главная / о сайте / юбилеи / анонсы / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум

О.В. Коновалова

Политические идеалы В.М.Чернова: взгляд через годы

ПРИЛОЖЕНИЕ

Чернов В.М.

ЭТАТИЗМ, ОТТЕСНЯЮЩИЙ СОЦИАЛИЗМ

Феодализм – капитализм – социализм…

Этими тремя вехами намечала школа Маркса1, и вслед за нею намечал вдохновляемый ею довоенный социализм пути мировой истории: три изгиба русла, по которому направляется ее величественное стихийное течение.

На одном из германских партейтагов2 конца прошлого века покойный Август Бебель,3 самый типичный представитель правоверного марксистского социализма довоенной формации, возвестил: «Государство будущего» так близко, что мало найдется в составе данного собрания людей, которые не увидят его пришествие.

Заблуждение относительно «времен и сроков», крывшееся в этой крылатой фразе, было еще не так важно. Люди большой энергии и сильного темперамента обычно видят свою заветную цель гораздо ближе, чем она отстоит от них в действительности. Темпы и сроки менее всего поддаются нашему предвидению, требуя неизмеримо более точного знания сложной исторической действительности, чем какое доступно не только нашему поколению, - но и многим, за нами следующим.

Дело не в темпах, а в правильности или неправильности в определении самого порядка социально-политических напластований, свершающихся на наших глазах. Дело, прежде всего, в основном характере, в социальной природе нашего «сегодня», - того отрезка времени, который является как бы ПЕРЕХОДНЫМ между нашим буржуазно-капиталистическим ВЧЕРА и нашим социалистическим ЗАВТРА. Ибо вместе с Бебелем мы жили все время, да и теперь еще живем как бы «накануне».

Как реагировали бы мы, если бы нам кто-нибудь хотя бы в первые послевоенные годы сказал, что эта психология наша в корне совершенно ошибочна; что между капитализмом и социализмом может «втереться» какой-то непредвиденный, нежданный и непрошенный пришелец, да еще с мертвою хваткой Каменного Гостя4: и что он нам покажет в полной мере, говоря словами поэта, «как тяжело пожатье каменной его десницы»?

Мы бы, конечно, взглянули на него, как на оригинальничающего чудака или на умалишенного.

В самом деле: что же возможно между капитализмом и социализмом? Какой социальный ублюдок, какой «метек»? Откуда возьмется этот «нежелательный иностранец»?

Конечно, мы знали, что переход от капитализма к социализму не произойдет «во мгновение ока, по звуку последней трубы». Мы допустили особую «переходную» эпоху; допускали даже, наконец, что она может затянуться. Энгельс5, правда, говорил о воплощении в жизнь социализма как о «ПРЫЖКЕ» из царства необходимости в царство свободы»… Каутский6 гипотетически описывал «второй день после социальной революции». Но недаром научный социализм учил нас не быть утопистами. И, видя перед собой пример богословов нового времени, толкующих во избежание конфликта с научной геологией и биологией, библейские «шесть дней творения», как шесть грандиозных космических эпох, мы готовы были тоже пойти на компромисс: сделать с нашим «прыжком» то, что делает с прыжками атлетов кинематограф – в особом искусственно замедленном показе, делающем из них медлительно-плавное, эластическое чудо-эволюции.

Однако мы не допускали: чтобы вместо ПЕРЕХОДНОЙ эпохи, эпохи нарушенного в корне социального равновесия, эпохи все большей неустойчивости социальных форм, эпохи ускоренного темпа трансформации – водворилась бы какая, то – нет, уже не переходная только, а совершенно самостоятельная ПРОМЕЖУТОЧНАЯ между капитализмом и социализмом эпоха: ТРЕТЬЯ эпоха, с собственным внутренним укладом, собственными законами внутреннего равновесия и собственным «законом эволюции» - то есть органическою сменою эмбриологического развития, рождения, детских болезней, эпохи уравновешенной зрелости и, наконец, медленного старческого отцветания.

Таково было уже настроение, которым руководились мы, приступая к изучению «капиталистического финала» и его последовательных фаз.

