К.Н.Морозов

Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 - 1926):
этика и тактика противоборства

VI.7. Поведение, тактика и победа голодающих в "развезенной" групповой голодовке (9 октября - 1 ноября 1925 г.).

7.1. В.В.Агапов (Свердловск-Оренбург), Н.Н.Иванов (Свердловск), Д.Ф.Раков (Свердловск-Тюмень-Свердловск)

В отличие от всех других региональных чекистских начальников руководителю Свердловского ПП ОГПУ по Уралу Апетеру не повезло втройне, так как 9 октября 1922 г. ему отправили вместо одного сразу троих заключенных эсеров: "Встречайте скорый читинский поезд вышедший из Москвы десятого октября тире проездом Сибирь уполномоченный СО ОГПУ Плахов везет Вам арестованных эсеров цекистов Агапова зпт Ракова зпт Иванова тчк Примите их тчк Указания посылаем Плаховым тчк"¹⁶⁶. Уже отправив всех троих, московские чекисты спохватились, что для срыва голодовки им было бы выгодно воспользоваться тем, что сроки тюремного заключения Агапова и Ракова уже кончились, и изменили свое решение. 13 октября 1925 г. Дерибас информировал Свердловск: "Постановлением Особого Совещания от 9/Х Агапов высылается Оренбург зпт Раков Туркестан сроком на три года тчк Объявите арестованным и срочно усиленным спецконвоем направьте Ракова ПП ОГПУ по Средней Азии зпт Агапова в Оренбургский губотдел тчк О выезде предупредите тчк Указания нами посланы тчк"¹⁶⁷. В этот же день Дерибас отправил в Ташкент ПП ОГПУ по Средней Азии аналогичную телеграмму: "Направляем к Вам для отбывания административной ссылки в Коканде цекиста Ракова тчк Руководствуйтесь в отношении его директивами данными о Тимофееве тчк Об отправке предупредим тчк"¹⁶⁸.

Апетер 14 октября сообщал Дерибасу: "Доставленные Агапов, Иванов, Раков продолжают голодовку. Помещены изоляторы Вашего распоряжения. Раков задержанный Свердловске сегодня направляется Тобольск. Свидание мною сообщил голодовку не прекратит момент свидания всех цекистов одновременно заявлял, что не может нарушить данного друг другу обещания"¹⁶⁹. В этот же день он вновь телеграфировал в Москву: "Агапова направляем Оренбург 15 октября, голодовку не снял требования прежние. Врачебная комиссия констатировала возможность нахождения дороге 5 суток. Ракова возвращаем пути Тобольск, состояние здоровья слабое. Прибытие Свердловск обследуем, сообщим. [...]Примечание: Слово "суток" под сомнением, искажены"¹⁷⁰. Вечером 16 октября из Свердловска Апетер сообщал: "Раков Тюмени возвращен. Следовать Туркестан не имеет возможности по слабому состоянию. Голодовку не прекратил оставлен Свердловске. Просим указаний"¹⁷¹. 17 октября Апетер из Свердловска вновь сообщал: "Заключенные Раков, Иванов нашим переговорам отказываются голодовку снимают (так в тексте - К.М.) условия прежние. Медицинским осмотром установлено пока невозможность применить искусственное питание"¹⁷².

Вскоре он прислал в Москву следующий документ "Акт. 1925 года. Октября 19 дня.

Комиссия в составе врачей Кузнецова А.Г. и Бочарова А.В. в присутствии Коменданта ГПУ т. Ильина, освидетельствовала состояние здоровья заключенных, при чем нашла следующее:

1) Общее состояние здоровья Иванова вполне удовлетворительное, t тела нормальная, пульс 120 ударов в минуту, хорошего наполнения.

2) Общее состояние здоровья Ракова слабое, t тела нормальная, пульс 132 удара в минуту, тоны сердца глухие. Заключенный Раков значительно ослаб по сравнению с предыдущим осмотром: А.Кузнецов, Бочаров, Ильин

С подлинным верно: секретарь СО ПП (Горелов)"¹⁷³.

В этот же день Дерибас запрашивал Апетера: "Телеграфируйте первое скоба когда каким поездом отправлен ссылку Оренбург Агапов, второе скоба почему до сих пор не отправлен Раков Туркестан"¹⁷⁴. Несколько часов спустя Дерибас изменил свое решение об отправке Ракова "[...]Ракова оставьте Свердловске до прекращения голодовки зпт изолировать от Иванова тчк"¹⁷⁵.

Тогда же Апетер ответил пространным письмом на фирменном бланке и дополнил его рядом документов. Он сообщал Дерибасу: "[...]направляя при сем три заявления арестованного члена ЦК ПСР Ракова сообщаю, что при объявлении ему о высылке в Туркестан на три года, он голодовку не прекратил, поддерживая требования, заявленные еще в Москве Вам. Поведение Ракова - спокойное. При первом разговоре на мое предложение прекратить голодовку, он оправдываясь заявил, что не хочет быть предателем своих товарищей. При втором разговоре он просил дать ему возможность переговорить с товарищами, в частности, с Ивановым, который мог бы за ним до некоторой части ухаживать, т.к. состояние его здоровья слабое. В просьбе ему отказано и впечатление к меня от переговора с ним осталось, что он и хочет снять голодовку и не может, чтобы не стать предателем. Искусственное питание пока применять нельзя, об этом свидетельствуют врачебные акты, при сем прилагаемые.

