главная / о сайте / юбилеи / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум
Уважаемые коллеги!
13 мая 2004 г. в Диссертационном совете Уральской государственной юридической академии состоялась защита диссертации Белковец Ларисы Прокопьевны “Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении (1941 – 1955 годы)” на соискание ученой степени доктора юридических наук по специальности 12.00.01 – Теория и история права и государства: история правовых учений.
Являясь специалистом в области истории государственных репрессий в Советской России (СССР) 1920-х – 1940-х гг. (имею несколько книг, подготовил как составитель и редактор более десятка сборников документов о репрессивной политике сталинского периода), я смог ознакомиться только в июле сего года с изданиями Л.П. Белковец, подготовленными для данной защиты (авторефератом и монографией “Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении” (Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2003. 324 с.). В процессе знакомства с названными текстами я обнаружил нарушения ряда требований, предъявляемых ВАК к диссертационным исследованиям. Главное из них касается оригинальности, обоснованности и доказательности вынесенных на защиту положений.
Приходится констатировать, что названная выше авторская монография Л.П. Белковец в значительной своей части (речь идет о трех из пяти глав) не является в прямом смысле авторской, поскольку содержит большое количество текстуальных совпадений (как стопроцентных, так и почти полных — с заменой в абзацах только нескольких лексических оборотов) с рукописью кандидатской диссертации Александра Александровича Шадта “Спецпоселение российских немцев в Сибири (1941 – 1955)”, защищенной на соискание ученой степени кандидата исторических наук по специальности “Отечественная история” в 2000 г. в Диссертационном совете при Новосибирском госуниверситете под научным руководством д.и.н., проф. Л.П. Белковец.
Будучи членом названного Совета, я в свое время ознакомился с работами А.А. Шадта, в том числе с теми, которые были вынесены на защиту, включая структуру и содержание диссертационной работы. В процессе дальнейших профессиональных контактов с А.А. Шадтом в ходе конференций и совместной работы по подготовке Книги памяти жертв политических репрессий Новосибирской области у меня сложилось впечатление о нем как о весьма эрудированном и самостоятельном исследователе в данной предметной области. Те же его качества отмечены и Л.П. Белковец в отзыве научного руководителя на рукопись кандидатской диссертации А.А. Шадта (см. приложение 1). Таким образом, самый компетентный источник (научный руководитель) устанавливает самостоятельный авторский характер этой рукописи, что принципиально важно в контексте дальнейшего изложения фактов.
Проведя сопоставление текста рукописи кандидатской диссертации А.А. Шадта (2000 г.) (получена мной с согласия автора) и опубликованного монографического текста книги Л.П. Белковец (2003 г.), я прихожу к выводу о совпадении и сходстве текста ряда глав последней и текста рукописи А.А. Шадта.
Начнем со структурного сходства.
Работа А.А. Шадта состоит из 4-х глав:
Гл. 1. Депортация. Прием и расселение спецпереселенцев–немцев; Гл. 2. Хозяйственное положение и социально-бытовое обустройство спецпереселенцев–немцев; Гл. 3. Труд российских немцев в условиях спецпоселения; Гл. 4. Правовое положение депортированных и режим спецпоселений.
Работа Л.П. Белковец состоит из 5-ти глав:
Гл. 1. Принудительное переселение немцев на зауральские территории и его нормативно-правовое регулирование; Гл. 2. Правовое регулирование хозяйственного и социально-бытового устройства спецпереселенцев; Гл. 3. Регулирование трудовых отношений в условиях спецпоселения; Гл. 4. Правовое положение спецпереселенцев. Формирование режима спецпоселения; Гл. 5. Агентурно-оперативное обслуживание спецпереселенцев.
Таким образом, логика построения двух работ (за исключением гл. 5 Л.П. Белковец) идентичная.
Будучи сам научным руководителем аспирантов, я допускаю, что концептуально и структурно учитель вносит интеллектуальный вклад в защиту диссертаций своих учеников. Я допускаю также, что в процессе поисковой работы происходит взаимообмен двух сторон выявленными в архивах источниками. В таком случае корректной является фраза А.А. Шадта во введении к диссертации о том, что он использовал недоступные для него документы архива ГУВД Новосибирской области, “любезно предоставленные проф. Л.П. Белковец” (рукопись, с. 28). Подобная фраза есть и в монографии Л.П. Белковец: “Автор выражает благодарность своему ученику А.А. Шадту за предоставленные материалы из ряда сибирских архивов” (монография, с. 15). По точному смыслу фразы предусматривалось использование научным руководителем собранных учеником архивных материалов, что является нормальной практикой. Однако далее выявляется массовое текстуальное совпадение ряда частей двух работ не только с точки зрения базирования на тех же самых источниках, но и в структурном расположении цитированных источников, их описании и интерпретациях, что выходит далеко за пределы использования предоставленных архивных материалов.