Первое решение, на котором остановились мы, было предложено Гильфердингом7. Оно гласило, что высшей, заключительной, последней и предсмертной фазой развития капитализма является империалистическая фаза. Она характеризуется гегемонией финансового капитала, в то время, как первичная эпоха была эпохой торгового капитала, а средняя – капитала производительного. Концепция получается очень стройная и заманчивая. Труд Гильфердинга о «финансовом капитале» стал на некоторое время настольною книгою социал-демократов всего мира. И если после трех томов «Капитала» Маркса посмертные выпуски «Теорий прибавочной стоимости» получили кличку «четвертого тома КАПИТАЛА», то Гильфердинг как бы увенчал здание и дал завершительный «Пятый том», а ШЕСТОГО быть уже не могло: кончался «Капитал», и нового первого тома ожидал «ТРУД».

Что всего характернее, так это то, что за теорию Гильфердинга упоеннее всего ухватился русский ленинизм. На ней построил Ленин всю свою схему мировой революции. Финансовый капитал под своею централизованной властью и руководством объединяет все виды национального капитала. Империалистический по самому существу своему во внешней политике, он расширяет поле своего монополистического господства, стремясь к «черному переделу» в свою пользу всего мира. Это означает эпоху повторных всемирных войн, в пожарах которых и рухнет капиталистическая цивилизация. Каждая война будет внутри схватившихся на жизнь и смерть государств - противников вызывать судороги революции, террора и гражданской войны. Первая мировая война окончилась диктатурою пролетариата в России и едва не окончилась ею в Венгрии и Баварии. Следующий шаг будет сделан после второй (а еще далее – третьей или четвертой мировой войны). Обескровление и разорение мировыми войнами человечества будет длиться до тех пор, пока в огне мировой катастрофы не создастся мощный блок государств, основанных на диктатуре пролетариата, и пока этот блок в последней, завершительной мировой войне не разгромит противоположного идеологического блока: блока государств, сумевших отразить пролетарский штурм и сообща поднять знамя мировой контрреволюции. «Это будет последний и решительный бой»: он решит на века, если не на тысячелетия, судьбы человечества – и судьбы социализма.

Из этого вытекала большевистская концепция своеобразного» красного империализма» и «красного милитаризма» - концепция, которой Троцкий8 и Радек9 придали особую яркую форму, подновив ею старую теорию «перманентной революции», несущей на остриях армейских штыков освобождение всему миру.

Продолжая свое наследование финансово-империалистической стадии развития капитализма, Гильфердинг особо подчеркнул превращение старого классического – существенно децентрализованного, раздробленного, атомизированного – в капитализм организованный, стремящийся ВНУТРИ капиталистического лагеря заменить самую необузданную конкуренцию – планомерным сотрудничеством, индивидуализацию – своеобразной капиталистической «социализацией», анархию производства – плановым хозяйством и борьбу всех против всех – совокупной монополией власти над рынком.

Большевизм подхватил и эту серию идей, с той поправкой, что речь здесь должна идти о «монополистическом ЗАГНИВАНИИ» капитализма, как бы о разложении его заживо, требующем немедленного вмешательства «могильщика». Этот могильщик, пролетариат, должен приступить к погребению, закопав в одну яму вместе с ним «живой труп» всякой иной политики, кроме политики установления диктатуры, вооруженной беспощадным террором, и предварительно развенчав всех демократических социалистов и прочих социал-соглашателей, объективно являющихся предателями рабочего дела.

Действительность, однако, далеко опередила прогнозы Гильфердинга. Многое правильно оценил Гильфердинг, одного лишь он не предвидел, а именно того, что «организованный капитализм», т.е. капитализм мощных трестов и синдикатов, контролируемых высококонцентрированным финансовым капиталом, может дойти до своего предельного логического конца: до слияния всех комбинированных промышленных энергий в единый трест трестов и синдикат синдикатов, ставший выше самой банкократии, контролируемый непосредственно государством, а, может быть, им же вокруг себя созданный, следовательно, сросшийся неразрывно с национальностью нашего времени.