Поведение второго арестованного Иванова совершенно противоположно Ракову; Иванов с нами груб, разговаривать - полемизировать не имеет охоты, о чем заявляет на каждом слове. По виду крепок, медицинской помощи не просит, противоположность Ракову, тот просит выписывания ему всякого рода полосканий для полости горла и рта, не отказывается от кипятка. В этих случаях помощь с нашей стороны не отказывается.

До прекращения голодовки и установления возможности дальнейшего следования-передвижения Раков оставлен в Свердловске и не отправляется в Туркестан. Прошу на этот счет разъяснений. При заключении посажены в разные камеры и общения между собой не имеют. Все требования в Ваших предложениях нами выполняются"¹⁷⁶.

К этому документу прилагались два заявления Ракова и два акта его медицинского освидетельствования. В первом, не датированном заявлении, адресованном "ОГП[У]", Раков писал: "Прекратить голодовку могу лишь в случае, если получу достаточные уверения, что товарищи прекратили голодовку. Причины понятны. Прошу распоряжения задержать меня в Тюмени впредь до получения извещения. Ехать на лошадях - равносильно убийству". В следующем заявлении - "В Президиум ОГПУ" от 15 октября 1925 г. - значилось: "После развоза нас из Москвы я индивидуально прекратить голодовку не могу ни при каких условиях. Причины этому понятны. Голодовка может быть прекращена лишь по общему решению товарищей. Отказ в этом равносилен для нас смертному приговору"¹⁷⁷.

Перевезенный из Тюмени в Свердловск, он 16 октября вновь пишет заявление в Президиум ОГПУ: "Сегодня, 16 октября, меня в Свердловске освидетельствовал врач и заявил, что будет применено насильственное искусственное кормление. До сих пор Советская власть к политическим заключенным не применяла, и по справедливости, хвасталась этим. Подобная мера приличествует разве таким палачам, как Хорти, по сообщению газет, подобным образом мучит комм. Ракоши. Если подобная мера будет применена ко мне, то заявляю, 1) что голодовку продолжать буду, 2) что это принудит меня лишь к самоубийству, как покушение на единственное мое достояние - революционную честь.

Уполномоченный У. Обл. ОГПУ объявил мне высылке меня в Туркестан и предполагает меня туда отправить. Из восьми дней голодовки я пять дней провел в вагоне, вещь достаточно жестокая сама по себе. Заставить меня теперь провести в вагоне недели две равносильно намеренному убийству. Поэтому я настаиваю оставить меня в Свердловске до окончания голодовки"¹⁷⁸.

Медицинский акт, составленный 13 октября 1925 г., явно был продиктован желанием уральских чекистов подстраховаться, прежде чем отправлять голодающего человека через полстраны: "Комиссия в составе врачей А.Г.Кузнецова и А.М.Бочарова и т. Нечаева, в присутствии коменданта ГПУ т. Ильина освидетельствовала состояние здоровья заключенного Ракова на предмет выявления возможности его следования по железной дороге и на пароходе, причем нашла следующее: Общее состояние ослабленное, температура тела нормальная (36,5?), пульс учащен до 100 ударов в минуту, без перебоев; тоны сердца глуховаты, катар легочных верхушек.

На основании вышеизложенного Комиссия находит, что заключенный Раков может следовать по железной дороге и на пароходе с момента его освидетельствования в течение 3-х дней, но при условии следования в мягком вагоне и в хорошо устроенной теплой каюте на пароходе. В дороге необходимо также предоставление ему возможного покоя и безусловного лежачего положения"¹⁷⁹. Еще один медицинский акт о состоянии здоровья Д.Ф.Ракова был составлен зав. хирургической больницей Уралоблздравотдела профессором В.К.Шамариным "по поводу его 8-дневного голодания, причем было обнаружено следующее: у гр. Ракова имеется незначительное количество подкожно-жирового слоя на передней брюшной стенке. При отскультации сердца тоны его крайне глухие, пульс учащен до 160 ударов в минуту, крайне слабого наполнения и легко сжимаем. При исследовании легких обнаруживается катар верхушек обоих легких и хрипы сзади с явлениями притупления в области правого легкого сзади. При исследовании нервной системы резкое повышение коленных рефлекс. Со стороны желудочно-кишечного прохода имеется втянутый живот и резкое обложение языка, на ощупь слегка влажного. На основании вышеизложенного высказываюсь, что гр. Раков находится в состоянии резких изменений со стороны органов дыхания и кровообращения, а потому дальнейшее голодание может вызвать падение кровяного давления и обострение процесса в легких"¹⁸⁰.

Вся подборка документов свидетельствует о том, что уральские чекисты, не вступая в конфронтацию с СО ОГПУ, явно не желали брать на себя ответственность за смерть Ракова. Они упустили отведенные врачами 13 октября три дня на отправку Ракова и упустили, похоже, сознательно. И наконец, они запаслись рядом документов, которые если бы и не сняли с них вину за смерть заключенного в глазах вышестоящих чинов, то смягчили бы ее, отчасти переложив ее на "твердокаменное" начальство СО.