Текстуальные совпадения начинаются с введения.
|
В диссертации А.А. Шадта (2000 г.) обнаруживаем абзац: “В исследовании проблем депортации и спецпоселения автор исходил из соображений о праве человека на жизнь и свободу, на этические ценности, справедливость и нравственность — смыслов, без которых невозможно продуктивное существование современного общества. Любой народ или отдельный человек имеет право на национальное самоопределение, свободу выбора места жительства, работы, образования и государства, стоящего на страже указанных прав. Применительно к нашей теме сказанное означает, что необходимо оценивать действия государственной власти в период 1941 – 1955 гг. в отношении российских немцев не только с позиций политической и экономической целесообразности депортации и спецпоселения, их соответствия юридическим нормам, но и с точки зрения самих спецпереселенцев–немцев, учитывая результаты влияния принудительного выселения на будущее российских немцев” (рукопись, с. 18). |
В монографии Л.П. Белковец (2003 г.) находим: “В исследовании истории спецпоселения автор исходила из соображений о праве человека на жизнь и свободу, на этические ценности, справедливость, нравственность, категорий, без осознания смысла которых невозможно продуктивное существование современного общества. Любой народ или отдельный человек имеет право на национальное самоопределение, свободу выбора места жительства, работы, образования и государства, стоящего на страже указанных прав. Применительно к нашей теме сказанное означает, что необходимость оценивать действия государственной власти не только с позиций политической и экономической целесообразности, их соответствия или несоответствия юридическим нормам, но и с общечеловеческих позиций, с точки зрения соблюдения прав человека и гражданина” (с. 13). |
Таковых текстуальных совпадений (полных или незначительно отличающихся, но в смысловом значении идентичных) абзацев рукописи диссертации А.А. Шадта и монографии Л.П. Белковец нами обнаружено только во введении девять (Шадт, с. 3 — Белковец, с. 4; Ш. с .6 — Б. с. 5; Ш. с. 7 — Б. с. 6; Ш. с. 7 — Б. с. 6; Ш. с. 12 — Б. с. 11; Ш. с. 13 — Б. с. 11; Ш. с. 16 — Б. с. 12; Ш. с. 18 — Б. с. 13; Ш. с. 18-19 — Б. с. 13).
В главах 1 А.А. Шадта (“Депортация. Прием и расселение спецпереселенцев”) и Л.П. Белковец (“Принудительное переселение немцев на зауральские территории и его нормативно-правовое регулирование”) частота и объемы текстуальных совпадений значительно возрастают. Совпадения начинаются с обоснования дефиниций. Говоря об исторической практике применения в дореволюционной России принудительных переселений,
|
А.А. Шадт отмечает: “Наличие неосвоенных территорий и суровые климатические условия позволяли применять переселение одновременно как меру наказания и как способ решения национальных и экономических проблем, что нехарактерно для юридической практики других стран” (с. 44). |
Л.П. Белковец: “Наличие неосвоенных территорий и суровые климатические условия позволяли использовать переселение одновременно как меру наказания и как способ решения национальных и экономических проблем, что не характерно для юридической практики других стран” (с. 27). |
Далее следует ряд совпадение в оценках работ предшественников.
