главная / о сайте / юбилеи / анонсы / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум

К.Н.Морозов

Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 - 1926):
этика и тактика противоборства

VI.7. Поведение, тактика и победа голодающих в "развезенной" групповой голодовке (9 октября - 1 ноября 1925 г.).

Того, что произошло в октябре 1925 г., практика российского революционного движения ни до, ни после не знала - "развезенная" групповая голодовка и победа в ней заключенных. Опыт как дореволюционных, так и советских голодовок свидетельствовал, что коллективные голодовки практически всегда весьма проблематичны, и чем больше в них принимает людей (совсем плохо, если они принадлежат к разным социалистическим партиям), тем больше проблем возникает и при выдвижении требований, и в управляемости ее проведением и на стадии ее завершения. Так получилось по логике событий, что помимо воли чекистов, произошла своего рода селекция обвиняемых эсеров. С одной стороны, все неустойчивые элементы были включены во 2-ю группу или причислены к свидетелям обвинения, а также амнистированы (с дачей подписки). С другой стороны, ядро 1-й группы составляли члены ЦК ПСР, ставшие ими в ходе серьезного отбора. Ведь совсем не случайно, что среди них не было ни одного члена дореволюционного ЦК, которые либо были в эмиграции, либо отошли от дел, либо умерли и т.д., а подавляющее большинство из них до Февраля 1917 г. было на каторге. Фактически получилось так, что в ходе своеобразного отбора остались самые стойкие, к тому же за годы совместной борьбы к 1925 г. превратившиеся в спаянный коллектив. Неудивительно, что они оказались способны на такую слаженность действий и выдержку, о которых другим тюремным коллективам не приходилось и помышлять. Неудивительно, что как только стало известно о голодовках Тимофеева и Гоца, оставшиеся их товарищи, находившиеся в Бутырской тюрьме, оказали им поддержку.

9 октября 1925 г. к голодовке Тимофеева и Гоца присоединились Агапов, Раков, Гендельман, Герштейн, Лихач, Иванов, Иванова и Федорович, подавшие официальное заявление (написанное рукой Ф.Ф.Федоровича) "В Президиум ОГПУ", где говорилось: "Наша восьмидневная голодовка в январе-феврале была прекращена нами ввиду объявленного нам официального постановления ОГПУ, представлявшего нам некоторые гарантии в том, что условия жизни, в которые каждый из нас будет поставлен по окончании тюремного заключения, не явится по существу методом нашего умерщвления.

Факты показали, что сообщая нам свое постановление, ОГПУ не думало отказаться от своей задачи медленного умерщвления по крайней мере некоторых из нас.

Наши товарищи Е.М.Тимофеев и А.Р.Гоц после того, как для виду дали пробыть около полутора месяцев в ссылке, были без всякого повода с их стороны внезапно вновь заключены в тюрьму, и теперь им объявлен "приговор" о продлении тюремного заключения на 2 и 3 года.

Без сомнения, что задача таких приговоров достигнуть цели физического уничтожения. Естественно, что ни наши товарищи А.Р.Гоц и Е.М.Тимофеев, ни мы с таким положением вещей мириться не можем. Е.М.Тимофеев голодает уже двенадцатый день. С сегодняшнего дня начинаем голодовку и мы.

Мы требуем освобождения наших товарищей Е.М.Тимофеева и А.Р.Гоца, аннулирования объявленных им приговоров и восстановления положения, установленного в присланном нам после весенней голодовки объявлении ОГПУ.

Флориан Ф. Федорович, Мих.Лихач, Л.Я.Герштейн, Д.Ф.Раков, Е.Иванова, Гендельман, Иванов, Агапов. 9 октября 1925 11 час. 30 мин. дня. Бутырки"124.

Реакция на это заявление начальника СО ОГПУ Дерибаса была стремительной, а настроение у него в отношении голодающих - самое решительное. Это видно из его резолюции, наложенной на это заявление: "т. Решетову. Сегодня же всех развезти по разным губернским тюрьмам согласно полученных Вами личных указаний. 9/Х-25. 13 ч. Дерибас"125.

Копия этого заявления была адресована и "Прокурору Республики при ОГПУ гр. Катаньяну". Она была передана Дерибасу, который оставил на ней резолюцию: "Переслать по принадлежности. 10.Х.25 г. Дерибас" (Там же. Л. 45).

Это не было самовольным и единоличным решением Дерибаса. Хотя в деле и отсутствуют прямые директивы либо разрешения руководства ОГПУ, которое в ходе всей голодовки предпочитало "не светиться", отдав право руководить операцией и вести все переговоры с начальниками региональных представительств и губотделов ОГПУ Дерибасу, сомнений в этом нет. Ярким свидетельством этого служит эпизод, когда Павлуновский в драматический момент голодовки (понимая, что ответственность за смерть эсеровских цекистов ляжет и на него) прямо отказался выполнять распоряжения Дерибаса, после чего из Москвы последовал окрик В.Р.Менжинского. Более того, в курсе дела был и Сталин, правда, Менжинский сообщил ему об этом только 13 октября 1925 г. и вот в какой форме: "По объявлении приговора о двух годах тюрьмы ТИМОФЕЕВ объявил 28/IX с.г. голодовку, требуя освобождения в ссылку и вывоза в Москву для допроса. На время переезда в Москву с 3/X по 6/X голодовку прервал, а по прибытии 6/X возобновил, заявив, что сидеть в тюрьме он больше не может и потому решил от голодовки умереть.