20 октября Апетер сообщал: "[...]Агапов направлен Оренбург 15 октября поездом нр 4 направление Челябинск Самара. Сопровождается конвоем главе уполномоченного СО Денисова. Подтверждения прибытия Оренбург нет. Раков следовать может носилках, мягком вагоне, непродолжительное время, слабого состояния оставлен Свердловске. [...]Просим указаний"¹⁸¹. 19 октября 1925 г. начальник Оренбургского губотдела ОГПУ Денисов сообщал начальнику СО ОГПУ: "Агапов прибыл 18 октября, голодовку продолжает, нуждается больничном уходе. Полагаю голодовку снимет на днях. Меры приняты"¹⁸². Дерибас поставил резолюцию "К делу" и на поступившей вечером 21 октября телеграмме из Свердловска: "Раков, Иванов голодовку не прекратили, требование свезение одно место договориться окончании или продолжение голодовки. Состояние Ракова слабое готовимся искусственному питанию"¹⁸³.

Состояние Ракова и Иванова медленно, но верно ухудшалось, что фиксировали медицинские осмотры: "Акт (копия) 1925 года, октября "22" дня, комиссия в составе профессора В.И.Шамарина, врачей А.Г.Кузнецова и А.В.Бочарова, в присутствии дежурного коменданта ГПУ Тимофеева, освидетельствовала состояние здоровья заключенного Иванова, при чем нашла следующее: Общее состояние здоровья в сравнении с прошлым осмотром заметно ухудшилось. Органы кровообращения: пульс 120 ударов в минуту, среднего наполнения; артерии жестковаты; границы сердца расширены, тоны глухие, небольшой отек на стопах. Органы дыхания: явление эмфиземы, выражающейся в одышке и периодических сердцебиениях; расселенные хрипы сзади на почве артериосклеротических изменений сосудов легочной ткани. Со стороны желудочно-кишечного тракта особых уклонений от нормы не замечается. Нервная система: ослабление усвояемости прочитанного, состояние апатии. На основании вышеизложенного комиссия высказывается, что резких изменений вследствие голодания со стороны органов дыхания и кровообращения пока еще не имеется, но таковые могут быстро наступить ввиду имеющихся данных перерождения сердечной мышцы и явлений распространенного артериосклероза и эмфизематозного процесса в легких. Члены комиссии: А.Кузнецов, В.Шамарин, Бочаров. Верно: начальник секретного отдела ПП ОГПУ (Сорокин)"¹⁸⁴.

На следующий день врачи осмотрели обоих голодающих: "Акт (копия) 1925 года 23-го октября мною были осмотрены заключенные Раков и Иванов на предмет выяснения состояния их здоровья, при чем оказалось, что 1) в положении гражданина Ракова получилось еще некоторое ухудшение по сравнению с осмотром, произведенным комиссией от 22-го октября 1925 года. Ухудшение выразилось в усилении слабости. Температура нормальна, пульс 100 ударов в минуту. 2) В положении гражданина Иванова изменений заметных не наступило, температура нормальна, пульс 120 ударов в минуту. Доктор А.Кузнецов. Присутствовал при осмотре комендант ПП ОГПУ по Уралу Ильин"¹⁸⁵.

Но производивший в этот же день осмотр профессор Шамарин был значительно пессимистичнее в своих выводах: "При освидетельствовании гражданина Ракова 23-го сего октября месяца мною обнаружено резкое ухудшение состояния его здоровья, выражающееся в явлениях общей слабости и землистой окраски кожных покровов лица. Со стороны сердечной деятельности отмечается учащение пульсовой волны до 124 ударов в минуту, пульс слабого напряжения и легко сжимаем. Со стороны органов дыхания - обострение катара верхушек легких с явлениями хрипов, растяжных в том и другом легком. Живот резко втянут, кожа на нем собирается в складку и медленно расправляется. На стопах и голенях отек, вследствие нарушения компенсаторной деятельности сердца. На основании вышеизложенного высказываюсь за крайне тяжелое состояние здоровья гр. Ракова.

При освидетельствовании гр. Иванова отмечается резкая общая слабость. Со стороны органа сердца отмечается резкое повышение пульса, доходящее до 160 ударов в минуту, крайне слабого наполнения. Пульс приближается к форме т.н. нитевидного пульса. Тоны сердца глухие с ясно выраженными явлениями перерождения сердечной мышцы. Явления эмфиземы легких, вследствие нарушения общей компенсаторной деятельности сердца, резко выражены в обоих легких. На основании вышеизложенного считаю, что состояние здоровья гр. Иванова резко ухудшилось, учащение же пульса до 160 ударов в минуту представляет собою симптом напряженной работы сердечной мышцы и может повести к параличу сердечной деятельности. Зав. хир. больницей Уралоблздрав отдела профессор Шамарин"¹⁸⁶.

