социологии истории, они соответственно скептически относились и к закономерному ходу истории, и к роли пролетариата, да и к роли народных масс в целом, логично выводя отсюда и необязательность необходимых условий и массовых политических партий, массовой политической борьбы, всенародного вооруженного восстания и т.д. Впрочем, необходимо отметить, что отрицание марксистских взглядов на социологию истории, вполне логично вело к подобным взглядам. Судя по всему, "левые с.-р." пытались создать новую (в которой легко угадывалось многое из еще не забытого старого - народовольчества) оригинальную концепцию, отличную и от концепций анархистов, и социал-демократии, и эсеров-ортодоксов, и эсеров-максималистов, и энесов. Но концепцию, отличную и от концепции народовольчества и народовольческих кружков эпохи его упадка. Идеологи "левых с.-р." взяли оттуда и усилили идею "инициативного меньшинства", роль террора как инструмента влияния на политическую трансформацию режима, но используя все эти элементы, они создали их новую комбинацию. Их «радикализм» противоречив и парадоксален. С одной стороны, он несомненен, хотя бы в их решимости террористическими ударами вызвать политическую трансформацию режима. С другой, - признавая приоритетность, самоценность демократии (в том числе и буржуазной) и готовность работать совместно "со всеми здоровыми силами страны", лишь в легальных рамках и мирных формах, они намного менее радикальны, чем даже социал-демократы, отрицавшие тактику индивидуального террора, но готовые на попрание законов и учреждений "буржуазной" демократии (самоценность которой они отрицали) ради пользы революции и пролетариата.

И в этом смысле "левые с.-р.", конечно, являлись "правыми" социалистами, встающими "на путь ревизионизма, реформизма" и отодвигающие момент социалистического переустройства общества в весьма туманную даль. Более того, не говоря об этом прямо, они давали понять, что задачи подобного переустройства для них вообще вторичны, осуществимы лишь при определенных условиях, а первичны - завоевание и укрепление политической демократии, что с точки зрения не только максималистов, эсеров-ортодоксов, но даже социал-демократов обеих фракций - ересь, недостойная социалиста.

В заслугу "левым с.-р.", пожалуй, можно поставить то, что они намного раньше поняли и ясно сформулировали, что демократия - это и душа социализма, и его база, и база поступательного развития общества в целом. В этом смысле они проявили большую историческую дальнозоркость и политический реализм, чем их многочисленные оппоненты, которые, впрочем, небезосновательно, критиковали их за упрощенные взгляды на природу самодержавия, за большие надежды на цареубийство и т.п.

Вопрос о влиянии "Союза левых с.-р." на генезис левых эсеров (в общепризнанном понимании) накануне и в годы Первой мировой войны остается открытым и требует тщательного изучения. Но, по крайней мере, можно констатировать, что ни идейного родства, ни организационной, ни кадровой преемственности нам обнаружить не удалось. Идейно левые эсеры образца 1917 года были скорее близки к максимализму, а в своем отношении к Учредительному собранию и "буржуазной демократии" в целом резко расходились с основным идейным постулатом лидеров "Союза левых с.-р.".

Несмотря на то, что взгляды "Союза левых с.-р." не нашли поддержки в партии, и сам он серьезно не повлиял на ее дальнейшую судьбу, надо отметить, что в его критике принципов построения эсеровской программы и организации имелись и серьезные аргументы. На наш взгляд, лидеры "Союза" были во многом правы, говоря о невозможности существования массовой партийной организации западноевропейского типа в нелегальных российских условиях. Несомненно, доля истины имелась и в указании на эклектизм миросозерцания как источник тактических метаний и фракционных расколов в партии. Об этом много и часто любили говорить социал-демократы, и это рассматривалось эсерами как дежурный, избитый аргумент. Но в 30-х г. понимание этого пришло к части эсеров, отнюдь не сочувствующих идеям "Союза". В частности, В.В.Руднев указывал на эклектизм программы как причину откола левых эсеров в 1917 г. и призывал очистить программу от марксизма. А Я.Л.Юделевский в письме другому видному эсеру Е.Е.Лазареву от 24 мая 1932 г. писал: "Вполне согласен с Вами об опасности вырождения социализма под влиянием марксизма..." и призывал к объединению тех, "...которые понимают и сознают необходимость действовать"53. Вывод В.В.Руднева, сделанный в 1935 г., что "...целью пересмотра может быть только тщательное очищение революционно-народнического миросозерцания от чужеродных примесей, главным образом, марксистских, его углубление и укрепление во всем его своеобразии и самобытности"54, повторял основной тезис "Союза левых с.-р.".

Оценивая деятельность группы "инициативного меньшинства", позже трансформировавшейся в "Союз левых с.-р.", нужно отметить, что их попытки пересмотра эсеровской доктрины и тактики серьезного понимания и поддержки в партии не встретили, чем обрекли эту группу на распад и забвение. Строго говоря, их миросозерцание не являлось чисто эсеровским, а было скорее доэсеровским и противоречило основным догматам эсеровской, "черновской" парадигмы народничества. В этом их коренное отличие от «правых эсеров» группы "Почина", выросших из этой парадигмы (или переросших ее). Основная причина обреченности "Союза левых с-р" заключается в том, что в условиях сложившейся партийной программы и партийной организации их идеи имели мало шансов на победу (хотя в те или иные моменты имели приверженцев в партии). Численность "Союза" не превышала двадцати-тридцати человек и состояла, по замечанию одной эсерки, "лишь из говорунов неработоспособных"55. Это обстоятельство усугублялось еще и тем, что в условиях эмигрантской изоляции им крайне сложно было апеллировать к местным партийным организациям, т.к. , с одной стороны, любая поездка в Россию была чревата арестом, с другой - почти все нити связей с парторганизациями находились в руках ЦК, с третьей - нехватка финансов сковывала любые практические начинания. Эсеровская эмиграция даже в лице ее руководящих органов была почти изолирована от еще влачащих по большей части жалкое существование местных организаций.