|
У А.А. Шадта: “К примеру, Л. де Ионг объяснял причину депортации изменением внешней политики СССР по отношению к Германии. С 1933 г. Германия и Япония, — полагал он, — становятся главными противниками Советского Союза, его идейными противниками, и с этого времени в СССР начинает формироваться отрицательное общественное мнение по отношению к внутренним немцам, появляются слухи о немецких шпионах и диверсантах… Н.Ф. Бугай также называет несколько причин, вызвавших депортацию. В первом случае причиной являлась сама возможность гипотетического предательства, которая вылилась в превентивное обвинение народов и групп населения, во втором — выступление на стороне фашизма, измена, и, в третьем, принадлежность к конфессии или нации, с которой ведется война. Цель депортации он видит в стремлении советского правительства ослабить этническую напряженность, урегулировать возникший в экстремальной обстановке конфликт, но конфликт не между народами, а между отдельными этносами и властью, что, по нашему мнению, соответствует довоенным депортациям” (с. 49 – 50). |
Л.П. Белковец, оценивая тех же авторов: “К примеру, Л. де Ионг связывал эти причины с изменениями внешней политики СССР по отношению к Германии. С 1933 г. Германия и Япония, — полагал он, — становятся главными врагами Советского Союза, его идейными противниками, и с этого времени в СССР начинает формироваться отрицательное общественное мнение по отношению к внутренним немцам, появляются слухи о немецких шпионах и диверсантах… Несколько причин, вызвавших депортацию этносов, называет Н.Ф. Бугай. Одна из них — это гипотетическая возможность предательства, в котором превентивно были обвинены целые народы и группы населения… Цель депортации Бугай видел в стремлении советского правительства ослабить этническую напряженность, урегулировать возникший в экстремальной обстановке конфликт, но конфликт не между народами, а между отдельными этносами и властью, возникший еще в довоенное время” (с. 29 – 30). |
|
Вот как характеризует и оценивает депортацию немцев А.А. Шадт: “Наиболее значительной по численности оказалась депортация немцев осенью 1941 г. Регионом, в котором проводилась самая массовая по своим масштабам депортация, стала территория Поволжья: республика немцев Поволжья, Саратовская и Сталинградская области, давшие 56,5 % от всей учтенной численности российских немцев. Данное переселение послужило образцом для последующих национальных депортаций… Депортация немцев Поволжья имеет несколько особенностей. Во-первых, она отличалась массовостью (около полумиллиона человек было выселено за два месяца), во-вторых, впервые за всю историю депортаций советского периода публично была указана причина принудительного переселения — превентивная мера с целью предупреждения политических преступлений (предыдущие же акции проводились в условиях секретности). Однако сам механизм депортации оставался неизменным” (с. 63, 64). |
У Л.П. Белковец находим: “Наиболее значительной по масштабам была акция переселения немцев осенью 1941 г. с территории Поволжья: из АССР НП, Саратовской и Сталинградской областей. Немецкое население этой территории составляло 56,5 % от всей учтенной численности российских немцев. Данная акция послужила образцом для последующих национальных депортаций… Операция по выселению немцев Поволжья имела несколько особенностей. Во-первых, она отличалась массовостью (около полумиллиона человек было выселено за две недели). Во-вторых, впервые за всю историю депортаций советского периода публично была указана причина принудительного переселения как превентивная мера предупреждения политических преступлений (предыдущие же акции, да и последующие, проводились в условиях секретности)” (с. 45, 47). |
Приведем еще пример текстуальных совпадений именно оценочных суждений, а не только эмпирических данных.
|
У А.А. Шадта: “Акции 1941 г. по выселению российских немцев отличались от всех предыдущих и последующих депортаций своей организованностью, быстрыми темпами, решением вопросов обеспечения транспортом и всем необходимым в пути следования. Однако реальное состояние дел порой расходилось с инструкциями. Близость армии вермахта, отсутствие или неорганизованная подача транспорта вносили свои коррективы в процесс переселения. Вместо запланированных по плану 40 чел. на вагон, загружали по 60 и более человек. Сроки прибытия эшелонов не соблюдались, они шли по несколько недель и часто стояли подолгу на перегонах между станциями. Из-за больших очередей за питанием (которое чаще всего было одноразовым и нерегулярным, состоящим из одного блюда — первого), кипятком, многие отставали от эшелонов” (с. 70). |
У Л.П. Белковец: “Акция 1941 г. по выселению немцев Поволжья отличались своей организованностью, быстрыми темпами, оперативным решением вопросов обеспечения транспортом и всем необходимым в пути следования. Но все же реальное состояние дел порой расходилось с положениями инструкций Вместо планируемых 40 чел. в отдельные вагоны загружалось до 60 чел. График движения эшелонов нарушался, время нахождения в пути увеличивалось, доходя до двух – трех недель, вагоны с людьми могли подолгу стоять на запасных пристанционных путях.. Из-за больших очередей за питанием (которое чаще всего было одноразовым и нерегулярным, состоящим из одного блюда — первого), кипятком, было много отставших от своих составов” (с. 51). |
У обоих авторов выводы по главе 1 также совпадают.
