Фигнер Вера Николаевна

“Один из товарищей, впервые увидевший Веру Николаевну, был изумлен безмерно:

- Я думал, увижу косматую, безобразную нигилистку, с грязными ногтями, размахивающую руками, и вдруг, - какая красота, какое изящество!

И правда: ей было за шестьдесят лет, но и теперь она поражала сдержанно-гордой, властной красотой и каким-то прирожденным изяществом. Что же было, когда она была молода!

Она невысокого роста. Губы решительные, властные, во всем что-то благородно-соколиное. Но иногда при разговоре вдруг брови поднимаются, как у двенадцатилетней девочки, и все лицо делается трогательно-детским.

Но какая красота! Какая красота!

Передо мною два ее портрета. …

Первый портрет – 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса сбегает по правому плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице – грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной работой, в которую ушла целиком. “Девушка строгого, почти монашеского типа”. Так определил ее Глеб Успенский, как раз в то время познакомившийся с нею.

Второй портрет – 1883 года. Фотография снята после ее ареста, для Александра III. Невозможно себе представить более трагического лица. … 10 февраля 1883 года, преданная Дегаевым, Фигнер была арестована.

Тут вот и была снята с нее фотография… Изумительный портрет по глубочайшей, безысходной трагичности прекрасного лица. …

Она очень нервна. От малейшего неожиданного шума вздрагивает, как от сильного электрического тока. Легко раздражается. Долгие годы одиночного заключения надломили здоровье когда-то крепкой и жизнерадостной женщины. В большом обществе малознакомых людей держится замкнуто и как будто сурово, многим кажется высокомерной. Она сама пишет “Тюремное заключение изуродовало меня: оно сделало меня, по отношению к обществу людей, чувствительной мимозой, листья которой бессильно опускаются после каждого прикосновения к ним. Присутствие людей тяготило, вызывало какое-то нервное трепетанье; потребность быть с людьми упала до минимума. Мне и теперь трудно быть много с людьми”.

При близком знакомстве она пленяет необоримо”.

В. Вересаев. Литературные воспоминания. Собр. соч. в 5 томах.

М.: Изд. “Правда”. 1961. Т.5. С. 384, 386, 387-388.

"Сегодня пополудни бывший гвардейский Волынский полк… организовал в Мариинском театре концерт в пользу жертв Революции. …

Шепот симпатии и какого-то благоговения проносится по залу; какая-то безмолвная овация.

Это - Вера Фигнер появилась на сцене, на месте дирижера оркестра. Очень простая, с гладко причесанными седыми волосами, одетая в черное шерстяное платье с белой косынкой, она похожа на знатную старую даму. Никто не обнаруживает в ней страшной нигилистки, какой она была некогда, во время своей молодости. Она, впрочем, из хорошей семьи, близкой к знати.

Тоном спокойным, ровным, без малейшего жеста, без малейшего повышения голоса, без единого знака, в котором промелькнули бы резкость или напыщенность, горечь злопамятности или гордости победы, она поминает бесчисленную армию всех тех, кто безвестно пожертвовал жизнью для настоящего торжества Революции, кто анонимно погиб в государственных тюрьмах и на каторге в Сибири. Мартиролог развертывается как литания, как мелания. Последние фразы, произнесенные более медленно, имеют непередаваемый оттенок грусти, покорности, жалости. Может быть, одна только славянская душа способна на такой резонанс. Похоронный марш, тотчас после ее речи исполненный оркестром, как будто служит продолжением речи, патетический эффект которой переходит таким образом в религиозную эмоцию. Большинство присутствующих плачут."

М. Палеолог.

Царская Россия накануне революции.
(Дневник посла).
М.: Международные отношения.
1991. Книга 2.

"Веру Николаевну я знал по портретам ее юности, и у меня возник очень ясный ее образ. Реальная Вера Николаевна не походила на него. У нее было точеное лицо, все еще полное внутренней энергии. Пристальные умные серые глаза, тонкие губы со сдержанной, "английской" улыбкой. Волосы уже с сильной проседью были гладко причесаны. Ее стан не утратил грации. Когда она волновалась, румянец заливал ее щеки. [...].

Мне очень хотелось поговорить с Верой Николаевной на политические темы, узнать ее позицию в современном мире, в котором она не так давно возродилась после бесконечного сидения в крепостной одиночке. Хотелось поговорить и о ее прошлом. Но я ясно видел, что Вера Николаевна не допустит меня близко к себе, что она замкнулась в своих думах.

Вместе с тем Вера Николаевна охотно беседовала со мной о Париже, и я каждый день рассказывал ей о своих новых завоеваниях и показывал снимки и открытки.

Выслушивая мои рассказы Фигнер требовала, чтобы я говорил по-французски, и по поводу каждого русского слова стучала вилкой по столу и восклицала: "Amende! Amende!" Этих штрафов мне пришлось платить очень, очень много".

Н.П. Анциферов. Из дум о былом. Воспоминания

М.: Феникс. Культурная инициатива. 2010. С. 264.
http://ldn-knigi.lib.ru

"Встречался я с нею и в Москве, в 30-х годах. Она показала мне серию снимков Н. А. Герцен. Один из них имел дублет. Я попросил Веру Николаевну подарить мне его. Она протянула все. "Берите, M-r Nicolas!" Я отказался. Она настаивала: "Знаете, старость - это осень. осень бывает золотая, "очей очарованье". Но увы! Наступает время облетелой осени, когда деревья стоят нагие, лишенные своей листвы. О! Это печальная пора! Вот для Натальи Александровны уже наступила эта облетелая осень. Мне тяжело напоминание о ней". Вера Николаевна задумалась. "Беспощадное время идет!" Она взяла меня за руку и подвела к окну. "Вот и Вы, M-r Nicolas, уже не юноша", - сказала она с печалью. (А мне было уже 47 лет.)

Это - последнее наше свидание. И для В.Н. Фигнер наступала облетелая осень. Она все больше замыкалась в себе и погружалась в молчание. Последний год она жила на Арбате против театра Вахтангова. Взрыв фугасной бомбы, разрушивший театр, не дошел до ее слуха. Для нее наступала пора полной тишины. [...] А мне казалось, что Вера Николаевна не подчинена власти времени, что золотой осени не будет конца".

Н.П. Анциферов. Из дум о былом. Воспоминания

М.: Феникс. Культурная инициатива. 2010. С. 265.
http://ldn-knigi.lib.ru