В партии взгляды приверженцев "инициативного меньшинства" почти единодушно были охарактеризованы как "политический радикализм" и кроме кучки недовольных верхами сторонников не имели. Но возникновение группы было закономерным явлением, вытекавшим из особенностей генезиса партии, вобравшей в себя идеологически разнородные элементы. Представляется, что несмотря на неприятие их взглядов подавляющей частью «ортодоксальных эсеров», у группы «инициативного меньшинства» нашлось бы намного больше приверженцев, если бы во главе группы стояли люди, подобные А.Д.Траубергу, В.В.Лебединцеву (сочувствовавших идеям группы и имевших авторитет за свою решимость идти до конца). Симптоматично и приведенное выше свидетельство В.М.Чернова о словах Б.В.Савинкова, что позиции «Революционной мысли» были ближе боевикам, чем позиции «ортодоксов». Несомненно, что оценки членов группы как «говорунов неработоспособных», да такие странные поступки, как отъезд Я.Л.Юделевского летом 1905 г. (более чем на год) вместо России в Аргентину, отпугивали от них людей, идейно более или менее склонных с ними согласиться.

Несомненно что идеи «постройки партии заново» на условиях автономии и федеративных начал были близки и С.Н.Слетову и С.Ф.Михалевичу, и некоторым российским эсерам, но вряд ли люди подобного склада стали бы сотрудничать с людьми, подобными Я.Л.Юделевскому. Но многое из аргументов группы «инициативного меньшинства» против центра (порой чуть ли не дословно) мы увидим в годы войны на страницах оппозиционных партийной верхушке изданий «Второй парижской группы содействия ПСР» и ее органа - газеты «группы с.-р.» «Наше эхо». По сведениям Департамента полиции, одним из руководителей газеты (выходила с апреля 1915 г.) являлся В.К.Агафонов, а ее направление определялось агентурой как борьба «с центром партии с.-р. и в особенности с Заграничной Делегацией»56. Характерно, что члены «Второй Парижской группы содействия ПСР» и руководители ее органа «Наше эхо» не имели общей позиции по отношению к войне, а объединяло их лишь неприятие «центра партии», что заставило одного из руководителей газеты Полушкина покинуть свой пост, заявив, что газеты «должна иметь известное направление, а не заниматься личными дрязгами»57.

Наличие новых имен в руководстве «Второй Парижской группы содействия ПСР» и его органа, а также разнородность их позиций свидетельствует, на наш взгляд, о том, что из идей группы «инициативного меньшинства» для новых «оппозиционеров» приемлемой оказалась лишь критика центра партии.

Итак, как нам кажется, все вышесказанное позволяет обосновать вывод (против которого возражает Я.В.Леонтьев), что группа с.-р «инициативного меньшинства», трансформировавшаяся затем в «Союз левых с.-р», несмотря на свое название, не может считаться идейной предшественницей ПЛСР.

Разберем два аргумента, которые Я.В.Леонтьев использует для опровержение данного вывода. Он пишет: «Во-первых, на свою преемственность по отношению к «социалистам-революционерам инициативного меньшинства» левые эсеры все же указывали (устами И.Леонтьева-Нечаева)» (С. 44).

Я.В.Леонтьев не дает сноски на высказывание И.Леонтьева-Нечаева, но напрашивается вывод, что речь идет об «Очерке возникновения партии левых социалистов-революционеров», который включен в сборник в качестве приложения (См. с. 695-700).

Ну что ж, грех не воспользоваться авторитетным свидетельством левого эсера И.Леонтьева-Нечаева, сделанным, можно сказать, по горячим следам в мае 1918 г. и, по мнению Я.В.Лентьева, являющимся указанием левых эсеров на «свою преемственность по отношению к «социалистам-революционерам инициативного меньшинства»». И.Лентьев-Нечаев всему этому сюжету - «предшественничеству» группы «инициативного меньшинства» - посвятил два предложения: «За годы реакции подготовилась почва того раскола, признаки которого имелись уже задолго до революции 1917 года. Разделение на правое и левое крыло в партии, стремление отдельных групп ее к легализму, появление группы «починовцев» и выделение оппозиции – группы «Революционной мысли» - таковы основные черты расслоения единой некогда партии» (С. 695).

Позвольте, но разве из этого следует что-либо другое, кроме констатации появления в ПСР левого и правого крыла, а также появления группы «починовцев» и выделения оппозиции – группы «Революционной мысли»? При этом нельзя не заметить, что последняя не называется ни левой, ни предшественницей ПЛСР. Позвольте спросить, разве на подобной констатации И.Лентьева-Нечаева правомерно базировать тот категорический вывод, который сделал Я.В.Леонтьев ?