|
У А.А. Шадта: “Таким образом, из всех заявленных мероприятий по приему и расселению депортированных в полном объеме оказалось выполнено только одно — немцы не остались жить под открытым небом, хотя качество жилья и соответствие санитарным нормам в условиях военного времени не учитывалось. Претензии, выдвигаемые со стороны спецпереселенцев, были общими для всех регионов. Среди них фигурировали жалобы на отсутствие стекла и стройматериалов для ремонта жилых помещений, скота и хлеба для выдачи по обменным квитанциям, жиров для питания во время полевых работ, вопросы, связанные с питанием колхозников, не имеющих на руках квитанций на сданный хлеб. Несмотря на сложившееся положение, практически все силовые структуры не отмечали отрицательных политических настроений немцев, за исключением отдельных негативных высказываний… Немцев ожидали дальнейшие переселения: в Нарым на рыбные промыслы, лесозаготовки, угледобычу, мобилизация в рабочие колонны (трудармию) при НКВД, в другие наркоматы и ведомства” (с. 86 – 87). |
У Л.П. Белковец: “В полном объеме из всех обещаний было выполнено только одно — люди не остались жить под открытым небом. Но качество жилья оставляло желать лучшего. Претензии, выдвигавшиеся в связи с этим переселенцами, были общими для всех регионов. Среди них фигурировали жалобы на отсутствие стекла и стройматериалов для ремонта жилых помещений, скота и хлеба для выдачи по обменным квитанциям, жиров для питания во время полевых работ. Особенно тяжело было тем, кто не имел на руках квитанций на сданный хлеб. И все же большинство немцев достаточно спокойно воспринимало сложившееся положение. Контролирующие силовые структуры не отмечали среди них отрицательных политических настроений, за исключением отдельных негативных высказываний… Везде были нужны рабочие руки, и немцев ожидали дальнейшие переселения: на рыбные промыслы, лесозаготовки, угледобычу, мобилизация в рабочие колонны (трудармию) при НКВД, в другие наркоматы и ведомства” (с. 65 – 66). |
Всего по гл. 1 у Л.П. Белковец нами зафиксировано около сорока полных и частичных совпадений отдельных абзацев размером от нескольких предложений до целой страницы с рукописью А.А. Шадта. В 40-страничной первой главе монографии Л.П. Белковец только половина текстов является собственно оригинальной, не содержащей указанных выше совпадений с текстами А.А. Шадта. Мною проделана работа и по соотнесению сносок двух работ на предмет их совпадения, что является своего рода статистическим доказательством моего утверждения. В гл. 1 монографии Л.П. Белковец выявлено совпадение 94 из 141 сноски с подстрочным аппаратом диссертации А.А. Шадта (примерно две трети). При этом речь идет об идентичности сносок и на литературу (где совпадает описание вплоть до страницы издания) и на архивные документы (где совпадают легенды к ним — фонд, опись, дело, лист). Подобные массовые совпадения невозможны для двух текстов (рукописи канд. дисс. А.А. Шадта и монографии Л.П. Белковец), равно претендующих быть авторскими и оригинальными.
По тому же методическому приему мной было проведено сопоставление текстов других глав монографии Л.П. Белковец и рукописи А.А. Шадта. В гл. 2 Л.П. Белковец установлено совпадение почти 60 сносок из 76 с подстрочным аппаратом гл. 2 А.А. Шадта, что составляет до 80 %. По гл. 3 этот показатель составил 25 % (45 сносок из 180 в главе Л.П. Белковец идентичны подстрочнику главы А.А. Шадта). По гл. 4 показатель составил около трети совпадений (32 сноски из 97 имеют совпадение со сносками гл. 4 Шадта).
При этом я допускаю, что для 4-й главы необходима корректировка подхода, поскольку глава основана на анализе преимущественно нормативных актов НКВД–МВД, полученных А.А. Шадтом из рук Л.П. Белковец, о чем тот сообщал во Введении к своей диссертации. Поэтому оба автора базируются в целом на одной источниковой базе (у Л.П. Белковец она даже шире за счет привлечения ряда материалов делопроизводства Отдела спецпоселений, хранящегося в ГАРФ). Однако и в этой главе встречается также весомый объем текстуального совпадения (полного или частичного) двух работ — около двадцати, различных размеров — от абзаца до страницы и более. По приблизительному расчету под совпадения попадает 17 стр. из 54, или треть текста главы 4 Л.П. Белковец.
