Текст диссертации

Гейфман. Революционный террор.

Картину перманентной вакханалии убийств и революционных грабежей на территории Польши представил П.П. Заварзин. (с. 196)

Определенные аспекты деятельности террористических организаций на Кавказе получили освещение в мемуарах либерального юриста А. Рождественского. Указывалось, в частности, на существование практики терактов против православного духовенства. Описывался беспрецедентный случай сотрудничества властей и террористов во время кровавых армяно-азербайджанских столкновений 1905 г. Отчаявшись в попытках остановить бойню, наместник Кавказа решил обратиться за помощью к революционерам. По его приказу местные социал-демократы получили две тысячи берданок (с. 197).

Вакханалия убийств и революционных грабежей свирепствовала по всей Польше.

(с. 40, со ссылкой на Заварзин П.П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. С. 137).

Либеральный юрист Александр Рождественский обсуждает террористические акты против русского духовенства в “Десять лет службы в Прокурорском надзоре на Кавказе”.

В беспрецедентном случае во время кровавых армяно-татарских столкновений в 1905 г. наместник решил обратиться к помощи революционеров, чтобы остановить этнические беспорядки, и выдал две тысячи берданок местным социал-демократам.

(с. 364, примеч. 72 и 74).

Текст диссертации

Прайсман. Террористы и революционеры.

Фигура Е.Ф. Азефа являлась подлинной находкой для литераторов. Одним из первых его образ в художественном произведении использовал Андрей Белый, представив под фамилией Липченко в романе “Петербург”. Широкий резонанс в литературных кругах вызвала изданная в 1929 г. в Берлине на русском языке книга Романа Гула (так!) “Генерал БО”. (Переработанный вариант опубликован в 1959 г. под названием “Азеф”). Художественная книга основывалась на переработке автором значительного круга источников, а потому гулевский роман сыграл не последнюю роль в развитии историографии дела Азефа. Книга была переведена на многие языки и получила высокую оценку со стороны ряда видных писателей, включая Андре Мальро и Альбера Камю. Именно под названием “Генерала БО” французский философ-экзистенциалист увлекся темой русского революционного терроризма. А. Камю апробировал сюжет об убийстве великого князя Сергея Александровича в качестве театральной постановки. Р. Гуль также адаптировал сюжетное изложение своей книги для сценической постановки. Написанная им пьеса “Азеф” была поставлена в 1937 г. на сцене Русского театра в Париже известным актером Григорием Хмарой, который, помимо режиссерской работы, исполнил роль Б.В. Савинкова. Пьеса имела кассовый успех и получила благожелательное освещение со стороны театральных критиков, хотя сам Р. Гуль оценивал свою пробу пера на драматической ниве довольно скептически. Впрочем, состоялось лишь четыре представления. Спектакль был исключен из репертуара театра под давление эсеров, заявлявших, что будирование азефовской темы ввиду еврейского происхождения главного героя выглядит аморально на фоне преследования евреев в нацистской Германии. В действительности социалистов-революционеров раздражало само упоминание имени провокатора вне зависимости от его национального происхождения. Даже по прошествии тридцати лет после азефовского дела эсеры весьма болезненно относились даже к упоминанию имени бывшего руководителя эсеровской Боевой организации. <…>

Столь же значительное раздражение, как и гулевская пьеса, вызвала у эсеров публикация в 1930 г. в парижской газете “Последние новости” эссе М.А. Алданова “Азеф”. “Эсеры, - писал в этой связи В. Ходасевич Н. Берберовой, - в лютой обиде на Алданова за “Азефа”, как и следовало ожидать”. (с. 187-188)