Конечно, по большому счету нельзя исключать, что у И.Леонтьева-Нечаева было другое высказывание о группе «инициативного меньшинства» как «предшественнице» ПЛСР. Но тогда пусть Я.В.Леонтьев его приведет, а то складывается впечатление, что в данном случае он то ли действовал по поговорке «Когда нельзя, но очень хочется, то можно», увидев в словах И.Леонтьева-Нечаева то, чего там нет, то ли просто не понял их, то ли забыл перечитать их, когда писал предисловие.

Другой аргумент Я.В.Леонтьева - «… и, во-вторых, одного из лидеров «Союза левых с.-р.» А.А.Карелина – в будущем главного идеолога Всероссийской федерации анархистов-коммунистов, - никоим образом невозможно заподозрить в симпатиях к Учредительному собранию и к «буржуазной демократии»» (C. 43-44), не намного серьезнее, чем первый.

Мы уже выше отмечали, что да, действительно, по агентурным данным Заграничной охранки, во главе "Союза" стояли В.Л.Бурцев, Я.Л.Юделевский, В.К.Агафонов, А.А.Карелин, причем последний в ноябре 1909 г. в результате раскола "Парижской группы с.-р." увел из нее 32 человека, часть из которых затем вернулась назад.

Да, действительно программа группы Карелина расходилась с программой "Союза" и эволюционировала в сторону анархизма58. Появившаяся в Париже в 1912 г. газета "Молот. Орган группы вольных социалистов" являлась продуктом деятельности остатков группы Карелина. "Вольные социалисты", объявляя - "Мы - социалисты. Мы - революционеры", - ставили перед собой задачу "подготовления знающих боевых элементов будущей революционной армии" и подробно комментировали процессы, происходящие в партии эсеров и в среде анархистов59.

Да, действительно, как пишет исследователь анархизма В.Кривенький, А.А.Карелин «…в 1911 официально покинул ряды эсеров, перешел к анархистам, сблизился с Кропоткиным»60.

Разве не очевидно (и это я всячески подчеркивал), что Парижская группа создалась из разнородных в идеологическом плане элементов, в том числе и таких людей, как А.А.Карелин. Но разве удалось ему свои взгляды сделать официальными взглядами группы «инициативного меньшинства»? Разве его взгляды излагались в течение двух лет на страницах «Революционной мысли»? Мы вряд ли ошибемся, если предположим, что А.А.Карелин и ушел-то из «Союза левых с.-р.», похоже, из-за того, что оказался неспособен сделать свои взгляды взглядами Союза. Ну, хорошо, он увел с собой ряд членов «Парижской группы с.-р.» (даже не Союза с.-р.) и что же? Дело даже не в том, что часть из них вернулась назад. Дело в том, что он, попытавшись создать нечто действительно новое и действительно левое по идеологии (а об этом свидетельствует содержание «Молота»), не нашел сколько-нибудь достаточного отклика в эсеровской среде. Достаточного, чтобы закрепиться в ней и сохранить свою эсеровскую физиономию. Почему Я.В.Леонтьев не хочет видеть, что столь стремительная эволюция к анархизму (и если бы только идейная), и приход в ряды анархистов - это лучший пример того, что те действительно левые элементы, которые были в «Союзе левых с.-р.», но не влияли на его идеологию, оказались вне его, причем по собственной инициативе, но не смогли построить левую эсеровскую группу из-за отсутствия поддержки эсеровской среды?

Почему Я.В.Леонтьев не хочет видеть, что и «Союз левых с.-р.» вскоре перестает существовать, зато в 1914 г. возникает «Вторая парижская группа содействия ПСР» и ее печатный орган - газета «группы с.-р.» «Наше эхо»? Одним из руководителей газеты (выходила с апреля 1915 г.) являлся В.К.Агафонов, а ее направление определялось агентурой как борьба «с центром партии с.-р. и в особенности с Заграничной Делегацией»61. Я уже отмечал, что на ее страницах присутствовали многие аргументы группы «инициативного меньшинства» против центра (порой чуть ли не дословно), но в высшей степени важно, что члены «Второй Парижской группы содействия ПСР» и руководители ее органа «Наше эхо» не имели общей позиции по отношению к войне, а объединяло их лишь неприятие «центра партии».

Вот она - магистральная линия эволюции «Союза левых с.-р.» - главное, что объединяет ее членов - это неприязнь к партийному центру, а идеологически они опять разные, причем даже в большей степени, чем раньше, так как не рискуют определить свое отношение к войне – главному пункту для самоопределения социалистов в это время. Но ведь это же тупик и политическая смерть для любой идейной внутрипартийной группы!

Вот он - логический конец пути «Союза левых с.-р.», и причем тут, позвольте спросить, левые эсеры, зарождение, которых, как известно, приходится на годы войны? Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что они, как черт от ладана, шарахались от «Второй Парижской группы содействия ПСР» и ее газеты «Наше эхо» в качестве своих «предшественников». Тем более, что некоторые из этих «зарождающихся» левых эсеров-интернационалистов, вроде того же М.А.Натансона, как раз и входили в этот самый ненавистный для бывших членов «Союза левых социалистов- революционеров» «центр партии» (в любом случае ни Б.Д.Камков, ни А.М.Устинов, ни многие другие вовсе не были партийными «изгоями», как были ими бывшие члены «Союза левых социалистов- революционеров»).