А между тем, подобно тому, как многоугольник с последовательно увеличивающимся числом сторон приближается, как к своему логическому пределу, к кругу, - качественно иной геометрической фигуре, логически исключающей всякие «углы», - так и буржуазно-капиталистическая система, пронизываемая началом организации, логически влечется к этому строю абсолютной национально-государственной организации производства, логически исключающей самые основы буржуазно-капиталистической системы – частную хозяйственную инициативу, конкуренцию, автоматику спроса и предложения, «анархию производства», фетишизм товара и фетишизм денег. И если, в частности, буржуазно-капиталистическая система характеризовалась безличною, анонимною «властью денег», диктующей свои законы отдельным лицам и целым режимам, то «предельно – организованный» строй превращает деньги в игрушку жонглера, проделывающего с нею фокус-покусы, на вид совершенно противоречащие законам природы. Вот почему современная практика денежного хозяйства насмехается над всеми политико-экономическими теориями денег как на безнадежно устарелыми. И в самом деле они приложимы лишь к той обстановке «классического капитализма», которая для нашего поколения есть уже plusquamperfectum10. «Предельно организованный» в национально-государственных рамках экономический режим в этом смысле «антикапиталистичен»; до такой степени антикапиталистичен, что по отношению к нему может напрашиваться даже этикетка «социализма», конечно, с прибавкою, как у Гитлера, НАЦИОНАЛ-социализма; с другой стороны, он как бы «сверхкапиталистичен», и явно напрашивается на звание «государственного капитализма», в смысле производимого сразу или постепенно сосредоточения всех «хозяйских» правомочий в руках государства. И можно понять тех экономистов, которые поставленные лицом к лицу с этим социальным новообразованием, тщетно искали для него подходящего определения, и остановились в конце концов на термине, который содержит в себе как будто contradiction in adjecto11, воплощенное противоречие: на термине «СОЦИАЛКАПИТАЛИЗМ».

Прошлая мировая война сыграла в создании этой «предельно-организованной системы» колоссальную роль. Она положила начало и всяким «диктатурам», сначала, так сказать, розничным: угольной, продовольственной, топливной и т.п. Она впервые припаяла рабочие организации в качестве служебных органов к государству; кооперацию – для организации по пайковой системе продовольствия населения, профсоюзы – для мобилизации трудовых ресурсов страны в целях обороны. Она создала военную принудительную систему хозяйства – Zwangswirtschaft12. Она наделила рабочий класс, ради бесперебойного использования его сил, т.н. «завоеваниями военного времени». Словом, на ее фоне возник весь пресловутый Kriegssozialismus13. И было ясно, что после заключения мира простой возврат от всего этого к довоенным порядкам – вещь немыслимая.

Пишущий эти строки уже тогда, в разгаре мировой войны, на страницах брошюры «Сквозь туман грядущего»14 задавался вопросом – к чему же мы придем по окончании войны? И высказывался в том смысле, что мир очутится на распутье двух дорог: или к социализму, или – если в лагере Труда на это не хватит сил и решимости – к «гипер-капитализму и гипер-империализму».

Именно такой гипер-капитализм, перешагнувший сам через себя, и заполняет на наших глазах политические формы фашистской диктатуры.

В фашизме сначала хотели видеть не более, как попытку превентивной противосоциалистической контрреволюции буржуазии, - быть может, просто предсмертный припадок ее бешенства. Нечто преходящее – временную «гримасу истории». Но «временная» оказалась столь долговременной, что лишь…(пропущено слово – К.О.) с теоретической высоты, с которой все проходящее, в том числе и вчерашний наш капитализм, и завтрашний социализм. Что буржуазия воспользовалась фашизмом как тараном, разбивающим твердыни рабочих социалистических и вообще классовых организаций, несомненно, но фашизм и не подумал остаться простым служебным орудием старых хозяев промышленности, торговли и банковского дела, но раскассировал наряду с социалистическими и независимые буржуазные партии, а вместе с экономическими организациями рабочих подчинил себе, «привел к одному знаменателю», и организации промышленников. А в смысле проведения… (пропущено слово – К.О.) фашизм в своем третьем рейхе оказался куда решительнее, чем все партии Веймарской Германии15 или домуссолинской Италии16. Именно став адекватной политической формой для «капитализма, перешагнувшего через самого себя», фашизм из авантюры политических налетчиков стал глубоко почвенным явлением, более того: явлением эпохальным, с претензиями на всеевропейское, даже мировое значение, и при том претензиями, уже начавшимися осуществляться...