9/X в 11 час. утра, еще не окончившие своего срока заключения цекисты: АГАПОВ, РАКОВ, ГЕНДЕЛЬМАН, ГЕРШТЕЙН, ЛИХАЧ, ИВАНОВ, ИВАНОВА и ФЕДОРОВИЧ, также объявили голодовку, требуя освобождения ГОЦА и ТИМОФЕЕВА и восстановления, якобы, нарушенного нами условия создания для них сносных условий ссылки. Нарушением они считают арест ГОЦА и ТИМОФЕЕВА.

В тот же день все цекисты были без инцидентов развезены по разным губернским тюрьмам и оттуда подтвердили продолжение голодовки, добавив новое требование - вернуть их вновь всех в Бутырки.

13/X с.г. ГОЦ, находящийся в Ульяновской тюрьме, также объявил голодовку, за такие же, что и у ТИМОФЕЕВА требования.

Обо всех голодающих, в том числе и о ТИМОФЕЕВЕ, находящемся в Московской тюрьме, дано задание приступить к искусственному насильственному питанию тотчас же, как наступит для этого медицинский момент.

РАКОВ и АГАПОВ, как окончившие срок тюремного заключения, направляются по постан. Особ. Совещ. от 9/X с.г. в адмссылку: РАКОВ - в Коканд, АГАПОВ - в Оренбург. Назначенные им места ссылки не нарушают нашего обещания об удовлетворительных местах ссылки, данного цекистам при прекращении бутырской апрельской голодовки цекистов".

Уже после окончания голодовки, 4 ноября 1925 г., начальник СО ОГПУ Дерибас представил В.Р.Менжинскому справку "по осужденным по процессу ЦК ПСР", в которой вкратце рассказывалась вся ее история: "9 октября с.г. содержащимися в Бутырской тюрьме осужденными по процессу ЦК ПСР Гендельманом, Герштейном, Раковым, Лихачом, Федоровичем, Ивановым, Ивановой и Агаповым была объявлена голодовка с требованием освобождения арестованных 11/VIII-с.г. членов ЦК ПСР Гоца и Тимофеева и сохранения за ними права выбора места ссылки по окончании срока сидения.

Данной голодовке предшествовала голодовка члена ЦК ПСР Тимофеева. Отбывший в мае т.г. срок наказания по процессу ЦК ПСР и высланный в Коканд Тимофеев, в ссылке активно работавший в ПСР, 11/VII-с.г. был арестован СО ОГПУ и направлен для отбывания срока тюремного заключения, согласно постановления Особого Совещания от 11/IX-с.г. в Ново-Николаевский ДЛС. 28/IX-с.г. Тимофеевым была объявлена голодовка с требованием пересмотра своего дела и освобождения. 3/Х-с.г. после обещания перевода в Московскую тюрьму Тимофеев голодовку прекратил, но привезенный в Москву 6/Х-с.г., возобновил голодовку с прежними требованиями.

Немедленно после объявления содержащимися в Бутырках цекистами голодовки того же 9/Х-с.г. они были переброшены в провинциальные тюрьмы:

1) Гендельман - Саратовскую

2) Герштейн - Вятскую

3) Федорович - Нижегородскую

4) Лихач - Ново-Николаевскую

5) Иванова - Самарскую

6) Иванов - Свердловскую

7) Раков - его возили из Свердловской тюрьмы в Тюменскую и обратно.

8) Агапов - Оренбургскую

При развозе из Москвы голодающие выдвинули дополнительные требования - возвращение всех в Бутырки.

Переброской голодающих преследовалась цель разобщения их и создания наиболее благоприятной обстановки для срыва голодовки. Нач. соответствующих губотделов была даны детальные указания. Были установлены ежедневные доклады о состоянии голодающих. Компанией срыва голодовки руководил центр.

Оставленный во внутренней тюрьме ОГПУ Тимофеев, 14/Х-с.г. голодовку прекратил, без каких-либо уступок с нашей стороны, но был переведен в больницу. Теперь грозит возобновить голодовку при переводе в тюрьму.

13/Х-с.г. объявил голодовку Гоц, содержащийся в Ульяновском ДЛС. Требование - освобождение. Голодовка Гоца сорвана 27/Х-с.г. переводом его на домашний арест.

Голодовка остальных была прекращена после обещания удовлетворить их последнее требование - вернуть в Бутырки. Прекратили голодовку:

1. Герштейн 25/Х

2. Федорович 25/Х

3. Лихач 25/Х

4. Гендельман 27/Х

5. Раков 27/Х (прервал на десять дней)

6. Иванов 28/Х

7. Иванова 29/Х

8. Агапов 31/Х

Возвращенные в Москву цекисты возобновили голодовку за первое требование, освобождение Гоца и Тимофеева, но 1/XI-с.г. окончательно прекратили ее, удовлетворившись дополнительным часом свидания с родными.

К Гендельману, Лихачу, Ивановой и Агапову применялось искусственное питание.

Во время голодовки Агапову и Ракову истек срок тюремного заключения и как осужденные Особым Совещанием на ссылку 23/Х-с.г. они были освобождены, Агапов - в Оренбурге, Раков - в Свердловске и помещены в городские лечебницы на общегражданском положении.

Голодовка продолжалась ими и после освобождения.