Подытоживая, нельзя не выразить удивления тем, как Я.В.Леонтьев сделал вывод о тесном сотрудничестве «левых с.-р.» и эсеров-максималистов в 1909-1910 гг., и главное, вывод о том, что и те и другие являются предшественниками ПЛСР, когда сами эсеры-максималисты четко и вполне недвусмысленно ответили на вопрос о своем «родстве» с группой инициативного меньшинства. Буквально на следующих после процитированных Я.В.Леонтьевым страницах моей книги рассказывается о публичной дискуссии, устроенной эсерами-максималистами, не пожалевшими денег на издание брошюры, главной задачей которой и было разобраться в степени подобного родства. Эта дискуссия, в которую вступила и группа «инициативного меньшинства», лучше всего отвечает на вопрос и об отношении максималистов к «левым», и о характеристиках, которые они им выдали в завершение дискуссии, да и вообще позволяет лучше разобраться в вопросе: «правые» или «левые » «левые с.-р.», родившиеся из группы «инициативного меньшинства».

Конечно же, напрашивается вопрос: а почему Я.В.Леонтьев не заметил этой дискуссии, как, впрочем, и многого другого, чему посвящены страницы параграфе о группе «инициативного меньшинства»? Невнимательно прочитал параграф о группе, определять характер которой он взялся? Или проигнорировал эту дискуссию (и еще многое другое), ибо они торпедируют все его выводы и его концепцию в целом?

Далее Я.В.Леонтьев странным образом (используя для этого и факт близких отношений между В.М.Черновым и будущим левым эсером Б.Д.Камковым и бывшей максималисткой Н.С.Климовой, а также донесения агентов Департамента Полиции) смешивает в одну кучу максималистов и «левых с.-р.» для того чтобы сделать вывод «если не о прямой взаимосвязи левых эсеров образца 1917-1918 гг. со своими историческими предтечами, то об ощущении идейного родства». Я.В.Леонтьев утверждает: «Там же, в Париже, будущий член ЦК Партии революционного коммунизма Е.Н.Ковальская организовала политический клуб, который объединил «все левые элементы» (максималистов, анархистов и «парижскую группу левых эсеров»)62. Известный деятель партии эсеров С.П.Постников указывал на близость отношений, установившихся в эмиграции между В.М.Черновым, будущим лидером ПЛСР Б.Д.Камковым и видной максималисткой Н.С.Климовой63. Наконец, и в документах Департамента полиции начала 1910-х годов употребляются определенные дефиниции по отношению к левому крылу ПСР. Например, агент «Мориц» в январе 1910 г. доносил об особом течении «молодых или левых с.-р. – инициативного меньшинства»64. Агент «Зоя» в январе 1911 г., описывая зарождение максимализма, утверждала, что еще до распространения самоназвания «максималисты», «сторонники нового течения называли себя левыми с.-р.» и «во всех программных и тактических вопросах они шли дальше, смелее, признавали аграрный, а некоторые и фабричный террор»65. Все это свидетельствует если не о прямой взаимосвязи левых эсеров образца 1917-1918 гг. со своими историческими предтечами, то об ощущении идейного родства. В конце концов не случайно в 1918 г. издательством «Революционный социализм» (при ЦК ПЛСР), под «шапкой» «Материалы по пересмотру партийной программы», с предисловием В.Е.Трутовского, была опубликована брошюра А.Комова (Я.Л.Юделевского) «К вопросу о теоретических основах социалистической программы»» (С. 7).

Разберем по порядку все примеры, приведенные Я.В.Леонтьевым. О чем свидетельствует, например, фраза Е.Н.Ковальской о том, что в неком клубе собирались «все левые элементы»? Что она доказывает? Что не только сами «левые с.-р.», но и часть эмигрантов, считала их левыми? Совершенно верно, так и было! Именно поэтому максималисты и затеяли публичную дискуссию, чтобы размежеваться и рассеять распространенное заблуждение об их идейной близости! Именно поэтому ортодоксальные эсеры в центральном органе «Знамя Труда» поместили большую статью, в которой доказывали, что «левые с.-р.» на самом деле самые настоящие «правые».

А что доказывает свидетельство С.П.Постникова, что около В.М.Чернова была группа лево настроенных эсеров, в том числе и Б.Д.Камков и бывшая максималистка Н.С.Климова, входившая в 1910 г. в Боевую группу Б.В.Савинкова? Я.В.Леонтьев прекрасно знает, что в это время Н.С.Климова не была максималисткой, как знает он и то, как происходило подобное перемещение не только от максималистов и анархистов в ПСР, но и обратно. О чем же это все свидетельствует? Только о том, что сам В.М.Чернов был достаточно лево настроен и ни о чем более.

О чем свидетельствует употребление в документах Департамента Полиции «определенных дефиниций по отношению к левому крылу»? О том, что действительно группа «инициативного меньшинства» называла себя «левыми с.-р.» и это фиксировал секретный агент, подбиравший эмигрантские слухи и фиксировавший настроения. Но они об этом писали и в «Революционной мысли», об этом с ними дискутировали максималисты и эсеры-ортодоксы из «Знамени Труда, короче говоря, это и так лежало на поверхности. Что, собственно, добавляет это донесение агента «Морица»? Да абсолютно ничего, кроме воздействия на читателя - «уж кто-кто, а Департамент Полиции точно знал, как было на самом деле!».