Я не ставлю под сомнение квалификацию Л.П. Белковец как одного из известных специалистов по истории советских немцев (подчеркнув при этом некорректность использования термина “российские немцы” и Л.П. Белковец и А.А. Шадтом уже в силу того, что на спецпоселение в Сибирь направлялись немцы из республик СССР, а не только РСФСР) в Сибири, автора ряда серьезных работ по данной теме. Есть разделы монографии, в которых авторство Л.П. Белковец для меня бесспорно, поскольку они написаны на основе ранее опубликованных ею статей (без соавторства), в частности, раздел об использовании труда немцев на рыбных промыслах в Нарымском округе Западной Сибири. Кроме того, она — автор единственного пока исследования о функционировании агентурно-оперативной сети в спецпоселках в 1940-х – 1950-х гг. (гл. 5 ее монографии) Здесь ее приоритеты сомнению не подлежат.
Можно было бы предположить, что проф. Л.П. Белковец имела значительное число ранее опубликованных в соавторстве с А.А. Шадтом статей, тезисов и т. д. (хотя и в этом случае она должна была корректно сообщать, что такой-то раздел монографии подготовлен в соавторстве). Но и здесь количество и размеры их совместных публикаций не соответствуют масштабам совпадений в 4-х главах. Судя по списку работ из автореферата Л.П. Белковец, совместно ими опубликованы две работы (“Спецпереселенцы–немцы Новосибирской области в годы Великой Отечественной войны” (1995, 0,3 п. л.; “Нормативно-правовое регулирование системы спецпоселений (1940 – 1950-е гг.)” (2001, 0,5 п. л.)). В сумме они дают объем 0,8 п. л., тогда как объемы совпадений текста монографии Л.П. Белковец с канд. дисс. А.А. Шадта не менее 10 п. л.
В свое время я обнаружил в “Аннотированном тематическом плане выпуска литературы "Наука"” на второе полугодие 2003 г. под пунктом 175 данную монографию под несколько иным названием: “Государство и этнос: Российские немцы на спецпоселении в Сибири (1941 – 1955)”. В запланированной монографии (по принятым в издательстве стандартам библиографического оформления вначале пишется фамилия первого автора в случае наличия нескольких, а затем ниже приводится полный состав авторов) предполагалось соавторство Л.П. Белковец и А.А. Шадта (см. приложение 2). Данный факт можно считать установленным. Что произошло во взаимоотношениях потенциальных соавторов монографии — не входит в сферу моего анализа. Я лишь констатирую гипертрофированные размеры текстуальных совпадений двух работ, чего бы я был лишен, выйди монография в соавторстве.
Однако не могу не сказать и о другого рода отступлении формального порядка, допущенном Л.П. Белковец при оформлении автореферата диссертации. Оно касается содержания списка работ соискателя. Список предваряется формулой: “Основное содержание работы отражено в следующих публикациях”. Точное следование этому предусматривает помещение в данный список только тех работ, которые имеют прямое отношение к теме диссертационного исследования “Административно-правовое положение российских немцев на спецпоселении (1941 – 1955 гг.)”. Можно утверждать, что большая часть указанных здесь работ не имеет отношения к данной теме. Здесь приведены монографические работы и публикации Л.П. Белковец по истории XVIII – первой трети ХХ века (о Г.Ф. Миллере, И.Г. Гмелине, германском консульстве в Сибири в 1920-е – 1930-е гг., о хлебозаготовках и немецкой деревне в Сибири в довоенный период и даже о духовных и договорных грамотах Московской Руси). Некорректно определен объем некоторых публикаций в сторону его завышения, что сделано благодаря указанию только объема в печатных листах. Так, даже в базовой монографии “Административно-правовое положение…” указан объем не 19,5 уч.-изд. л., как это проставлено издательством в выходных данных книги, а 20,0 п. л.
Наконец как профессиональный историк, более 15 лет изучающий советскую государственную репрессивную систему 1920-х – 1940-х гг., я не могу не выразить своей позиции по поводу ряда концептуальных основ данной диссертации, которые не просто не разделяю по мировоззренческим взглядам, но и считаю необоснованными с научной точки зрения. Речь идет о предпринятой в диссертации попытке пересмотра событий и явлений, связанных с репрессивной политикой сталинского режима, получивших и государственно-правовую, и историческую, и социально-нравственную оценку еще в конце 1980-х – начале 1990-х гг. Так, в заключительной части автореферата пишется: “Переселение (депортация немецкого населения из европейской части СССР на территорию Зауралья (в Сибирь и Казахскую ССР)) может быть оценена как превентивная акция советского государства, носившая правовой характер… Депортация немцев 1941 г. не носила репрессивного характера, она проводилась на основе нормативных правовых актов, принятых, в соответствии с Конституцией СССР 1936 г., государственными органами, облеченными соответствующими полномочиями, и руководствовавшимися комплексом директивной документации, частично известной обществу” (с. 39). В продолжение этого же тезиса автор в разделе “Заключение” своей монографии пишет: “…можно смело утверждать, что переселения народов в годы Великой Отечественной войны, введенные государством ограничения некоторых прав части советских граждан, режим спецпоселения и нарушения "законных прав" переселенных народов не представляли собой репрессивного механизма. Спецпоселение не превратилось в часть системы исправительно-трудовых лагерей ГУЛАГа НКВД. Играя контролирующую роль, спецпоселение органично вписывалось в существовавшую в СССР командно-административную систему, выполняя свою главную задачу — изоляция, надзор и налаживание трудового использования отдельных национальных "групп риска".