Всего освобождено за окончанием срока тюремного заключения и выслано 13 ч.

Гоц - в Симбирск

Донской - Нарым

Ратнер - Самарканд

Тимофев - Коканд

Альтовский - Темир-Хан-Шура

Либеров - Акмолинск

Артемьев - Кострома

Утгоф - Березов

Берг - Темир-Хан-Шура

Львов - Чердынь

Злобин - Уфа

Агапов - Оренбург (но не желает ехать)

Раков - Коканд (тоже не желает ехать).

Из них: Горьков, Добролюбов (так в тексте - К.М.) и Львов бежали из ссылки и ныне пойманы и сидят вновь, а Тимофеев и Гоц арестованы по подозрению в побеге.

Остались сидящими не окончившие срок тюремного заключения:

Лихач - кончает в январе 1926 г.

Гендельман и Федорович - в марте 1926 г.

Герштейн - в апреле 1926 г.

Иванов - в августе 1926 г.

И Иванова - в декабре 1926 г."126.

Чтобы сорвать голодовку заключенных, их 9 октября 1925 г. разослали в разные города, сопроводив письмом к начальнику данного губернского отдела ОГПУ. Л.Я.Герштейн был отправлен в Вятку127, Ф.Ф.Федорович - в Нижний Новгород128, М.А.Лихач - в Ново-Николаевск129, Е.А.Иванова - в Самару130, М.Я.Гендельман - в Саратов; Н.Н.Иванов и Раков - в Свердловск (последнего возили из Свердловска в Тюмень и обратно), В.В.Агапов в Оренбург.

Текст "сопроводительных" писем был идентичен, менялись лишь фамилии заключенных. Воспроизведем для примера одно такое письмо, адресованное начальником СО ОГПУ Дерибасом и начальником 3-го отделения СО ОГПУ Решетовым начальнику Нижегородского губотдела ОГПУ: "Переводимого к Вам при сем осужденного на тюремное заключение по процессу ЦК ПСР члена ЦК ПСР Федоровича Флориана Флориановича поместите для отбывания срока тюремного заключения в Нижегородский дом лишения свободы, максимально изолировав его от всех политзаключенных и от воли на все время голодовки, объявленной им при отправке из Москвы. Ставим перед Вами задачу сорвать голодовку во что бы то ни стало. При затяжке ее применить искусственное питание.

После прекращения голодовки переведите Федоровича на специальный политический режим. Поместите его в изолированную одиночку. Дайте ему длительную прогулку. Разрешите ему книги из тюремной библиотеки и передаваемые с воли. Последние только с разрешения СО ОГПУ и без возврата на волю. Свидания разрешайте только по ордерам ОГПУ.

Переписку Федоровича тщательно контролируйте и в копиях шлите СО ОГПУ, конфискованную же переписку шлите в СО ОГПУ в подлинниках. Конфискации подлежит: 1) вся неродственная корреспонденция независимо от содержания, 2) родственная по содержанию.

Сообщите Федоровичу, что ему разрешена переписка только с ближайшими родственниками и в пределах переписки политзаключенных.

Сообщаем для сведения список ближайших родственников Федоровича: Федорович Л.П. - сестра; 2) Федорович С.П. - дочь; 3) Соснина Е.Я. - невеста. О поведении Федоровича и о ходе голодовки своевременно сообщите СО ОГПУ.

Норма раскладки питания прилагается"131.

Но надежда чекистов на то, что внезапным разрывом им удастся сорвать голодовку не оправдалась. Они недооценили закалки и тюремного опыта своих подопечных: те не только договорились о продолжении голодовки и выдвижении нового требования о свозе всех назад, но и подумали о том, чтобы чекисты их не обманули. В частности, скажем, некоторые заключенные, чтобы проверить правдивость сообщения чекистами о добровольном прекращении голодовки, договорились о наличии в таком тексте ключевых слов.

10 октября 1925 г. Ф.Ф.Федорович пишет из "желдор. вагона" заявление в Президиум ГПУ: "Настоящим заявляю, что голодовку я не прекращаю и к требованиям, которые были выставлены в нашем общем заявлении от 9/Х, я присоединяю еще одно: все мы должны быть снова соединены вместе в Москве, в Бутырской тюрьме. Флор. Федорович"132. Заявление не попало к адресату, а было адресовано Решетовым "к делу"133.

11 октября 1925 г. Н.Н.Иванов написал аналогичное письмо "в ОГПУ": "Должен предупредить: мне сейчас объявлено - через 1 час отправляться на вокзал - я силе подчиняюсь и еду, куда меня везут, но одновременно с сим выставляю новое требование: возвратить всех нас назад и восстановить наш прежний режим полностью. До исполнения этого требования, равно как и основного, положенного в нашем коллективном заявлении, голодовка мною прекращена не будет"134. Это заявление также по распоряжению Дерибаса было приложено "к делу".

13 октября 1925 г. начальник СО ОГПУ Дерибас разослал начальникам городских отделов ОГПУ всех городов, где находились его беспокойные подопечные, телеграммы идентичного содержания, в которых менялись лишь название города и фамилия заключенного. Процитируем подобное письмо, отправленное в Самару: "Необходимо во что бы то ни стало голодовку Ивановой сорвать, не останавливаясь перед применением искусственного питания тчк Для этого необходимо через своего надежного врача вести неослабное медицинское наблюдение и как только будет им по состоянию здоровья Ивановой констатирована необходимость искусственного питания тире примените таковое не запрашивая нас о разрешении тчк"135. Такие же телеграммы ушли в Свердловск - об Н.Н.Иванове, в Симбирск - об А.Р.Гоце, в Новониколаевск - об М.А.Лихаче, в Саратов - о Гендельмане, в Вятку - о Л.Я.Герштейне и в Нижний Новгород - о Ф.Ф.Федоровиче136.