23 октября 1925 г. Дерибас, чувствуя, что проигрывает схватку, что отсчет для некоторых голодающих пошел на дни и часы, перешел к весьма иезуитским мерам. В шифровке Апетеру он сообщил план действий: "Чтобы сорвать голодовку Ракова, освободите его и поместите в общегородскую больницу зпт предварительно договоритесь врачами о искусственном питании и лечении тчк Как только Раков бросит голодать и окрепнет вновь арестуйте и отправьте Коканд"¹⁸⁷. Похожую телеграмму Дерибас отправил и в Оренбург: "[...]Чтобы сорвать голодовку Агапова объявите ему что как приговоренного уже к ссылке держать дальше в тюрьме не можете тчк Освободите его и поместите общегородскую больницу предварительно договоритесь врачами о искусственном питании и лечении тчк"¹⁸⁸.

Вечером того же дня начальник Оренбургского ГО ОГПУ Денисов отвечал Дерибасу: "Меры приняты. Продолжает голодовку требования старые. Состояние здоровья удовлетворительное, принимает лекарства. Интересуется снял ли голодовку Гоц"¹⁸⁹. Дерибаса буквально прорвало от негодования и он выплеснул его в следующей резолюции: "Немедленно выгнать на улицу (сверху над строкой позже в скобках дописано "в общегородскую больницу" - К.М.) и пусть голодает на улице. То же написать и Апетеру относительно Ракова: пусть выгонит на улицу, а как только бросит голодать, арестует и отправит в Коканд. Д[ерибас]". Но в вечернем ответе Апетера готовности сломя голову выполнять иезуитский план Дерибаса не было: "Состояние здоровья Ракова ухудшается, ближайшие дни может наступить смертельный исход, примем все меры недопущению"¹⁹⁰. И медицинский акт следующего дня подтверждал его слова: "При освидетельствовании состояния здоровья гр. Ракова 24 сего октября мною обнаружено следующее: Бросается в глаза землистый цвет лица, резкое истощение и апатическое состояние. [t] тела нормальная. Пульс 125-130 ударов в минуту (в лежачем положении освидет.) слабого наполнения, легко сжимается. Тоны сердца глухие. На стопах и коленях отеки. Живот резко втянут. Кожа на животе легко собирается в складку и с трудом расправляется. Кашель заметно усилился. На основании вышеизложенного заключаю, что состояние здоровья гр. Ракова резко ухудшилось и внушает серьезные опасения за его жизнь.

При освидетельствовании состояния здоровья гражданина Иванова найдено следующее: [t] тела нормальная. Пульс 150-160 ударов в минуту слабого наполнения. Тоны сердца глухие. Больной заметно ослабел и впал в апатичное состояние. На основании изложенного заключаю, что состояние здоровья гражданина Иванова заметно ухудшилось и признается мало серьезным (так в тексте - К.М.). Врач Бочаров. Верно: нач. СО ПП (Сорокин)"¹⁹¹.

26 октября Апетер доносил из Свердловска: "[...]Раков помещен городскую хирургическую лечебницу. Объявление освобождения заявил продолжении голодовки предложено кормить искусственно. Состояние Иванова ухудшается"¹⁹². В этот же день, не дождавшись Ракова, начальник ПП ОГПУ по Средней Азии Бельский запрашивал Дерибаса: "На № 6263 от 17 октября Раков не прибыл. Телеграфируйте выезд"¹⁹³.

А между тем состояние Ракова и Иванова все ухудшалось, о чем свидетельствовали очередные акты: 26-го октября 1925 года. Я, врач Кузнецов А.Г. в присутствии пом. Коменданта тов. Сергеева произвел осмотр заключенного Иванова, при чем оказалось: со стороны сердца: глухие тоны, пульс 120 ударов в минуту, аритмичен; на ступнях небольшая отечность. Температура нормальная. Со стороны органов дыхания - явления умеренного бронхита. Больной поднимается и садится уже с большим трудом. А.Кузнецов. С подл. Верно. Нач СО ПП ОГПУ по Уралу (Сорокин)"¹⁹⁴. "Акт (копия) 1925 года, Октября 26¹⁹⁵. Я, нижеподписавшийся, в присутствии дежурного коменданта ГПУ, освидетельствовал состояние здоровья заключенных Ракова и Иванова, при чем нашел следующее: Общее состояние здоровья Ракова с каждый осмотром заметно слабеет, стоять и сидеть от сильных головокружений он не может. Пульс (в лежачем положении заключенного) 80-85 ударов в минуту, слабый, тоны сердца глухие. Общее состояние здоровья Иванова удовлетворительное, жалуется на головокружение. Пульс (в сидячем положении заключенного) 120 ударов в минуту, наполнения среднего. Тоны сердца у верхушек глуховаты"¹⁹⁶.

Обращает на себя внимание форма обращения, да и сам стиль заявления Н.Н.Иванова Апетеру от 26 октября 1925 г: "Гражданину начальнику. Мне заявлено, что ОГПУ распорядилось вернуть всех нас в Москву. Вместе с тем в разговоре выяснилось, что скорый поезд, с которым меня собираются отправить, идет только в пятницу - а следовательно в Москву прибывает в воскрес[енье]-понед[ельник]. Такой большой срок может повлечь за собой весьма серьезные последствия (не для меня - я могу это вынести, а для других товарищей). Ежели ОГПУ действительно намерено дать нам возможность кончить голодовку, то необходимо ускорить елико возможно отъезд. Если в ближайшие дни до пятницы нет прямого скорого поезда до Москвы, то не может не быть иных поездов, идущих в том же направлении (напр., почтового). С ними, хотя и с меньшей скоростью и с пересадками, можно, очевидно, добраться до Москвы скорее, чем со скорым, идущим в пятницу. Я полагаю, что не в ваших интересах затягивать отправку. Н.Иванов"¹⁹⁷.