Довоенный социализм ничего подобного не ожидал. Не ожидал он и еще одного: торжества в такой отсталой аграрной стране, как Россия, такой партии, как большевистская, и проведения ею такой программы, как экспроприация всех старых имущих классов, сваливания в «общий котел» всех жизненных благ и «коммунистического» их распределения между трудящимися.

Правда, «немедленный коммунизм» в России не удался. Но если в политических формах фашистской диктатуры мы имеем дело с капитализмом, перешагивающим через самого себя, то в большевистском режиме мы имеем дело перешагнуть через капитализм внешними для него средствами. И тут получился некий надкапиталистической строй. Пишущий эти строки определял его в 1920 году как «государственный капитализм», - определение вряд ли полное. Но о «государственном капитализме», как историческом преддверии к коммунизму, вскоре заговорил и сам Ленин17. А что же такое, как не государственный капитализм, представляет собою и тоталитарная экономика Гитлера18.

И встает вопрос: не значит ли это, что трехчленная формула Маркса: феодализм, капитализм, социализм – претворяется жизнь в четырехчленную: феодализм, капитализм, этатизм – социализм?

Но какой же вопрос способен повергнуть в большую тревогу социалистическое сознание нашего времени?

Hoover Institution archives. B.I.Nikolaevsky Collection. Box. 391. F.22.

Чернов В.М.

ПРИРОДА ТОТАЛИТАРНОГО ЭТАТИЗМА

Всмотримся пристальнее в тот хозяйственный уклад, который мы наблюдали последние годы in statu nascenti19, который пробовали обозначить разными терминами: «организованный (или монополистический) капитализм, «социалкапитализм», «новый индустриальный феодализм», «тоталитарная экономика» и т.п., и который мы условились называть просто «этатизм» (в законченной его форме, естественно, «тоталитарным»). Попробуем каталогизировать его признаки:

Исходным негативным его признаком является ликвидация того хозяйственного автоматизма, при котором стихийная игра спроса и предложения определяет меновые соотношения плодов человеческого труда и в форме этих меновых соотношений продуктов осуществляет обмен хозяйственными услугами. Ликвидация этого хозяйственного автоматизма есть вместе с тем ликвидация той «анархии производства», при которой «народное хозяйство» страны есть своего рода хозяйство без хозяина» вследствие его распыления на неопределенно большое количество независимых друг от друга приватных хозяйств с почти неограниченным хозяйственным суверенитетом их приватных собственников.

Исходным позитивным его признаком является полное взаимопроникновение и сращение стихии государства со стихией хозяйства. Государство – охранитель личной, общественной и национальной безопасности, государство – судья, государство – страж соблюдения закона и выполнитель судебного приговора, государство – поощритель закономерной и каратель незакономерной деятельности перерастает в законченный тип универсального Государства-Хозяина. Он последовательно подчиняет себе, ставит под все более полный контроль и руководство всех прежних приватных хозяев, ограничивая их хозяйственный суверенитет своим сверх-суверенитетом, инкорпорируя их в свой аппарат управления и абсорбируя их в нем. Он, наконец, превращает их в простые органы. В служебные орудия хозяйственного суверенитета государства, или, попросту говоря, в его ПРИКАЗЧИКОВ. Но точно таким же «законом жизни» тоталитарного этатизма является отмена независимых профсоюзных организаций рабочего класса, а равно и кооперативных организаций. Они также превращаются в аппараты трудового дисциплинирования рабочей силы, с одной стороны, аппаратом руководства потреблением народных масс - с другой.

Прямым следствием этого является, прежде всего, грандиозное усилие государственной мощи. «Подданный» отныне во всем, даже в праве на кусок хлеба и на заработок, попадает в непосредственную зависимость от государства. Подобно тому, как крепостной крестьянин имел когда-то «Юрьев день»20, в который он мог, по крайней мере, менять своего «душевладельца», так и рабочий в капиталистическом строе сохранял, по крайней мере, право на переход из одного предприятие в другое, от одного хозяина к другому. При едином хозяине-государстве он эту возможность утрачивает. Его властный хозяин становится вездесущим, и деваться от него некуда. Прежнее увольнение с завода было не так страшно: можно было, хотя и не без труда, найти новое место. Теперь от Понтия можно попасть только к Пилату21, и «волчий билет» увольнения может стать автоматическим входным билетом в потусторонний мир праотцов. Между отдельным рабочим и его частным хозяином неравенство сил было более или менее велико; теперь оно становится абсолютно бесконечным. Стачка против нового совокупного хозяина может быть только абсолютною всеобщею стачкою; иначе ее «наверху» и не заметят. Но всеобщая стачка непосредственно против государства является стачкой-революцией, а революцией не «делают»: они родятся, как извержения вулкана или землетрясения.