14 октября 1925 г. произошла сенсация - Тимофеев без каких-либо уступок ему, снял голодовку. Сам он чуть позже, в нескольких письмах своим товарищам, написанных по предложению чекистов для срыва голодовки (весьма примечательный двойной парадокс) объяснил это. Удивление чекистов этим поступком Тимофеева было столь велико, что они посчитали, что он повредился в уме, и в этот же день пригласили к нему психиатров, составивших следующий акт: "Мы, нижеподписавшиеся, 14 октября 1925 г. свидетельствовали заключенного Тимофеева Евгения Михайловича, 40 лет, причем оказалось, что он душевной болезни не обнаруживает"137. В сопроводительной записке, подписанной секретарем тюремного отдела ОГПУ Засядловым и адресованной секретарю СО ОГПУ Буланову сообщалось: "Согласно распоряжению начальника тюремного отдела ОГПУ т. Дукиса при сем препровождается акт освидетельствования состояния заключенного Тимофеева Е.М., на распоряжение"138. На письме стоят три резолюции: Дерибаса - "т. Решетову. К делу"; Решетова - "Хорошкевич"; и наконец, самой Хорошкевич - "К делу голодовки".

Конечно же,139 оправдывает Е.М.Тимофеева то, что он не знал о голодовке своих товарищей и А.Р.Гоца, и считая голодовку только "личной" и касающейся только его самого, удовлетворился обещаниями чекистов о "пересмотре вопроса в ближайшее время".

Получив в свои руки такой козырь, Дерибас в тот же день отправил в Свердловск, Вятку, Нижний Новгород, Саратов, Ташкент, Оренбург, Ново-Николаевск, Самару и Ульяновск телеграммы, которые гласили: "Тимофеев без всяких условий голодовку прекратил. Используйте это обстоятельство для срыва голодовки. Обратно в Москву и вообще в одно место они свезены никогда больше не будут"140.

16 октября 1925 г. Дерибас решил использовать еще один козырь для срыва голодовки, разослав начальникам губотделов ОГПУ, где находились его подопечные, телеграмму следующего содержания: "Окончивших заключение цекистов Агапов выслан Оренбург, Раков - Коканд. Используйте это при срыве голодовки Лихача, как подтверждение выполнения нами своих обещаний о местах ссылки, подтвердите намерение соблюдать его и дальше"141.

Для Гоца, точнее для "его" начальника Ульяновского губотдела, был составлен другой текст: "Дело Гоца ставится рассмотрение Особого Совещания пятницу 23 октября. Постарайтесь сорвать голодовку"142.

24-е октября 1925 г. стало переломным в схватке чекистов и голодающих. Дерибас пустил в ход последний козырь из имевшихся у него - письмо Е.М.Тимофеева о прекращении голодовки: "Дорогие друзья! Голодовку я окончил в прошлую среду на 15-й день, получив достаточные с моей точки зрения основания думать о пересмотре вопроса обо мне в самое ближайшее время. О Вашей голодовке и о голодовке Абрама я узнал лишь на 2-й день после окончания своей, причем мне сообщили, что Вам об этом сообщено также. Сейчас жду перерешения вопроса обо мне, ибо твердо заявил и заявляю, - без всякого основания сидеть в тюрьме не намерен.

Крепко вас всех целую. Е.Тимофеев 24/Х-25 4 ч. дня"143.

Понимая, что счет пошел на часы, Дерибас в то же время надеялся, что письмо Тимофеева позволит сорвать голодовки. Одновременно он решил пойти на уступки, к которым еще вчера не был готов - свезти всех снова в Москву. Приведем текст шифрограммы, ставшей переломной в этой схватке: "Свердловск ПП ОГПУ Апетеру, Вятка Начгуботдела Аргову, Саратов Начгуботдела Аустрину, Новониколаевск ПП ОГПУ Павлуновскому, Самара Начгуботдела Карпенко, Оренбург начгуботдела Денисову. Употребите все усилия сорвать голодовку и не допустить смертельного случая ни в коем случае тчк если прекращение голодовки Тимофеевым не окажет влияния зпт дайте категорическое обещание свезти их всех Москву зпт в случае окончания тчк Если голодовка будет прекращена дайте несколько дней поправиться и отправьте Москву тчк Заверьте что обо всех голодающих даны такие же распоряжения и поэтому все будут по прекращении голодовки действительно свезены Москву тчк Подтвердите получение и исполнение тчк НР 6304 24 октября 1925 года НачСООГПУ Дерибас"144.