Он оказался прав - в этот же день уральские чекисты подписали постановление об его отправке в Москву¹⁹⁸. Но тем не менее они все же решили хоть как-то подсластить себе пилюлю поражения и поднять свой статус в глазах Москвы. Они стали шантажировать Иванова неотправкой его в Москву до окончания голодовки. Пошли чекисты на этот шаг, очевидно, потому, что он уговорил фактически близкого к смерти Ракова прекратить голодовку и остался в одиночестве. 26 октября Апетер сообщал Дерибасу: "Раков голодовку прекращает 10 дней, время нужное Иванову выезд, переговорам Вами. Иванов голодовку не снял требует отправки в Москву нами даны разъяснения выезд задерживается тчк. Телеграфируйте указания"¹⁹⁹. Это вызвало заявление Иванова (без даты, с пометой "вторник, 2 ч. дня"), в котором он демонстративно обошелся даже без вызывающего обращения "Гражданин начальник": "Вчера мне было официально объявлено, что нас всех решено свести в Москву. На этом основании, ввиду невозможности по словам врачей немедленной отправки тов. Ракова, я его уговорил временно голодовку прекратить. Из всего этого (объявления ОГПУ, слов гр. коменданта о сроке возможного отъезда и т.д.) было ясно, что отправка наша в Москву решена категорически и дело только за организацией этой отправки. Сейчас мне заявлено, что раз я голодовки не прекращаю, меня в Москву не отправят. Я не могу не видеть в этом нового грубого нарушения того, о чем мне вчера официально говорилось. Ввиду этого я заявляю вторично - об окончании мною голодовки до своза всех в Москву и соответствующего решения по сему поводу товарищей и речи быть не может: если до 12 ч. дня среды (завтрашнего дня) меня не повезут в Москву я перехожу на сухую голодовку. Ни в какие дальнейшие переговоры по сему поводу вступать не буду. Ник. Иванов"²⁰⁰.

Дерибаса сохранение уральскими чекистами своего лица перед Ивановым, в ситуации общего отступления от линии на срыв голодовки, беспокоило меньше всего, и он телеграфировал 27 октября 1925 г. Апетеру: "Пусть Раков снимает голодовку и после этого отправьте Иванова Москву тчк"²⁰¹.

А между тем врачи продолжали констатировать дальнейшее ухудшение состояния голодающих: "При освидетельствовании гражданина Иванова найдено следующее: общее состояние ухудшается, апатия усиливается. Кожа на руках легко собирается в складки. Пульс 160 ударов в минуту, слабого наполнения, тоны сердца глухие. Отеки на н/конечностях усиливаются. Положение больного следует признать внушающим серьезные опасения. Врач Базаров. Верно: нач. СО ПП (Сорокин). 27/Х-25 года"²⁰². "Акт (копия) 1925 года. Октября 28 дня. Мы, нижеподписавшиеся, освидетельствовали состояние здоровья гр-на Иванова, при чем нашли следующее: Органы кровообращения: тоны сердца глухие, пульс 120 ударов в минуту с перебоями, отеки на нижних конечностях (на голенях и стопах) несколько увеличились. Органы дыхания: при наличии эмфиземы явления подострого бронхита. Нервная система: сон плохой, больной заметно волнуется. Общее состояние: больной сильно ослабел, все его движения носят замедленный характер, садится с большим трудом. Тургор тканей понижен, кожа на плече легко собирается в складки. На основании вышеизложенного состояния гр-на Иванова признаем очень тяжелым и при дальнейшей голодании может внезапно наступить роковой исход, что особенно возможно при передвижениях больного. Врачи: Кузнецов, Бочаров. Приписка собственной рукой Иванова: "Несмотря на заявления врачей, считаю что следовать до Москвы могу и голодовку до прибытия туда и общего решения о сем моих товарищей не окончу. Н.Иванов"²⁰³.

Наконец, 28 октября Иванов был отправлен в Москву в сопровождении уполномоченного СО Зубрицкого²⁰⁴, а 31 октября 1925 г. Апетер сообщал Дерибасу, "находящийся в городской больнице Раков поправляется от голодовки" и просил дальнейших указаний²⁰⁵. 2 ноября Дерибас отвечал ему: "Когда Раков достаточно окрепнет - отправьте его в Москву"²⁰⁶.

Не менее драматично разворачивались события и в Оренбурге, где Агапов в полной мере столкнулся с иезуитством местных чекистов. 26 октября 1925 г. нач. Оренбургского губотдела ОГПУ Денисов доносил: "Агапов переведен больницу, применено искусственное питание самочувствие. На предложение сложить (прим. шифровальщика - слово "сложить" под сомнением) голодовку условием отправления Москву заявил, что голодовку снимет только Москве совместно всеми после удовлетворения требования. Следовать Москву может"²⁰⁷. На следующий день он запрашивал Дерибаса о "дальнейшей линии поведения относительно Агапова"²⁰⁸.