Надо сказать, что такое мнение часто встречается даже у профессиональных историков, не говоря о неспециалистах. Но знакомство с полицейской «кухней» показывает, что сплошь и рядом сексоты собирали слухи и сочиняли небылицы, с одной стороны, чтобы поднять свой престиж в глазах начальства, с другой, чтобы не «засветиться» в глазах революционеров, умевших в ряде случаев вычислять «информаторов». Вот два примера: один из дореволюционной практики, другой уже из советской – но оба они показывают, как «фантазировали» сексоты, а их начальство их разоблачало. В конце декабря 1911 г. от секретного сотрудника Пермского ГЖУ «Енисейского» из Парижа в Россию пришло сообщение о покушении, готовящемся группой боевиков (Н.С.Климова, Б.В.Бартольд, В.О.Фабрикант и еще несколько лиц), которые в ближайшее время выезжают в Россию66. Департамент полиции развил бурную деятельность: разослал телеграммы жандармским офицерам на границе, а за границей охранке поручил проверить эти сведения. Вскоре заведующий Заграничной агентурой сообщил о том, что сведения не подтверждаются, а несколько «упомянутых лиц агентуре неизвестны»67. Но 17 января 1912 г. из Пермского ГЖУ пришла телеграмма с сообщением «Енисейского», что двое боевиков вернулись из Пскова в Париж и что покушение готовится на начальника псковской каторжной тюрьмы. Департамент полиции немедленно поставил об этом в известность начальника Псковского ГЖУ, а спустя пять дней и начальника Главного тюремного управления С.С.Хрулева. 30 января псковские жандармы отчитались о проведении проверки всех живущих в домах рядом с тюрьмой и собирались по возвращении ее начальника из отпуска «устроить за ним наблюдение для его охраны». Они же сообщили о получении киевской охранкой агентурных сведений о том, что эсеры собираются совершить несколько террористических актов и один из первых - против начальника псковской тюрьмы, «т.к. он вполне свободно ходит по улицам г. Пскова». Было установлено наружное наблюдение за «подошедшим под приметы» одного из боевиков, приехавшим из-за границы (он когда-то был связан с эсерами, но в 1910-1911 гг. на его имя поступала большевистская литература). В феврале заграничная охранка уже категорически заявляла, что информация «Енисейского» не подтверждается, а сам «автор этих сведений никому в Парижской группе содействия ПСР не известен». Наблюдение за виллой Н.С.Климовой обогатило агентуру знанием того, что она «по виду больна и как будто, может быть, беременна». За «Енисейским» было установлено «неотступное наблюдение»68.

Похожее произошло и в июне 1921 г., когда на имя нач. СО ВЧК Т.П.Самсонова поступил документ из ИНО ВЧК69. На угловом штампе значилось, что информация получена “от н/ резидента в Берлине”, а в самом тексте отмечалось, что сведения “от одного из своих сотрудников, оценки не может дать” (оценить степень достоверности сообщения сотрудника требовал один из пунктов углового штампа ИНО ВЧК-ГПУ)70. В донесении сообщалось, что “главным организационным центром ПСР за границей является Прага, а политическим Париж” и описывалась расстановка сил в Пражской группе, а также сообщалось о налаженных ею транзитных “пунктах через Берлин, Ревель, Ригу, Гельсинфорс и Ковно”71. Т.П.Самсонов подчеркнул ряд фраз в донесении, а после фразы - “Работа по организации и руководству подпольем ПСР в Советской России находится всецело в руках пражской группы” поставил большой знак вопроса, и начертал резолюцию ”С.Секретно. Т. Кожевникову. Некоторые данные говорят за то, что этот документ не совсем достоверен и, по-видимому, построен на слухах (3 слова не разобрано - К.М.) срочно дать директивы агентам”72. Таким образом, история повторялась – то, что было бичом старой заграничной охранки - опасение агента выдать себя расспросами и сообщением достоверной и ценной информации (а к ней еще и подобраться нужно было!), источник утечки которой революционерам порой удавалось вычислить, вело к собиранию агентом недостоверных эмигрантских слухов и сплетен. Надо отметить, что чекистское руководство гораздо лучше знало реалии революционного подполья и эмиграции, и к тому же лучше было осведомлено о состоянии дел в них с помощью сексотов, чем дореволюционные начальники из ДП и ГЖУ, а посему вовсе не случайно Т.П.Самсонов (сам бывший анархист) не купился на эту “развесистую клюкву” (но клюква все же в донесениях время от времени встречалась, несмотря на соответствующие директивы агентам).

О чем свидетельствует донесение агента «Зои»? Что будущие максималисты первоначально называли себя левыми с.-р.? Да, вероятно. Ну и что? В соответствии с умонастроениями революционной среды оппозиция любой протест против «власть предержащих», пусть это и собственные «партийные генералы», ощущались скорее как «левые», революционные действия (конечно, это не аксиома, но все же…). Собственно, весь парадокс с группой «инициативного меньшинства» на этом и был построен. Многие судили по внешности, по оболочке, а не по идейной составляющей их взглядов, которая ни к концепциям максималистов, ни к взглядам левых эсеров 1917 –1918 гг. не имела ни малейшего отношения. Получается, что в том, что из себя представляют «левые с.-р.» вполне разобрались в 1909 г. и эсеры-максималисты, и эсеры-ортодоксы, вникнув в суть их концепции, а историк почти сто лет спустя вновь цепляется за внешнее и случайное, даже не пытаясь анализировать взглядов.

О чем говорит аргумент о том, что левые эсеры в 1918 г. публиковали брошюру Я.Л.Юделевского? Только не о том, что пытается исподволь внушить нам Я.В.Леонтьев – не об их идейной близости.