26 октября 1925 г. Дерибас сообщал в Свердловск, Оренбург, Самару и Саратов: "Гоц с переводом на домашний арест голодовку прекратил тчк Используйте тчк"145, в Саратов, Самару и Свердловск была послана шифровка: "Сообщаем двчк Герштейн также снял голодовку по получении гарантии зпт что будет отправлен Москву тчк Используйте"146. И в этот же день в те же места новую телеграмму: "Дополнение прежних сообщений для срыва голодовки информируем двтчк сняли голодовку Тимофеев зпт Гоц зпт Федорович зпт Условно Гендельман зпт Лихач зпт Герштейн тчк Остались голодающими в тюрьме только двое тире Иванов и Иванова и двое ссыльных зпт находящиеся на свободе тире Агапов и Раков тчк Голодовка абсурдна тчк В случае снятия выполним обещание свезти в Москву тчк"147.

27 октября Дерибас велел начальнику Вятского ОГПУ: "Герштейна по прекращении голодовки отправьте надежным спецконвоем Москву тчк выезд телеграфируйте тчк". Такого же содержания телеграмма была послана и в Саратов относительно Гендельмана148. В тот же день Дерибас сообщал в Оренбург: "Сообщаем двтчк Раков голодовку снял тчк Используйте сообщение для срыва голодовки Агапова"149.

Выше уже упоминалось, что голодающие договаривались об условных словах, наличие которых в сообщении о прекращении голодовки свидетельствовало бы о том, что это известие не является чекистской выдумкой. Так, 1 ноября 1925 г. Н.Н.Иванов написал заявление следующего содержания: "ОГПУ. Прилагаемую при сем телеграмму тов. Ракову надлежит отправить (без всяких изменений - иначе он ей не поверит) - ибо так было условлено между мной и им при свидании, на случай окончания нами голодовки.

Также прошу переслать (возможно скорее) ему же и письмо - оно окончательно его успокоит и рассеет все его сомнения"150.

Телеграмма, которую предлагал послать Иванов Ракову, выглядела так: "Срочная. Ссыльному Ракову. Свердловск. Дмитрий все требования удовлетворены голодовка нами окончена. Громов. Москва. Бутырская тюрьма. Иванов"151 (Л. 209). В письме к Ракову Иванов писал: "Дорогой Митяй! Для большей верности одновременно с условленной телеграммой пишу тебе это письмо. Сейчас нас уведомили (М.Л.Винавер), что Абрам и Евгений голодовку кончили, так как одновременно нам официально сообщено, что наши прежние требования также выполнены, то голодовка кончена. Сейчас начинаем есть! Много писать тяжело. Все живы, хотя и ослабели здорово, но ничего трагического нет, теперь живо все поправятся. Ты можешь в ближайшее время вернуться к нам и тогда договориться о месте ссылки. Ан.Дм. все будет передано завтра же - все наши родные живы и благополучны. Ну, пока до свидания старый друг. Крепко целую тебя. Твой Николай. Понедел. 1/IX-25 г.". Дерибас поставил на этом письме резолюцию: "Переслать по принадлежности Ракову. 3/Х-25"152.

Жена Н.Н.Иванова Р.Б.Юцис писала своему брату - эсеру Григорию Бенциановичу Юцису, находившемуся в нижегородской ссылке, 30 октября 1925 г.: "Гринюшка, мой дорогой, любимый братик, очень тебе признательна хотя бы за одно только желание облегчить мою участь и уверена, при возможности ты бы это сделал, но увы! В этом бессилен не только ты, но и я сама. Не знаю, что должна я предпринять, чтобы вызволить Николушку, который вот уже 22-й день как ... страшно даже писать это слово "голодает", несмотря на то, что товарищи уже кончили. Но ведь мы не знаем, какие требования они выставляли, ибо до сих пор никто никого не видел. Как только что-нибудь выяснится определеннее, я тотчас же напишу тебе[...]"153.

Е.М.Тимофеев 1 ноября 1925 г. вновь написал записку своим товарищам: "Дорогие друзья! Голодовку я окончил еще 14/Х, не зная о вас, ни об Абраме, и был переведен в Сомюст, где нахожусь и сейчас вместе с женой, добровольно поселившейся у меня. Чувствую себя хорошо, я сейчас поправился совершенно и думаю, что здоровье восстановлено совершенно. Согласно телеграмме Абрам кончил 26-го и теперь дома. 1/ХI-25. Целую всех крепко. Е.Тимофеев"154.

Условия голодающих и пределы уступок со стороны чекистов были записаны Аграновым карандашом на тетрадном листе, очевидно, 1 ноября 1925 г., после переговоров с голодающими: "О снятии голодовки Г. и Т. 1) записка от Тимофеева 2) свидание с женой Генд[ельмана].

1) Гарантия - что срок заключения будет проведен в Москве

2) Режим прежний

3) Выполнение постановления 5-го февраля с.г.

4) Возврат Федоровича

5) Возврат Ракова не позже 6/XI- с.г.

6) 2-х часовые свидания

7) Отмена постановления в отношении Ракова.

________________________________________________

Лихач возобновить право свидания с сестрой 2 раза по 2 часа (было разрешено).

Личная просьба Гендельмана.

Разрешить свидание с сыном раз в месяц на 2 дня по 2 часа (то же, что к Артемьеву).

________________________________________________________

Без предварительного заказа от издат-ва (?).

Пропускать переводы.

____________

Медицинский режим после снятия голодовки в ближайшие дни"155.