Для срыва голодовки Агапова ему была отправлена телеграмма от имени Е.Пешковой следующего содержания: "Оренбург ОГПУ ссыльному Владимиру Агапову больницу. Бутырцы Гоц Тимофеев кончили голодовку Пешкова. Кузнецкий мост 16"²⁰⁹. 27 октября в 16.50 Денисов сообщал: "Сегодня объявил сухую голодовку полным отказом приема лекарств. Категорически отказывается переговоров нами, голодовку снимет только Москве. Ожидаю указаний"²¹⁰.

28 октября начальник Оренбургского ГО ОГПУ Денисов докладывал: "Телеграмма Пешковой действия не произвела как и все наши заверения, голодовка настойчива, лекарств не принимает, возможен тяжелый исход. Агапов просит свидания Блох-Каценеленбоген"²¹¹. Резолюция Дерибаса звучала так: "Винавером послана такая-то телеграмма по такому-то адресу. Вручена ли она Агапову. Если нет вручите и добейтесь снятия голодовки"²¹². Впрочем, при отправке шифровки по прямому проводу напутали и передали следующий текст: "Винавером 27/Х адрес Агапову послана телеграмма двтчк квчк Бутырцы Гоц Тимофеев голодовку кончили тчк Пешкова квчк Вручена ли она Агапову тчк Если нет вручите и добейтесь снятия голодовки"²¹³. На имя Агапова же была отправлена телеграмма от имени Винавера: "Оренбург начальнику ОГПУ для ссыльного Агапова Подтверждаю бутырцы Гоц Тимофеев кончили голодовки Винавер Помощь политическим заключенным"²¹⁴.

29 октября 1925 г. начальник Оренбургского ГО ОГПУ Денисовым, начальником СОЧ С.Никитиным и начальником СО Я.Якобовским был подписан пространный документ под грифом "Совершенно секретно", адресованный лично Дерибасу, по сути своей являющийся чем-то вроде "истории голодовки" Агапова. Он настолько ярко и откровенно рисует все ухищрения чекистов, к которым они прибегали для срыва голодовки Агапова, что мы приведем его полностью: "Препровождая одновременно с сим согласно ссыльного Агапова Владимира Владимировича имеем сообщить Вам нижеследующие сведения о поведении Агапова в гор. Оренбурге за время с 18 по 29 октября с.г.

В Оренбург Агапов прибыл 18 октября с.г. Чувствовал себя вполне удовлетворительно, свободно мог ходить, передвигаться без посторонней помощи. Немедленно по прибытию в Исправдом Агапов был подвергнут медицинскому освидетельствованию, что сделала специально назначенная комиссия во главе с врачом Максимовой, кандидат РКП. Комиссия, констатируя сильную усталость Агапова после поездки его по жел. дороге, нашла необходимым учреждение специального больничного надзора за Агаповым. Последний, однако, не был применен, т.к. на следующий день, т.е. 19 октября, состояние здоровья Агапова улучшилось и за ним было учреждено общее наблюдение врача в форме ежедневного посещения, причем все посещения Агапова врачом сопровождались присутствием при посещениях представителя Губотдела ОГПУ. Такое наблюдение осуществлялось за все время пребывания Агапова в Исправдоме вплоть до перевода в больницу. Нужно заметить, что за все время пребывания своего в Исправдоме Агапов принимал лекарство, пил горячую воду и менял нательное и постельное белье.

В день прибытия Агапова в Оренбург им было подано нам письменное заявление, в котором он ставил нас в известность, что он голодает с 9 октября с.г. и продолжает голодовку впредь до удовлетворения выдвинутых осужденными по процессу ЦК ПСР требований. В тот же день Агапов был навещен представителем губотдела (нач. СО), который, якобы не зная причин и мотивов голодовки Агапова, справлялся о требованиях Агапова и о тех условиях, при которых Агапов согласился бы снять голодовку. Последний подробно информировал нас о причинах голодовки и об условиях снятия голодовки, причем по отношению к нам он предъявлял требование немедленно отправить его в Москву. По заслушании этой информации во исполнение Вашей директивы - телеграммы 6263, нами было заявлено Агапову о прекращении голодовки Тимофеевым. К этому нашему заявлению он отнесся с недоверием, справился об источнике этих сведений и при этом добавил, что он не верит руководителям СО ОГПУ и в частности Дерибас, Андреевой, Агранову и Решетову.

22 октября с.г. Агапов был вторично был посещен нами (нач. ГО и нач. СО), причем в основу наших с ним переговоров были положены данные медицинского наблюдения за Агаповым в течение четырех дней, которые в действительности не обнаруживали чего-либо серьезного в состоянии здоровья, но сам процесс наблюдения был поставлен так, чтобы использовать мнительность Агапова и на этом основании сорвать голодовку. С этой стороны мы достигли некоторых результатов: вместо холодной воды он стал пить горячую воду, и кроме того стал более подробно интересоваться об условиях климата, жилища, заработка и вообще жизни в Оренбурге и, в частности, о технике наблюдения за ссылкой. В отношении же отказа он по-прежнему заявлял, что голодовку может снять только в Москве, "это общий сговор и решение всех наших товарищей" - заявил Агапов. В заключение нашей беседы он справлялся у нас - снял ли голодовку Гоц - если да, то каков источник сведений. При этом он заметил, что он доверяет только тов. тов. Дзержинскому и Бухарину.