Вместо того, чтобы разбираться с сутью проблемы – идейными истоками и процессом раннего генезиса левых эсеров, Я.В.Леонтьев в первом же абзаце своего предисловия пускается в следующее рассуждение: «Наконец, бесспорно еще и то, что в истории нового и новейшего времени русская революция стоит в одном ряду с такими событиями, как Великая Французская революция, наполеоновские завоевания и обе мировые войны. Некогда один из деятельных участников советизации России, нарком юстиции в большевистско-левоэсеровском правительстве И.З.Штейнберг писал: «До сих пор вся великая историческая эпопея - российская социальная революция – ошибочно отождествляется только с большевизмом…»73 Как это ни покажется парадоксальным, но слова, произнесенные в 1921 г., звучат по сей день все так же актуально. Широкой читательской аудитории гораздо лучше известны жаркие словесные баталии в Конвенте времен Французской революции, чем аналогичные схватки на заседаниях ВЦИК. То, что русские политики и революционеры лепили себя по образу и подобию французских, начав с Марсова поля, где захоронили первых жертв революции, и закончив Кронштадтским восстанием (день подавления которого по какой-то иронии истории совпал со днем провозглашения Парижской Коммуны), - давно уже стало расхожей фразой. Был заимствован не только лексикон (от Комитетов общественной безопасности и общественного спасения до декретов, комиссаров и Революционного трибунала), повторены и все ситуации. Конвент в виде ВЦИК, генерал-республиканец Корнилов в роли Мирабо, исключение Жиронды из революционного парламента (меньшевиков и эсеров), казнь царской семьи (здесь по количеству жертв французов превзошли), Вандея (в русском варианте - Тамбовщина), заложничество и якобинский террор, адвокаты в роли рулевых революций (у них – Робеспьер, у нас – Керенский и Ленин), убийство Марата в лице комиссара печати Северной коммуны Володарского, бездарно сыгранная Каплан роль Шарлотты Корде, и напоследок «мы все глядим в Наполеоны» (кандидатов в Бонапарты у нас оказалось хоть отбавляй: от Муравьева и Тухачевского до Сталина и Троцкого), наконец, естественно, и термидор, и брюмер. Что касается столкновения большевиков с левыми эсерами, то оно весьма напоминает историю “снисходительных» и Жоржа Дантона. Эта аналогия приходила и в голову и самим участникам этой коллизии. Суть ее тот же Штейнберг удачно определил формулой: «Дантоново и Робеспьерово начало в революции»74» (С. 5-6).

Вполне соглашаясь с утверждением И.З.Штейнберга и «примкнувшего к нему» Я.В.Леонтьева, хочется все же спросить последнего – насколько уместны «во первых строках своего письма» дальнейшие его рассуждения о Великой Французской революции (и конструирование аналогий, в которых многим место нашлось - даже Каплан с Тухачевским (а уж отождествление Марата с Володарским пусть останется на совести Я.В.Леонтьева)), которые не столько приближают нас к цели исследования, сколько уводят от него, заставляя еще раз вспомнить о поговорке, вынесенной в заголовок этой полемической статьи. Со страхом ожидаешь, что далее кроме Великой Французской революции пойдут обещанные автором в начальных фразах его пассажа также и его рассуждения и о «наполеоновских завоеваниях и обеих мировых войнах». Но, слава богу, хоть с этим пронесло!

Ну, как тут не вспомнить бессмертную фразу тургеневского Базарова: «Друг мой, Аркадий, не говори красиво!». Впрочем, в оправдание Аркадия можно сказать, что он хотя бы не увлекался конструированием исторических аналогий и поисками мистического скрытого смысла в совпадении дат столь разнопорядковых явлений, как Кронштадтское восстание и Парижская коммуна. Оно, конечно, порой бывает очень приятно порассуждать на отвлеченные «приятственные темы», но все же это лучше, наверное, делать не в первых предложениях предисловия к сборнику документов, посвященному, мягко говоря, вовсе не проблемам Великой Французской революции.

Бросается в глаза, что весь этот пассаж о Великой Французской революции занимает в предисловии практически столько же места, сколько и «анализ» предшественников ПЛСР.

Да и то, каким образом и в какой стилистике Я.В.Леонтьев анализирует идеологию ПЛСР, порождает чувство недоумения: «Конечно, левацкие и одновременно дон-кихотские замашки ПЛСР («Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем…») крестьянство не интересовали и даже порой настораживали. Выше старого мужицкого лозунга народников «Земля и Воля» оно не поднималось. Но, как образ Дон-Кихота не закончен без образа Санчо Пансы, так и в колесницу аграрной революции впряглись и великоросский крестьянский мерин, и украинский вол, и интеллигентная (иногда даже слишком, не без хлестаковщины, легковесная) лань. Но их Дульсинея-Революция предпочла других избранников – не когорту романтиков, а орден меченосцев (выражение Сталина) с его оруженосцем – пролетариатом. Куда было тягаться конной тяге со стальным локомотивом. Бегущий за поездом есенинский резвый жеребенок - лучшая метафора этой картины» (С. 20).

Оно, конечно, столь сочные образы, образованные «микшированием» образов Сервантеса, Крылова и Есенина - вещь небезлюбопытная, но они скорее уместны в журналистской статье, чем в предисловии к научному сборнику. Но даже если и согласиться обсуждать предлагаемые образы, то окажется, что с этими образами все не так просто. Так, например, не очень ясно, то ли «Дульсинея-Революция» предпочла «других избранников», то ли они ее просто изнасиловали и быстренько связали колючей проволокой концлагерей и паутиной страха – чтоб не трепыхалась больше и не смела искать «других избранников»?