Азеф волновал воображение писателей, драматургов, режиссеров. О нем писал А. Белый, выведя его в романе “Петербург” под фамилией Липченко. Жизнь Азефа и его деяния интересовали известного русского писателя и издателя Романа Гуля. В 1929 г. в Берлине на русском языке был опубликован его роман об Азефе “Генерал БО”. Автор проработал большое количество исторических источников, встречался с людьми, близко знавшими Азефа. Книга получилась и увлекательной, была переведена на многие языки, о ней очень хорошо отзывались Андре Мальро и Альбер Камю, последний под впечатлением от этой книги заинтересовался темой русского террора и написал пьесу о русских террористах, убийцах великого князя Сергея Александровича. Гуль написал пьесу “Азеф”, которая была поставлена в 1937 г. Русским театром в Париже. Режиссером и исполнителем роли Савинкова был известный актер Григорий Хмара. Спектакль делал полные сборы и получил неплохие отзывы, хотя сам Гуль оценивал свои способности драматурга и написанную им пьесу достаточно невысоко. Состоялось, однако, всего четыре представления. Спектакль был снят в результате решительного протеста эсеров, заявивших, что в условиях преследования евреев в Германии нельзя показывать пьесу об Азефе, но это было, видимо, только предлогом. Эсеры даже после революции, гражданской войны, эмиграции крайне болезненно относились к азефовской теме и к любому публичному упоминанию его имени. Так, они были взбешены, когда М. Алданов опубликовал в 1930 г. в парижской эмигрантской газете “Последние новости” эссе “Азеф”. В. Ходасевич писал об этом Н. Берберовой: “Эсеры в лютой обиде на Алданова за “Азефа”, как и следовало ожидать”.

(с. 416)

Текст диссертации

Перегудова, Ляшенко. Предисловие.

По мнению историка (А.Я.Авреха – О.Б.), покушение являлось делом рук “великолепной четверки” или “банды четырех”. . . Действительно, при отсутствии прямых доказательств в пользу версии А.Я. Авреха говорит удивительная поспешность расправы с Д.Г. Богровым. Подсудимому отказали в выдаче бумаги и ручки, запретили оставаться с глазу на глаз с раввином. Очевидно, что кто-то стремился избежать раскрытия истинных обстоятельств дела. Основным недостатком авреховского исследования явилась недоступность автору материалов расследования комиссии М.И. Трусевича и Н.З. Шульгина. (с. 330).

Эту версию (заговора охранки – О.Б.) активно поддержал в своих работах известный российский историк А.Я. Аврех, считая, что покушение – дело рук “великолепной четверки” или в его же интерпретации – “банды четырех”. . . В пользу версии Авреха вроде бы говорит и поспешность расправы с Богровым: скорый суд, отказ выдать бумагу и ручку, оставить наедине с раввином. Все это наводит на мысль, что было что-то, что хотели скрыть. . . . К сожалению, документов расследования комиссии Трусевича и Шульгина он не видел. (с.29-30).

Текст диссертации

Могильнер. На путях к открытому обществу.

Так, прочитав опубликованное в печати письмо Н. Климовой, присужденной к смертной казни за организацию взрыва на Аптекарском острове, А.С. Изгоев пришел к выводу, что для нее “убийство других было средством убить себя” (с. 92).

Примеру бросившейся в водопад на Иматре девушке последовали еще 16 ее сверстниц. Они зачастую специально приезжали на Иматру издалека, дабы покончить с собой. . . (с. 94).

Цепной мост самоубийств существовал и в Киеве. М. Хрущевская даже написала рассказ “Которая по счету”, посвященный киевлянке, спрыгнувшей с него в Днепр. Ее реальный прототип Муся Огунлух в предсмертном “Письме к русским девушкам” заявляла: “Я одна из многих и умираю для многих!” (С. 95).

В частности, подводило к ней появившееся в печати письмо Климовой, присужденной к смертной казни за участие во взрыве на Аптекарском острове (осень 1906 г.). Прочитав его, А. С. Изгоев пришел к выводу, что “для Климовой убийство других было только средством убить себя” (С.17).

Бросившаяся в водопад на Иматре девушка показала пример еще 16 своим сверстницам, “приезжавшим иногда издалека с специальной целью броситься в водопад” (С.39).