Перевод его в больницу, согласно Вашей телеграммы 6300 также не оказал на него влияния, причем в момент зачитывания представителем губотдела ОГПУ постановления ГО об освобождении его из-под стражи, он просил, чтобы поменьше его беспокоить; от подписи на постановлении ГО отказался, словесно заявив, что голодовку он продолжает. Условия больницы не изменили его забот о себе: продолжал пить теплую воду, принимал лекарства и на предложение врача - очистить кишечник охотно согласился на клизмы. Это согласие было использовано для применения искусственного питания и в течение первой ночи пребывания в больнице ему удалось поставить три питательных клизмы приблизительно в 600-800 калорий. Наутро он смекнул о проделанной над ним манипуляции и начал оказывать сопротивление, причем врачу заметил, что о его обманах и проделках будет известно в Западной Европе.

Линия дальнейшего поведения ГО по отношению к Агапову была определена Вашей телеграммой 6304. Предложение ГО Агапову снять голодовку, подкрепиться и обещание свести из всех в Москву было так же, как и предыдущие наши предложения, отвергнуто с категорическим заявлением о снятии голодовки только в Москве после удовлетворения всех требований. Дальнейшие наши предложения в этом же духе, сделанные по Вашим телеграммам 6309 (о снятии голодовки Гоцем) и 6315 (то же Раковым) и телеграммами Пешковой от 27 октября с.г. также были оставлены Агаповым без внимания и с 27 октября в 12 час. дня он объявил сухую голодовку.

Последняя наша попытка сорвать голодовку была сделана вечером 27 октября с получением Вашей телеграммы 6337 о прекращении голодовки рядом цекистов (Гендельман, Лихач и др.). В этих целях нами был использован находящийся в отпуску в г. Оренбурге зам. ПП ОГПУ по КССР т. Бокша. Последний как новое в общении с Агаповым и ему не известное лицо, был нами представлен Агапову как уполномоченный ОГПУ, который следует по делам службы в Среднюю Азию и которому ОГПУ поручило увидеть Агапова и сообщить ему сведения о прекращении голодовки рядом цекистов и заверить последнего о свозе их всех в Москву. Комбинация с ролью уполномоченного удалась хорошо, но нужных результатов мы все же не получили. Доверив тов. Бокша как уполномоченному ОГПУ он вначале справился о местонахождении Гендельмана и о здоровье Ивановых, находящихся в Ташкенте и затем просил о направлении в Москву, обещая в пути следования принимать необходимое по мнению врачей лекарство для поддержания сердечной деятельности. Это были последние переговоры.

28 октября он просил разрешить ему свидание с административно-ссыльной Леонией Блох-Каценеленбоген и по его словам он хотел поговорить с ней по поводу условий жизни в Оренбурге. Сегодня 29 октября он повторил эту просьбу, соглашаясь, однако, на свидание не обязательно с Блох, а просто с кем-либо из ссыльных.

Руководствуясь Вашей телеграммой 6322, мы сообщили Блох-Каценеленбоген о желании Агапова увидеться с ней. Последняя, заявив, что она с ним не знакома и его не знает, от свидания с ним отказалась. Других ссыльных мы не уведомляли об этом желании Агапова и таким образом последний возвращается в Москву, не увидевшись ни с одним из местных ссыльных.

В заключение считаем необходимым сообщить Вам следующие наши впечатления об Агапове: он не уверен в полном удовлетворении лично его требования о месте ссылки и склонен полагать, что ссылку ему придется отбывать все же в Оренбурге. Это наше мнение мы строим на том основании, что он весьма подробно интересовался условиями жизни в Оренбурге и, в частности, справлялся, найдет ли себе работу в каком-либо учреждении. Дело Агапова и Ваши о нем указания мы оставляем у себя впредь до Вашего распоряжения"²¹⁵.

Сопроводительные документы на отправку в Москву В.В.Агапова были выписаны 29 октября, а отправлен он был уже на следующий день²¹⁶.

Почему Л.М.Блох-Каценеленбоген отказалась встречаться с В.В.Агаповым, много позже поведала в своих мемуарах эсерка Е.Олицкая, общавшаяся с ней: "Как-то вечером она сказала мне: "Мне хочется рассказать один случай из своей жизни. Его я себе никогда не прощу". Передам ее рассказ, как сумею.

В 22-ом году шел суд над эсерами. Все остро переживали его. Смертный приговор мужу был заменен десятью годами тюрьмы. У меня на руках было двое детей. Вы знаете, как детей Виктора Чернова забрали в ГПУ? Меня тоже хотели арестовать, отобрать детей. Я долго с ними пряталась, скрывалась. Потом меня вместе с детьми выслали. После попытки забрать их у меня я стала, как ненормальная. Я не отходила от них ни на шаг. Мы могли сидеть голодные и холодные, но оставить их я не решалась. Товарищи в ссылке помогали мне жить. От мужа вестей давно не было. И вот однажды меня вызвали в местное ГПУ. Я была готова ко всему. Арест, так арест... Но вместе с детьми. Я оделась сама, одела мальчиков и мы пошли. Мне предложили войти в кабинет начальника, я вошла вместе с детьми. Начальник встретил меня очень любезно, даже предупредительно. Это еще больше насторожило меня.