1 ноября 1925 г. коменданту тюрьмы для объявления голодающим был отправлен документ об уступках, сделанных чекистами для прекращения голодовки. Любопытно, что под документом должна была стоять подпись начальника СО ОГПУ Дерибаса, а расписался вместо него Агранов, добавив к должности слово "зам". Очевидно, Дерибас в этой ситуации не хотел лишний раз признавать факт своего поражения и свалил ведение переговоров с Ивановым и Гендельманом, а также подписание этого документа на своего заместителя. Документ же гласил: "Объявить под расписку заключенным: Иванову Н.Н., Ивановй Е.А., Личаху М.А., Герштейну Л.Я., Гендельману М.Я., Агапову В.В., находящимся ныне в Бутырской тюрьме, следующее:

1) Согласно их желания, Раков Д.Ф. и Федорович Ф.Ф. в ближайшие дни будут также доставлены в Бутырки.

2) Впредь до окончания каждым из них срока тюремного заключения, они будут содержаться в Бутырской тюрьме.

3) Тюремный режим, существовавший до 9/Х с.г., не отмененный ОГПУ и каковой отменять отнюдь не предполагалось, сохраняется для перечисленных заключенных в неизменном виде и впредь, как в отношении прогулок, книг, газет, продолжительности сроков открытых камер и проч, так и в отношении пайка.

4) Объявленные им в постановлении Особ. Совещ. от 5-го февраля с.г. условия ссылки по окончании срока заключения, каковые отменять не предполагалось, также остаются в силе.

5) Вещи, отобранные у них при развозе 9-го октября, возвратите каждому по принадлежности.

6) Свидания с родными впредь разрешаются 2-х часовые, вместо прежних часов.

Немедленно по прекращении голодовки вызовите врача и по его определению установите для перечисленных заключенных соответствующий больничный стол"156.

На обороте документе карандашом было написано: "Настоящее отношение нам объявлено. Голодовку прекращаем. Бут. тюрьма, 1 ноября 1925 г., 8 ч. 20 мин. вечера. М.Гендельман, Н.Иванов, Мих.Лихач, Л.Герштейн, Е.Иванова, В.Агапов".

В заявлении зам. начальника СО ОГПУ Агранову от 4 ноября 1925 г. М.Лихач писал: "При ликвидации голодовки Вы обещали т.т. Гендельману и Иванову (и записали себе это по памяти, а впоследствии подтвердили через представителя Кр. Креста Винавера), что по приезде моей сестры мне будет дано с ней два двухчасовых свидания. Между тем сегодня, когда она приехала (одно слово не разобрано - К.М.) для свидания со мной в Москву, гр. Адамсон объявил ей, что ей разрешено свидание всего лишь на два часа и что она может, по желанию, либо получить одно двухчасовое свидание либо два одночасовых.

В соответствии с этим я и получил сегодня свидание всего лишь на один час.

Очевидно, здесь какое-то недоразумение. Ибо, независимо он Вашего последнего обещания, мне летом текущего года было разрешено с сестрой же четырехчасовое свидание, которым только я не воспользовался, так как сестра не могла в то время приехать в Москву. Выходит, таким образом, что не только не исполняется Ваше обещание, но даже ухудшается порядок, существовавший до этого времени. Тем более еще, что сестра моя не была у меня на свидании с прошлой осени, т.е. больше года.

Ввиду этого я и просил бы Вас указать точно гр. Адамсону (так как моя сестра больше двух-трех дней пробыть в Москве не может), что мне, действительно, разрешено четыре часа свидания с сестрой и что, следовательно, имею право еще на три часа свидания"157. Была или нет исполнена просьба Лихача, неизвестно, т.к. на документе стоит лишь резолюция Агранова: "тов. Буланову. 11.XI.25 г." и Хорошкевич "К делу".

13 ноября 1925 г. в заявлении начальнику Бутырской тюрьмы Адамсону Д.Ф.Раков писал: "12 декабря (вероятно, ноября - К.М.) с.г. врач ОГПУ Зеленский констатировал: в результате 18-ти дневной голодовки явилось сильное обострение туберкулеза легких, значительное ослабление работы сердца и столь глубокое истощение организма, что необходимо (по его словам) продолжительное и серьезное лечение.

Сегодня же Вами предложено перевести меня в околодок Бутырской тюрьмы.

Если перевод в околодок представляет некоторое удобство для работы медицинского персонала, то лично для меня этот перевод является ухудшением условий, в которых я нахожусь в настоящее время.

В силу этого я настаиваю на авторитетном медицинском освидетельствовании и предоставлении мне возможности серьезного больничного санаторного лечения"158.

16 ноября он пишет заявление уже в Президиум ОГПУ: "Волею ОГПУ и его местных органов я, заведомо туберкулезный больной и с больным сердцем, принужден был, как и мои товарищи, провести 18-ти дневную голодовку в условиях исключительно диких по своей бессмысленности и жестокости. Из 18-ти дней голодовки я пять дней провел в тряском железнодорожном вагоне и в переездах с вокзала в тюрьму и обратно, путешествуя от Москвы до Свердловска, из Свердловска в Тюмень для следования в Тобольскую тюрьму, и когда медицинским освидетельствованием в Тюмени констатирована была катастрофичность состояния моего здоровья, обратно из Тюмени в Свердловск. Остальное время мне пришлось валяться в подвале Свердловского ГПУ в полутемной камере, плохо отапливаемой, совершенно невентилируемой, расположенной под парадной лестницей ГПУ, по которой день и ночь происходило непрерывное движение.