А то, что Я.В.Леонтьев записал пролетариат в оруженосцы ордена меченосцев (он бы это ижевским и воткинским рабочим рассказал, создавшим самые боеспособные полки (а затем дивизию) в «Народной Армии» Самарского Комуча и шедшим в 1918 г. в бой с Красной Армией под красными знаменами! Впрочем, питерские рабочие из скрученного в бараний рог «движения уполномоченных» 1918 г. и рабочие Кронштадта, Москвы и Петрограда в марте 1921 г. тоже «с интересом» бы его послушали), посадил их на поезд и пустил за ними есенинского резвого жеребенка - вообще заставляет развести руками и вновь вспомнить заголовок данной полемической статьи!

Образы и аналогии - материя, как известно, тонкая и неоднозначная. На худой конец эти сочные образы допустимы и в предисловии к сборнику документов - вместе с глубокой и добротной научной аналитикой, но не вместо же нее! В сборнике Я.В.Леонтьева левые эсеры выпрыгивают, как черт из табакерки, сразу летом 1917 г. Кто, что, почему? Каковы идейные составляющие их идейного самоопределения, каковы личностные мотивы, амбиции лидеров в борьбе за власть? На эти и на многие другие важнейшие вопросы «главный специалист» по левым эсерам ответа не дает. Конечно, можно полностью согласиться с выводом Б.Вайля, в своей рецензии на сборник документов отмечавшего: «Самое ценное в книге, не считая документов, - подробные и на самом высоком уровне научные комментарии. Они занимают почти 150 страниц, что типично для такого рода изданий. Сами по себе они составляют ценное исследование» 75. Но, как говорил герой актера Гаркалина в кинокомедии «Ширли-мырли»: «Капусточка, это конечно хорошо, но не следует пренебрегать и мясными закусками!». Комментарии – это, безусловно, очень важно (и более того, хорошие добросовестные комментарии – это тяжкий труд и настоящее искусство), но как можно в подобного рода издании, впервые выходящем в стране, где очень долго искажались и история, и суть взглядов всех партий (в том числе и ПЛСР), в котором требуется и теоретическое осмысление исследуемого явления, обойтись столь легковесным предисловием (как по объему - 41 стр. вместе со ссылками (анализу идейных истоков, генезису и идеологии левых эсеров вообще отведены считанные страницы) из общего объема книги в 864 стр.), так, особенно, и по содержанию, когда вместо анализа важнейших и ключевых вопросов рассказывается и притягивается за уши нечто, имеющее весьма далекое отношение к непосредственной теме исследования.

Фактическое игнорирование такой ключевой проблемы как идейные истоки и ранний генезис левых эсеров (пожалуй, ее даже можно было бы назвать проблемой номер один) в предисловии к сборнику документов ПЛСР выглядит весьма странно и непонятно.

И это при том, что по левым эсерам в постсоветское время не написано ни одной обобщающей монографии!

Все попытки автора предисловия к сборнику заткнуть зияющую дыру отсутствия у него понимания идейных истоков и раннего генезиса левых эсеров цитированием всякого рода полицейских агентов, объявлением предшественниками левых эсеров группы «инициативного меньшинства», пассажами о Великой Французской революции и окрошкой из образов Сервантеса, Крылова и Есенина очень сильно напоминают известную народную поговорку – «В огороде бузина - в Киеве дядька».

Будем надеяться, что хотя бы во втором выпуске сборника о левых эсерах, который им сейчас в соавторстве готовится, он посчитает нужным вернуться к вопросам, которые в первом выпуске оказались фактически обойденным – к вопросу об идейных истоках и раннем генезисе левых эсеров. А может быть Я.Л.Леонтьев даст полноценный ответ на этот вопрос в своем ответе на данную статью? Чем черт не шутит?

Примечания

1 См.: Партия социалистов-революционеров в 1907-1914 гг. М.: РОССПЭН, 1998. 624 с. С.507-527.

2 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1908. Д. 9. Т. 1. Л. 518; Ф. 5847. Оп. 1. Д. 67. Л. 2.

3 ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 127. Л. 8-10.

4 Там же. Л. 21.

5 Развал или консолидация // Знамя труда. 1909. № 21-22. С. 2.

6 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1908. Д. 9. Т. 1. Л. 518-519.

7 См.: Революционная мысль. Изд. группы социалистов-революционеров. 1909. N 4. С.5-15.

8 История вопроса о провокации в центре партии социалистов-революционеров // Революционная мысль. 1909. N 4. С.5-11.

9 От редакции // Революционая мысль. Париж. 1908. N 1. С.1.

10 Сиверский. Карфаген должен быть разрушен! // Там же. С.1-4.

11 А.Волин. Вопросы революции // революционная мысль. 1908. № 1. С. 4-7.

12 А.Волин. Политический переворот и инициативное меньшинство // Там же. N 2. С.4-6.

13 Сиверский. Философия и террор // Там же. С.1-4.

14 Памяти Всеволода Владимировича Лебединцева // Там же. С.7-8.

15 ГАРФ. Ф.102. ДП ОО. 1908. Д.9. Т.1. Прод. Ч.2. Л.336.

16 Одинцов. К вопросу о революционных организациях (Письмо в редакцию) // Революционная Мысль. 1908. N 2. С.10-12.

17 ГАРФ. Ф.102. ДП ОО. 1908. Д.9. Т.2. Л.36, 66.