Оборотною стороною усиления мощи государства является грандиозное увеличение всех хозяйственных масштабов. Только оно и естественно для государства – суверенного владыки всех хозяйственных ресурсов страны. Конечно, и раньше приходилось иногда государству брать на себя мало-свойственные ему чисто-хозяйственные здания, когда задания эти по объему своему (осушительные, ирригационные работы, сооружение каналов и т.п.) превышали силы не только отдельных предприятий, но даже и крупных их соединений; и особенно – когда самое существо этих предприятий требовало таких огромных инвестиций, которые могли окупиться и начать приносить прибыль лишь по истечении сроков, слишком долгих для отмеренных биологией сроков индивидуальной жизни. Отныне, когда функционирование в качестве Государства-Хозяина становится вместо исключения правилом, инвестиционные возможности этатистского «сверхкапитализма» становятся практически неограниченными, а непосредственная рентабельность – совершенно необязательной. Отсюда тенденция к «хозяйственному гигантизму», столь же однобокому и ненормальному, как гигантизм физиологический, являющийся болезнью в самом настоящем смысле этого слова, т.е. нарушением гармонии и равновесия органических функций. Хозяйство имеет тенденцию совершенно оторваться от непосредственных потребностей трудящегося населения; человек из самоцели становится средством; воображаемый «завтрашний день» может совершенно безнаказанно заедать его «сегодня»; ссылка на интерес будущих поколений заставляет умолкнуть нужды «ближних», государственные посулы, векселя на будущее играют роль охапки сена, вынесенного на шесте впереди морды запряженного в повозку осла и манящего его бежать вперед, без того, чтобы расстояние между ним и манящей целью хоть сколько-нибудь уменьшилось. Отсюда уродливая гегемония в фашистском, как и большевистском государстве тяжелой индустрии над легкою, самодовлеющего производства средств производства над производством средств потребления; причем отодвигание этого последнего на задний план, невнимание к нуждам потребителя делается до такой степени бытовым явлением и заходит так далеко, что потребитель может даже и не заметить, не увидеть для себя никакой ощутимой разницы, когда тому же всемогущему Государству-Хозяину вздумается подменить один вид тяжелой индустрии другим и «производство средств производства» превратить в «производство средств истребления». То и другое дает работу, дает заработок, удовлетворяет рабочего человека в качестве производителя, а рикошетом это сообщает ему покупательную силу и удовлетворяет его как потребителя. С частно-хозяйственной точки зрения как будто и до поры, до времени! никакой РАЗНИЦЫ нет. «Разница» накапливается подспудно, исподволь, постепенно, подобно молекулярным процессам, сначала протекающим вполне незаметно, но в известный момент способным разразиться бурной стихийной катастрофой.