Самый факт 18-ти дневной голодовки и беспримерная дикость условий, в которых она протекала, в корне разрушили мое и без того ослабленное долголетним заключением здоровье. Об этом президиум ОГПУ мог быть осведомлен из донесений местных своих органов, особенно из акта медицинского освидетельствования меня в Тюмени, из протокола осмотра меня в Свердловской областной хирургической лечебнице, подписанного профессорами Шамариным, Ратнером, Одинцовым и д-ром Владимировой и из освидетельствования меня специальным уполномоченным местного отдела здравоохранения доктором Краковским.

Насколько сильно был потрясен организм голодовкой, видно уже из того, что после голодовки я был прикован к постели в абсолютной неподвижности; лишь на 14 день, вопреки мнению лечивших меня врачей, меня решили повезти в Москву. Опасения врачей оказались обоснованными. На другой день по приезде в Москву я снова и надолго слег в постель.

Свидетельствовавший меня 12 ноября сего года доктор Зеленский в присутствии моих товарищей констатировал: 1) острые боли в области аорты, затрудненное дыхание; 2) сильное ослабление сердечной деятельности; 3) обострение туберкулезного процесса в легких; 4) крайнее истощение организма и упадок сил. Столь сильные средства, как кофеин, камфара в жидком виде (два впрыскивания) и в виде порошка (три раза в день) мало помогли делу. Упадок сил не прекратился, а усиливается. Тот же д-тор Зеленский вновь свидетельствовал меня 15 ноября, повторил своей первый диагноз, дополнил лечение еще новыми медикаментами, прописал строгий постельный режим, разрешение сидеть не более 10-15 минут в постели. По мнению д-ра Зеленского, если состояние моего здоровья и не безнадежно, то оно требует продолжительного и серьезного лечения. Хотя я почти месяц тому назад кончил срок моего тюремного заключения, но об отправке меня в ссылку, конечно, не может быть и речи, ибо это было бы равносильно прямому убийству. ОГПУ, волею которого мое здоровье приведено в данное, почти катастрофическое состояние, должно, прежде чем поднять вопрос о ссылке, предоставить мне возможность серьезного больничного или санаторного лечения.

Поэтому я обращаюсь в президиум ОГПУ с просьбой прислать достаточно полномочного представителя своего для выяснения и разрешения вопросов, связанных с необходимостью для меня более или менее продолжительного и серьезного лечения. Д.Раков. 16 ноября 1925 г. Бутырская тюрьма"159. На этом заявлении Дерибас поставил резолюцию: "Послать ответ Ракову", после чего Решетовым заявление было направлено Андреевой, а последней, 17 ноября - "В дело Ракова".

Что в этом ответе речь шла о переводе в "санчасть ГПУ", видно из нового заявления Д.Ф.Ракова в Президиум ОГПУ: "Вчера, 18 ноября, меня вновь свидетельствовал врач Зеленский, прописал прежние лекарства и предложил, как он выразился, поставить вопрос о переводе меня в Санчасть ОГПУ. Возражений с чисто лечебной стороны у меня, конечно, нет, но имеется целый ряд вопросов относительно условий содержания меня в больнице ОГПУ со стороны административно-тюремной, которых врач Зеленский разрешить не мог, как, например, будут ли мне разрешены там свидания с женой, допущены книги, переписка и т.п. В силу этого я вновь настаиваю перед президиумом ОГПУ прислать кого-либо для непосредственных переговоров относительно разрешения подобного рода вопросов и недоумений. Д.Раков. 19/XI-25 г."160.

Попав к Решетову, в это же день заявление было отправлено к Андреевой, которая два дня спустя поставила резолюцию: "т. Решетову. В санчасть его перевела, но без всяких условий"161, после чего заявление Ракова отправилось к Хорошкевич.

Как отразилась голодовка на состоянии здоровья голодавших, видно из докладной записки врача тюрем ОГПУ на имя Андреевой: "Сообщаю, что 3-го сего декабря мною осмотрены в Особом коридоре Бутырской тюрьмы нижеследующие заключенные:

1) Иванов - Жалобы на одышку по временам. При объективном исследовании явления миокардита, эмфиземы и значительного общего ожирения (так в тексте - К.М.). Соответствующее лечение назначено, даны указания о режиме дня.

2) Гендельман - Жалуется на учащенное мочеиспускание. При объективном исследовании обнаружены явления начального склероза (глухие тоны сердца, напряженный пульс, артерии жестки на ощупь). Назначен йодистый калий, предложено исследовать мочу.

3) Иванова - Жалобы на бессоницу.

4) Агапов - Жалуется на учащенную сердечную деятельность, периодические поносы. Объективно явления резко выраженной неврастении, все явления как со стороны сердца, так и кишечника отношу к функциональным расстройствам. Агапов принимает фитин, как тоникум назначен стрихнин с хинной настойкой.

5) Лихач - Ряд незначительных жалоб.

6) Федорович - Каких-либо резких уклонений от нормы, за исключением глуховатых тонов сердца, не обнаружено.

7) Герштейн - Органический порок сердца, со стороны кишечника никаких жалоб не поступало. Назначен строфант с валерьяной и настойкой колы, режим, ограничение длительных прогулок"162. Андреева переадресовала эту записку в "III Отделение", а Хорошкевич немедленно отправила ее в архив.