- В нашей тюрьме, - сказал начальник, - содержится один заключенный, который тяжело болен. Он просит свидания с вами. Я решил пойти ему навстречу. Вы можете посетить его в камере.

Это прозвучало для меня невероятно. Когда и где допускали посетителей в камеры?! Я не поверила. Я сразу решила, что это ловушка. Крепко держа детей за руки, я сказала:

- Хорошо, я пойду в камеру, но вместе с детьми. Начальник стал убеждать меня в том, что это невозможно.

- Кто же болен? - спросила я. - Он назвал Агапова.

Агапов отбывал срок вместе с моим мужем в Бутырской тюрьме. Начальник показал мне заявление: "Прошу разрешить мне свидание с Л.М.Каценеленбоген. Агапов".

Почерка Агапова я не знала. Записку сочла подделкой. Я не верила честному слову начальника, что свободно выйду из тюрьмы, что дети подождут меня в его кабинете. Я отказалась оставить детей. Меня отпустили домой.

Оказалось, что начальник говорил мне правду. Эсеры после суда, после замены смертной казни десятью годами заключения попали в ужасные условия строжайшей изоляции. И все же в тюрьме они связались друг с другом, повели борьбу за режим. Они объявили голодовку и условились голодать до конца, до удовлетворения всех своих требований. Они предвидели возможность развоза и голодать решили до соединения всех. Их-таки развезли в разные места. Агапов попал в нашу городскую тюрьму. От мужа он знал, что я отбываю здесь ссылку. Агапов был тяжело болен. Ему грозила смерть, он понимал это, но голодовки не снимал. Когда начальник получил указание, что требования голодающих удовлетворены и Агапова надлежит вернуть обратно в Москву, везти голодающего он не решался:

- Бессмысленно умирать, когда голодовка выиграна, - говорил он Агапову.

Как гарантии, Агапов требовал свидания со мной. Ему сказали, что я отказалась от свидания. Агапов не поверил ни в мой отказ, ни словам начальника о снятии голодовки. Голодающим его повезли в Москву. Его довезли, он выжил. В этом мое спасение. И все из-за детей, из-за страха..."²¹⁷.

Можно только добавить, что процитированный выше документ, в котором описывались все уловки оренбургских чекистов по отношению к Агапову, лишь подтверждает распространенную, судя по всему, репутацию Денисова как человека, чьему честному слову верить не следует.

Примечания

¹⁶⁶ ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 61. Л. 43.

¹⁶⁷ Там же. Л. 70.

¹⁶⁸ Там же. Л. 58.

¹⁶⁹ Там же. Л. 75.

¹⁷⁰ Там же. Л. 76.

¹⁷¹ Там же. Л. 98.

¹⁷² Там же. Л. 105.

¹⁷³ Там же. Л. 107.

¹⁷⁴ Там же. Л. 108.

¹⁷⁵ Там же. Л. 116.

¹⁷⁶ Там же. Л. 109-109 об.

¹⁷⁷ Там же. Л. 110, 111.

¹⁷⁸ Там же. Л. 112-112 об..

¹⁷⁹ Там же. Л. 113.

¹⁸⁰ Там же. Л. 114.

¹⁸¹ Там же. Л. 119.

¹⁸² Там же. Л. 115.

¹⁸³ Там же. Л. 137.

¹⁸⁴ Там же. Л. 135.

¹⁸⁵ Там же. Л. 139.

¹⁸⁶ Там же. Л. 140.

¹⁸⁷ Там же. Л. 141.

¹⁸⁸ Там же. Л. 142.

¹⁸⁹ Там же. Л. 143.

¹⁹⁰ Там же. Л. 144.

¹⁹¹ Там же. Л. 146.

¹⁹² Там же. Л. 158.

¹⁹³ Там же. Л. 176.

¹⁹⁴ Там же. Л. 171.

¹⁹⁵ Рукой снимавшего копию цифра 6 то ли зачеркнута двумя косыми черточками, то ли небрежно переправлена на цифру 0, но в архивном деле документ лежит среди бумаг, датированных 26 октября.

¹⁹⁶ Там же. Л. 163.

¹⁹⁷ Там же. Л. 166.

¹⁹⁸ Там же. Л. 165.

¹⁹⁹ Там же. Л. 168.

²⁰⁰ Там же. Л. 167.

²⁰¹ Там же. Л. 174.

²⁰² Там же. Л. 177.

²⁰³ Там же. Л. 193.

²⁰⁴ Там же. Л. 191.

²⁰⁵ Там же. Л. 216.

²⁰⁶ Там же. Л. 215.

²⁰⁷ Там же. Л. 161.

²⁰⁸ Там же. Л. 175.

²⁰⁹ Там же. Л. 179.

²¹⁰ Там же. Л. 195.

²¹¹ Там же. Л. 190.

²¹² Там же. Л. 195.

²¹³ Там же. Л. 197.

²¹⁴ Там же. Л. 192.

²¹⁵ Там же. Л. 200-201.

²¹⁶ Там же. Л. 202-203.

²¹⁷ Олицкая Е. Мои воспоминания. Франкфурт-на-Майне, 1971. Т. 2. С. 51-52.

socialist.memo.ru – Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года