Полное овладение внутри страны всеми хозяйственными ресурсами непременно предполагает ее отъединение от остального ядра, живущего в режиме хозяйственной свободы. Первою ступенью такого объединения является система лицензий для ввоза и двуострая запретительно-покровительственная система для вывоза, нередко превращенного в «демпинг»22. Дальнейшей ступенью является установление государственной монополии внешней торговли. Вершиной развития – возможна более полная автаркия23, с заменой недостающего в стране сырья синтетическими суррогатами. Параллельно с этим переживает грандиозную метаморфозу и вся денежная система. Становится анахронизмом ее нормальное для классически-капиталистического общества бытие на основе прямого или косвенного золотого обращения, когда бумажные деньги суть не более, как свидетельства на право получения определенного количества золота, следовательно, при свободе обмена их на золото, хранимое в подвалах государственного казначейства; когда государство играет лишь роль своего рода «палаты мер и весов», своей чеканкой гарантирующей от неразумений и злоупотреблений, и бережливого хранителя драгоценного металла, обеспечивающего возможность размена на него бумажных ассигнаций. Отступления от правил в смысле ли биметаллизма или чрезмерного количества бумажных денег сравнительно с обеспечивающим его золотым запасом рассматривались когда-то как болезни денежного обращения, как вызванные промахами или сознательным злоупотреблением государства своими денежными прерогативами. В режиме тоталитарной экономики богатство или бедность государства как такового обуславливается не сепаратным золотым запасом казны, а всей производственной мощью государства, непосредственно в руках которого отныне находится вся эта мощь. Роль денег поэтому раздваивается. Внутри страны государственная власть, сосредотачивая в своих руках все отрасли производственного дела между своими предприятиями, пользуется деньгами лишь как расчетным средством, ибо здесь происходит только перекладывание им денег из одного собственного кармана в другой. С другой же стороны, все государственные предприятия в совокупности пользуются деньгами для расплаты с работающими в них отдельными людьми. Но так как то же государство монопольно диктует товарные цены в открытых лавках и закрытых распределителях, то как политикою цен, так и денежными маневрами инфляции – дефляции оно получает возможность незаметно и закулисно отмеривать каждому его дозу реального вознаграждения, да так, что одна и та же денежная единица имеет разную покупательную силу: одну - в руках советского служащего, другую - в руках рабочего, и третью, самую низкую, - в руках крестьянина, кустаря, ремесленника, пока они еще могут гнездиться в порах тоталитарной государственной экономики. «Власть денег» в старом буржуазном мире превращается здесь в эквилибристическую власть над деньгами магов и чудодеев финансовой и торговой политики тоталитарного государства.

Централистическое огосударствление хозяйства (eo ipso)24 является его БЮРОКРАТИЗАЦИЕЙ. Индивидуальная инициатива, личная ответственность, распорядительная функция предпринимателя последовательно ограничиваются, сужаются, всесторонне охватываются щупальцами хозяйствующего Государства – спрута. Размеры необходимых инвестиций в той или другой отрасли производства, соответствующей хозяйственному плану государства (трехлетнему, «пятилетке», «генеральному» плану из нескольких трехлеток или пятилеток, какому угодно), качество технического оборудования в связи с количеством рабочих, которые должны найти в предприятии заработок, размер зарплаты, калькуляция соответственных всем этим условиям товарных цен – все это определяется в порядке директив свыше, нисходящих от верховных экономических органов в порядке хозяйственно-бюрократической иерархии. Получается система, действительно во многом аналогичная феодальной: рассматриваемая снизу вверх, она представляется восходящею лестницею «фюреров»; рассматриваемая снизу вверх – нисходящею лестницей подчиненных, агентов, приказчиков; система увенчивается сверху – фюрером, «дуча», «вождем», в отсталых странах – чем-то вроде патриарха (Кемаль-Ататурк25 или отец турок, Сталин26 «отец народов» Советского Союза). Базою внизу является, напр., запряженные в колхозный союз крестьяне, каждый из которых – сторож возделанного им советского колоса, подлежащий наказанию за самовольное распоряжение им в потребительных целях как за «кражу советского имущества».

В этой системе государственно-хозяйственной централизации как трансформация старых общественных классов, так и классовые новообразования следуют своему особому закону. Если в классическом капиталистическом производстве классы формировались как особые «экономические категории», сообразно источнику доходов и находящейся в связи с ним народнохозяйственной позиции, то строй «тоталитарного хозяйственного этатизма» базисом нового классобразования делает самое отправление людьми специальной общественной функции – Власти, т.е. проведение универсального государственного суверенитета над всеми общественными делами, до хозяйственной жизни и до домашнего быта включительно. Новый общественный привилегированный класс представляется в виде КЛАССА УПРАВЛЯЮЩИХ (аппаратчик), особой корпорации, построенной на иерархическом начале и занимающей все «ключевые позиции», все «командующие высоты» социальной жизни. Он втягивает в себя и ассимилирует все подходящие элементы старых классов по принципу «личной годности» (которая в одних случаях получает определение «фашистского динамизма», в других - «большевистской беспощадности»), и отбрасывая остальные в общую, последовательно нивелированную серую массу управляемых. Соответственно этому параллельно в политической области происходит такое же втягивание, растворение и ассимиляция старых политических партий, нерастворимые остатки которых ликвидируются прямо – «стенкой», «выведением в расход» или косвенно, «сухою гильотиною» концентрационных лагерей. Политически – адекватною формою социал-капитализма является тоталитарное однопартийное государство.