4 декабря 1925 г. В.В.Агапов подал заявление "представительнице ОГПУ Хорошкевич от В.Агапова, члена ПСР", в котором писал: "После свидания с родными сообщаю, что ехать в Оренбург в ссылку согласен. Если окажется, что для моих родных и для меня климат будет вредным, то оставляю за собой право возбудить вопрос о замене Оренбурга другим местом ссылки.

Выехать могу не раньше вторника, предполагая при этом, что до отъезда будут возвращены мои вещи или в случае утраты заменены новыми"163.

В высшей степени интересно, что после прекращения голодовки 1 ноября 1925 г., когда тюремные врачи рекомендовали усиленное питание и сами чекисты объективно были заинтересованы в том, чтобы голодающие поскорее отошли от опасной для жизни черты, Ф.Ф.Федорович передал в середине ноября тюремным властям записку: "На завтрашний день просим приготовить: Обед 1) Картофельный суп с мясом (мясо выдать), 2) Омлет. Ужин. 1) макароны. 2) Компот"164. Получив эту записку, Андреева велела ее сфотографировать и уже на фотографии поставила резолюцию "т. Решетову. В дело ЦК ПСР. Писано Федоровичам. Андреева. 19/XI"165. Похоже, Андреева запаслась этой копией как свидетельством того, как "жируют" в тюрьме ее подопечные.

Подводя итог, можно сказать что идея развоза заключенных для срыва голодовки, казавшаяся чекистам такой здравой и использованная ими в качестве последнего средства, вдруг парадоксальнейшим образом обернулась против них же самих. Неожиданно выяснилось, что развозом голодающих и сломом механизма коллективного принятия решений и руководства голодовкой (ради чего все это и затевалось), чекисты вместо одного общего центра получили ситуацию, при которой каждый из голодающих рассматривал свою голодовку как часть общей, и прекращение ее считал предательством товарищей. Это оказалось очень неприятным и сюрпризом для чекистов, считавших, что вся сила цекистов в их солидарности и взаимоподдержке (что, конечно же, также было правдой), но вывод из этого они сделали неправильный, понадеявшись, что пространственное разобщение голодающих сделает их более податливыми и сговорчивыми. Но оказалось, что тому же Ракову, Агапову, Иванову, Ивановой и другим проще умереть, чем уронить своею честь в своих собственных глазах и глазах своих товарищей. Чекисты совершенно не ожидали того, что Тимофеев, казавшийся им меньше всех способным на компромиссы, прекратит голодовку, а Раков и Агапов, в которых до этого никто из чекистов никакой твердокаменности не видел, окажутся такими несгибаемыми. Парадокс был в том, что в личной голодовке (не носящей, конечно, принципиального характера) Раков и Агапов были бы значительно мягче, чем в ситуации коллективной голодовки, которую им пришлось продолжать на свой страх и риск. И в этой ситуации они считали более надежным проявить сколь угодно излишнюю жесткость, чем дать крохотную слабину, а следовательно, с ними чекистам найти общий язык стало значительно труднее, чем с общим центром (решениям которого они беспрекословно подчинились бы), вынужденному думать помимо победы и о сохранении жизней товарищей, а потому более способным на компромисс.

Парадокс ситуации, в которой оказались чекисты, заключается в том, что они хотели сломить солидарность голодающих и обязательность коллективных решений, а фактически, чтобы избежать ряда смертей (а следовательно, и служебных неприятностей), сами были вынуждены прибегнуть к помощи коллективных решений эсеров (и свозу заключенных в одно место). Уже одно это было моральной победой голодающих и еще одним (очередным) поражением чекистов, которые использовали все возможные для них в это время средства и методы для того, чтобы сломить заключенных цекистов и их волю к борьбе.

Примечания

124 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 61. Л. 44.

125 Там же.

126 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 61. Л. 39-41.

127 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 103. Л. 58, 58 об.

128 Там же. Т. 96. Л. 59, 59 об.

129 Там же. Т. 109. Л. 17, 17 об.

130 Там же. Т. 108. Л. 3, 3 об.

131 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 96. Л. 59-59 об.

132 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 61. Л. 50.

133 Там же. Л. 50 об..

134 Там же. Л. 51.

135 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 61. Л. 59.

136 Там же. Л. 60, 61, 62, 73, 67-69.

137 Там же. Л. 82.

138 Там же. Л. 81.

139 Там же. Л. 149.

140 Там же. Л. 83.

141 Там же. Т. 61. Л. 91. (Телеграммы о Гендельмане см. л. 92, об Иванове - л. 93, о Федоровиче - л. 94, об Ивановой - л. 95, о Герштейн - л. 96.

142 Там же. Л. 97.

143 Там же. Л. 149.

144 Там же. Л. 147.

145 Там же. Л. 164.

146 Там же. Л. 170.

147 Там же. Л. 172-173.

148 Там же. Д. 184, 185.

149 Там же. Л. 178.

150 Там же. Л. 208.

151 Там же. Л. 209.

152 Там же. Л. 210 об.

153 Там же. Л. 218-218 об.

154 Там же. Л. 210.

155 Там же. Л. 213-213 об.

156 Там же. Л. 214.

157 Там же. Л. 219.

158 Там же. Л. 220.

159 Там же. Т. 61. Л. 222-222 об.

160 Там же. Л. 225-225 об.

161 Там же. Л. 225 об.

162 Там же. Т. 61. Л. 226.

163 Там же. Т. 61. Л. 227.

164 Там же. Л. 232.

165 Там же. Л. 231.

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.