Крыленко Николай Васильевич

(с мая 1918 был председателем Ревтрибунала при ВЦИК и прокурором РСФСР)

"Я в особняке Крыленки, в одном из прекрасных барских особняков, которых так много в прилегающих к центру переулков Москвы. Всемогущий обвинитель Верховного Трибунала комфортабельно устроился в Георгиевском переулке, комфортабельно и с барским размахом.

Еще комната, и я попадаю в большую гостиную, ныне кабинет, заставленный гостиной мебелью. За огромным письменным столом напротив двери, под портретом Ленина, сам Крыленко. Он приподнимает от бумаг заметно седеющую голову и жестом указывает мне на стул. Странное, хищно-жесткое лицо, жестокое благодаря выдающемуся подбородку и светлым, небольшим, стальным глазам. С такой челюстью, с такими глазами он, кажется не колеблясь, закусит горло своей жертвы, закусит мертвой хваткой. Он вежлив и корректен, ироническая нотка звучит порой в голосе, издеваются жестокие глаза: "Пришли-таки, меня не минуете", как будто говорят они. Немного поломавшись, он соглашается дать свидание с мужем; не слушая, все время поглядывает в окно, в сад - мысли его куда-то уносятся, и нет ему до вас дела... Он встает, разговор окончен. Раскаленный двор.

Как Милка? Лучше ей? - раздается сзади озабоченный громкий голос. Крыленко на крыльце, нетерпеливо топает ногой.

- Будто лучше, Николай Васильевич, как из-под земли вырастает слуга в почтительной позе, без шапки [...].

Через улицу, как господская контора, в другом, более скромном особняке - канцелярия Трибунала. Отсюда служащие бегают "к самому", сюда и он подчас является с криком и шумом.

Сюда постоянно приходят просители и часами сидят в передней в ожидании "барина".

- Идет, сам идет - возглашает кто-либо из челяди, увидав в окно начальство.

Маленького роста, весь в сером, с огромным козырьком картуза, прикрывающим глаза, он входит быстро, как-то порывисто.

За ним, прихрамывая, едва поспевает рыжий сеттер с забинтованной лапой.

- Ждут вас тут, Николай Васильевич, - почтительно докладывает служитель.

-А ты смотрел, как лапу перевязывали? - нагнувшись к собаке, перебивает "сам".

- Как же, смотрел; говорит, - скоро заживет, перелом у него.

- Мне, чтобы был здоров, ты отвечаешь!..

Не глядя на измученные лица вставших просителей, он быстро скрывается в канцелярии.

- Пса жалеет, с псом, как с человеком, ну а с нами по-собачьи, - тихо заключает один из них, другие жмутся и боязливо озираются".

П.Е. Мельгунова-Степанова."Где не слышно смеха".

В кн. "Красный террор в Москве". М.: Айрис Пресс. 2010. C.35-37.