Спецпоселение можно квалифицировать как специальный административно-правовой режим, введенный советским государством в целях обеспечения должного правового порядка, установления необходимого правового состояния социального объекта, в данном случае — этноса российских немцев” (с. 298).
“Смелые утверждения” (выражение самой Л.П. Белковец) можно было бы оставить на совести сделавшего их человека, если бы они не касались оценок практики тоталитарного режима, пересматривать которые нет ни правовых, ни каких-либо иных оснований. Есть действующий закон РФ “О реабилитации жертв политических репрессий” от 18 октября 1991 г., статья 1 которого гласит: “Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, в виде лишения жизни или свободы, помещения на принудительное лечение в психиатрические лечебные учреждения, выдворения из страны и лишения гражданства, выселения групп населения из мест проживания, направления в ссылку, высылку и спецпоселение, привлечения к принудительному труду, в условиях ограничения свободы, а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшиеся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами”. В пункте “в” ст. 3 реабилитации подлежат в том числе и те, кому посвящена работа Л.П. Белковец, те, кто были “подвергнуты в административном порядке ссылке, высылке, направлению на спецпоселение, привлечению к принудительному труду в условиях ограничения свободы, в том числе в "рабочих колоннах НКВД", также иным ограничениям прав и свобод”. Попытка соискателя последовательно вывести депортации (принудительные переселения) немцев 1941 г. за скобки репрессий, а затем и сами спецпоселения — за пределы репрессивной системы, называя это научной формулой “специальный административно-правовой режим” вряд ли заслуживает быть признанной как вклад в развитие историко-правовых исследований
Подытоживая вышесказанное, я считаю сомнительной оригинальность и новизну большей части монографии Л.П. Белковец, положенной в основу защищенной ею в мае сего года в Уральской государственной юридической академии докторской диссертации. Думаю, что Диссертационный совет Д.212.282.01 Уральской академии должен внимательно рассмотреть изложенные в моем письме обстоятельства. Полагаю также, что в свете вновь открывшихся фактов Экспертной комиссии Совета, рекомендовавшей ранее работу Л.П. Белковец к защите, следует вернуться к данному вопросу и провести экспертизу текстов опубликованной монографии Л.П. Белковец (2003 г.) и неопубликованной рукописи канд. дисс. А.А. Шадта (2000 г.) на предмет того, кому принадлежит авторство тех или иных текстов. Сделать это несложно, затребовав книгу у Л.П. Белковец, я же могу оказать содействие в предоставлении Совету текста диссертации А.А. Шадта. Снять малейшую тень сомнения в безукоризненности данной защиты — в интересах Совета, имеющего высокую репутацию.
Чтобы не выглядеть анонимом в глазах читающих мое письмо, сообщаю о себе краткие данные:
Красильников Сергей Александрович, 1949 г. р., заместитель директора Института истории СО РАН (Новосибирск), заведующий кафедрой Отечественной истории Новосибирского госуниверситета, доктор исторических наук (с 1995 г.), профессор (с 2000 г.). Являюсь членом двух Диссертационных советов по Отечественной истории (при ИИ СО РАН и при НГУ). По истории спецпоселений имею несколько десятков публикаций, в том числе монографических и документальных. В последней авторской монографии “Серп и Молох. Крестьянская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы” (Москва, РОССПЭН, 2003, 26 п. л.) есть специальные разделы о правовом статусе крестьян–спецпереселенцев и режиме спецкомендатур, позволяющие судить об уровне моей профессиональной компетенции по затронутым в письме вопросам.
Прошу уведомить меня о принятом Вами решении.*
С уважением С.А. Красильников
* По нашим сведениям на июль 2005 г. ВАК не утвердил диссертацию Л. П. Белковец