Киевская курсистка Муся Огунлух бросилась с цепного моста в Днепр, написав предварительно “письмо к русским девушкам”: “Я одна из многих и умираю для многих!” <. . .>

Некая М. Хрущевская написала рассказ “Которая по счету” - рассказ о киевлянке, прыгнувшей с цепного моста в Днепр (С.40).

Текст диссертации

Гейфман. Революционный террор в России; Будницкий. Терроризм в российском освободительном движении.

Напротив, немецкий историк М.Хильдермайер полагал, что революционные террористы пользовались если не поддержкой, то сочувствием в различных слоях общества. “Как правило, - писал он, - террористы добиваются наибольшего успеха, если им удается заручиться пусть небольшой практической, но зато широкой моральной поддержкой в уже нестабильном обществе”. <. . .>

Германская историография российского революционного терроризма была представлена, главным образом, трудами М. Хильдермейера, специализировавшегося на изучении истории эсеровского движения. Согласно его мнению, эсеровский терроризм следует рассматривать через призму характерных для социалистов-революционеров моральных и этических соображений. “Эсеров, - писал немецкий историк, - отличали “примечательный иррационализм и почти псевдорелигиозное преклонение перед “героями-мстителями”. Среди мотивов совершения терактов назывались отнюдь не политические аргументы, а “ненависть”, “дух самопожертвования”, “чувство чести”. Использование бомб утверждало существование у эсеров внутренней дифференциации между террористами, на которых распространялась особая аура, и “гражданскими членами партии”. <. . .> Боевики с большим скепсисом относились к любой абстрактной теории, игнорировали межпартийные и внутрипартийные дебаты. (С.226-227).

Такое отношение (общества – О.Б.) могло только способствовать экстремизму, ибо можно считать очевидным, что, “как правило, террористы добиваются наибольшего успеха, если им удается заручиться пусть небольшой практической, но зато широкой моральной поддержкой в уже нестабильном обществе”. (Гейфман. С. 22).

Германский историк М. Хилдермейер справедливо замечает, что в эсеровских декларациях террористические акты получали дополнительное оправдание при помощи моральных и этических аргументов. “Это демонстрировало примечательный иррационализм и почти псевдо-религиозное преклонение перед “героями-мстителями”… Убийства объяснялись не политическими причинами, а “ненавистью”, “духом самопожертвования” и “чувством чести”. Использование бомб провозглашалось “святым делом”. На террористов распространялась аура, ставившая их выше обычных членов партии, как их удачно называет Хилдермейер, “гражданских членов партии”. (Будницкий. С. 157-158).

. . . боевики. . . относились с большим скептицизмом к любой абстрактной теории и мало интересовались внутрипартийными и межпартийными политическими дебатами (Гейфман. С. 71).

Текст диссертации

Будницкий. Терроризм в российском освободительном движении.

Волна историографической апологии терроризма была инициирована изданием в 1893 г. в Женеве брошюры П.Ф. Алисова “Террор”. Она адресовалась некому неизвестному товарищу, которым, как выяснилось много лет позже, являлся другой видный адепт террористической тактики В.Л.Бурцев. Именно он убедил автора в целесообразности и своевременности появления такого рода труда. Будучи человеком довольно состоятельным, П.Ф. Алисов издал книжку за собственный счет. В ней он развивал концепцию “чистого терроризма”. Яркий, афористический стиль изложения производил особое впечатление на читателей. П.Ф. Алисов не чуждался и непечатных выражений, что позволило Т. (так!- О.Б.) В. Плеханову в рецензии на одну из написанных им в таком стиле книг иронически посоветовать ему поубавить крепость высказываний, ибо, в противном случае, его сочинения перестанут читать дамы. <. . .>

Именно в терроризме видел П.Ф. Алисов главный завет и наследие народовольцев для последующих поколений русских революционеров. Отказ же от террористической тактики, полагал он, привел “Народную волю” к поражению. Она, по оценке публициста, вместо того, чтобы сосредоточиться на организации терактов, распыляла свои силы на составление утопических программ, устройство тайных типографий, организацию кружков среди военных и т.п. Планы народного восстания и захвата власти П.Ф. Алисов классифицировал как несбыточные. Терроризм же, - писал он, - уже сам по себе является программой: “…взорванный дворец, в прах обращенный колоссальный поезд… царь, разорванный в лохмотья среди бела дня…- в своем роде заповеди, произнесенные на Синае, среди туч, молний, громов… Как были ясны дела революционеров! Как они много говорили за себя, не нуждаясь в сложных программах!”