18 Там же. Л.36.

19 ГАРФ. Ф.102. ДП ОО. 1908. Д.9. Т.1. Л.357.

20 См.: Протоколы I Общепартийной конференции. Париж, 1908. С.112-118.

21 Протоколы... С. 152.

22 См.: Протоколы... С.119-126.

23 Протоколы... С.16.

24 Так, например, в резолюции по террору отмечалось, что "...террористическая борьба, являясь одним из проявлений боевой активности инициативного меньшинства, имеет значение не самодовлеющего поединка революционеров с правительством, но авангардного столкновения, связанного с массовым движением, имеющим тенденцию вылиться в вооруженном восстании и строго сообразованного с интересами этого движения» (Цит. по: Спиридович А.И. Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. Пг., 1916. С.431-437).

25 Там же. С.436.

26 Ко всем социалистам-революционерам // Революционная мысль. 1909. ь 5. С. 22-24.

27 См.: Революционная Мысль. 1909. N 5. С.24.

28 Почему мы вступили в "Союз левых социалистов-революционеров" (Письмо в редакцию) // Революционная Мысль. 1909. N 5. С.15.

29 Заявления ЦК ПСР // Знамя труда. 1909. N 20. С.19-20.

30 ГАРФ. Ф.102. ДП ОО. 1910. Д.9. Ч.1. Л.3, 3 об., 4.

31 См.: От редакции // Молот. Орган группы вольных социалистов. Предварительное извещение. Париж, 1912. С.1-2; Социалисты-революционеры и IY Дума // Там же. С.12-22.

32 Липин А. Суд над Азефщиною. Издание Парижской Группы социалистов-революционеров. Париж, 1911.

33 Еще о современном моменте и о тактике партии // Знамя труда. 1908. N 13. С.121.

34 Развал или консолидация // Знамя труда. 1909. N 21-22. С.1-3.

35 Знамя труда. 1909. N 21-22. С.3.

36 ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д. 65. Л. 100.

37 ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 130. Л. 83-84.

38 Слетов С.Н. Очерки по истории ПСР // Социалист-революционер. Париж, 1912. N 4. С.17.

39 Ленин В.И. Полн.собр.соч. Т.17. С.139.

40 Hildermeier M. Die Sozialrevolutionare Partei Russlands: Agrarsozialismus und Modernisiering im Zarenreich (1900-1914). Koln, Wien. 1978. S.319.

41 Павлов Д.Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М., 1989. С.204-205.

42 Открытое письмо в редакцию "Революционной Мысли" // Революционная Мысль. 1909. N 6. С.3-4.

43 Там же. С. 4.

44 Там же. С. 3.

45 Там же.

46 Нестроев Гр. 1. Максимализм и максималисты перед судом Чернова. 2. Необходимое разъяснение. 3. Основные положения максимализма (ответ "Революционной мысли"). Париж, 1910. С. 87-88.

47 Волин А. Завоевание демократии и экономическая программа (Ответ на "Открытое письмо") // Революционная мысль. 1909. № 6. С. 4-8.

48 Нестроев Гр. 1. Максимализм и максималисты... С. 75-78.

49 Нестроев Гр. Из дневника максималиста. Париж, 1910. С.152-154.

50 ГАРФ. Ф. 1699. оп. 1. Д. 130. Л. 14.

51 Бурцев В. В погоне за провокаторами. М., 1989. С.90.

52 С.Р.Крайний. Социализация земли, как тактическая проблема // Социалист-революционер. 1911. № 3. С. 168.

53 ГАРФ. Ф.5821. Оп.1. Д.528. Л.6, 17.

54 Руднев В К пересмотру партийной программы // Свобода. Периодический журнал. Издание Парижской организации партии социалистов-революционеров. 1935. N 3. С.22.

55 ГАРФ. ДП ОО. 1910. Д.9. Ч.1. Л.48.

56  ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1915. Д. 310. Л. 7.

57  Там же.

58 ГАРФ. Ф.102. ДП ОО. 1910. Д.9. Ч.1. Л.3, 3 об., 4.

59 См.: От редакции // Молот. Орган группы вольных социалистов. Предварительное извещение. Париж, 1912. С.1-2; Социалисты-революционеры и IY Дума // Там же. С.12-22.

60 См.: Кривенький В. Карелин А.А. // Политические партии России. Конец ХIХ – первая треть ХХ века. Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 1996. С. 243.

61  ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1915. Д. 310. Л. 7.

62 Каторга и ссылка. 1925. № 3 (16). С. 214.

63 РГАЛИ. Ф. 1337. Оп. 3. Д. 40. Л. 12.

64 ГАРФ. Ф. 102. ОО. 1910. Д. 9-46-«Б». Л. 25об.

65 Там же.

66 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1912. Д. 215. Л. 1.

67 Там же. Л. 24, 25, 26, 28, 34, 34 об., 35.

68 Там же. Л. 39, 40, 41, 45, 45 об., 46-48 об.

69 Там же. Л. 26.

70 Там же. Л. 27.

71 Там же. Л. 27-27об.

72 Там же. Л.27.

73 Штейнберг И.З. Партия левых социалистов-революционеров // Знамя. Берлин. 1921. № 2. С. 47.

74 Штейнберг И.З. Дантоново и Робеспьерово начало в революции // Пути революции. Берлин: Скифы, 1923. С. 13-67.

* Я.В.Леонтьев получил предложение от автора данной статьи, написать на нее ответ 19 января 2006 г.

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.