Особое негодование публициста вызывала “идиотская” по его оценке, антитеррористическая теза социал-демократов – “вы убьете одну гадину, выползет другая”. Систематическое, а не единичное истребление, представителей правящего класса, полагал Алисов, опровергает социал-демократический скепсис. Следует, призывал он, уничтожить “несколько коронованных гадин подряд”, тогда оставшиеся “стали бы благонравнее, милее, добрее и задумчивее”.

Перспективы развития терроризма П.Ф. Алисов связывал с дальнейшим техническим прогрессом”. (с.30-31).

В 1893 г. Алисов выпустил брошюру под названием “Террор”. Брошюра имела подзаголовок “Письмо к товарищу”. Составляя впоследствии библиографию эмигрантской печати, Бурцев отметил, что этим товарищем был он. По просьбе Бурцева Алисов привел свои “мысли по поводу терроризма, разбросанные в брошюрах”, “в стройное целое”, так как Бурцев убедил его, что это “будет очень полезно в данный момент”. Брошюра Алисова производит несколько курьезное впечатление, чему способствует ее своеобразный стиль. В ней с предельной откровенностью сформулированы выводы сторонников “чистого терроризма”. <. . .>

Недаром Плеханов в рецензии на одну из брошюр Алисова советовал ему “поубавить крепость своих выражений”, а не то его перестанут читать дамы.

<. . > “Народная воля” потерпела неудачу потому, что тратила чересчур много сил “на устройство типографий, на организацию кружков среди военных и проч.”. . . Народовольцы занимались сочинением несбыточных программ, думали о “фантастических захватах власти”: все это лишнее – террор несет программу в самом себе. . . “. . . взорванный дворец, в прах обращенный колоссальный поезд. . . царь, разорванный в лохмотья среди бела дня. . . – в своем роде заповеди, произнесенные на Синае, среди туч, молний, громов. . . Как ясны были дела революционеров! Как они много говорили за себя, не нуждаясь в сложных программах!”

Чтобы быть успешным, террор должен стать систематическим – нужно истребить “несколько коронованных гадин подряд”, тогда они “стали бы благонравнее, милее, добрее и задумчивее”. Последнее должно было опровергнуть “идиотскую фразу, облюбленную нашими недоумками: “Вы убьете одну гадину, выползет другая””.

Как и другие “пламенные” пропагандисты терроризма, Алисов уповал на технический прогресс. . . (с.92-93).

Текст диссертации

Будницкий О.В. Терроризм в российском освободительном движении.

С. 30-32 (П.Ф. Алисов)

С. 92-93.

С. 33-40 (В.Л. Бурцев)

С. 90-91, 111, 121-126

С. 41-43 (Х.О. Житловский)

С. 113-117

С. 43-46 (Я.Л. Юделевский)

С. 119-120, 145-146, 209, 211

С. 47-48 (Н.С. Русанов)

С. 104, 126

С. 48-53, 56-57 (В.М. Чернов)

С. 134-138, 140-142, 154, 192

С. 53-54 (М.Р. Гоц)

С. 126-127

С. 54 (“Северский”)

С. 190-191, 199, прим.1.

С. 55 (И.А. Рубанович)

С. 194-195

С. 61-65 (анархисты)

С. 218-219, 223, 225-229, 238, 243, 244

С. 67-69 (Г.В. Плеханов)

С. 265-266, 267, 312-313

С. 69-70 (Ю.О. Мартов)

С. 265, 274-275, 295

С. 70-71 (В.И. Засулич)

С. 270-271

С. 71-72 (П.Б. Аксельрод)

С. 272-273