Основываясь на монопольном положении «единой и единственной» партии, сосредотачивающей в своих руках всю сумму политических прав, партия – носительница диктатуры (национальной или социальной) своею иерархией как бы дублирует иерархию государственного аппарата и по отношению к нему является своеобразным «внутренним государством», направляющим и контролирующим «государство внешнее». Тоталитарный государственный этатизм пытается регламентировать не только всю хозяйственную деятельность граждан, но их быт, их культурную и интеллектуальную жизнь, и самый образ их мышления. Он является отрицанием всякой духовной свободы, без которой нет творчества, и перманентным умерщвлением личной и общественной инициативы, без которой нет демократии; пользуясь всеми современными техническими средствами обработки общественного мнения, он тщательно изолирует граждан от всяких противодействующих духовных влияний, немилосердно ликвидируя всякое инакомыслие и критику и деспотически навязывая всем убеждении казенного образца. Тем самым он осуждает граждан на потерю духовной индивидуальности, на полное моральное и интеллектуальное обезличение. Взамен им обеспечивается определенного внутреннего качества и штампа интеллектуальный паек казенной литературы, работающей на «социальный заказ» надлежащих инстанций.

Вставая, с одной стороны, в непримиримое противоречие с правами и развитием человеческой индивидуальности, (с другой стороны – попущено в источнике – К.О.) тоталитарный хозяйственный этатизм встает в не менее непримиримое противоречие и с тенденцией к универсализации всей человеческой культуры. В наш век грандиознейшей научной и технической революции, бесконечно увеличивающей власть человечества над временем, пространством и материей, последовательно теряют свое значение все искусственные и естественные границы, развиваются международный обмен товаров и идей, международное разделение труда, международное культурное сотрудничество. Даже в старом частном капитализме это приводило к попыткам созидания «горизонтальных» международных синдикатов и трестов, охватывающих различные виды промышленной деятельности поверх национально-государственных границ. Тоталитарный хозяйственный этатизм разбивает общечеловеческое на ревниво и замкнутое национально-государственное в рамках эгоистической самодовлеющей хозяйственной автаркии. Ей соответствует и духовная «автаркия» - ввоз из-за границы духовных ценностей процеживается государством, тщательно, вплоть до запрета слушать иностранное радиовещание.

Невозможность использовать в тесных рамках национально-замкнутого государства-хозяина ни всю величину потенциальной хозяйственной мощи современной техники, ни все источники энергии и сырья, ни всю потенциальную арену сбыта продуктов национального производства приводит тоталитарный хозяйственный этатизм к небывалой по своей напряженности ЭКСПАНСИИ27. Свойственные и ранее эпохе господства финансового капитала империалистические тенденции перерастают в гипер-империализм, ведут вовне к образованию грандиозных межгосударственных коалиций для овладения почти всем земным шаром, наподобие выросшего из «оси Рим-Берлин» треугольника Берлин-Рим-Токио. Внутри отдельных тоталитарных стран они приводят к подчинению всей хозяйственной жизни и всех производственных ресурсов целям неограниченной государственной экспансии, т.е. к своеобразному «военному хозяйству», по самой сущности своей представляющему перманентную угрозу международному миру, общечеловеческому сотрудничеству и солидарности. Враждебные широкому гуманизму, они оживляют все атавистические инстинкты зоологической эпохи человечества: национальную рознь, шовинизм, идеализацию насилия и воинственности, расовые предрассудки и особенно граничащий с безграничным зверством антисемитизм.

Таким образом, тоталитарный хозяйственный этатизм сохраняет все негативные, деструктивные античеловеческие внутренние стороны стяжательного капитализма, вооружая его всею, украденной у социализма, организационной техникой внешней коллективизации и планового господства над хозяйственными ресурсами...

Hoover Institution archives. B.I.Nikolaevsky Collection. Box.391. F.14.

В.М.Чернов

ВСТРЕЧА АНТИПОДОВ

Гитлер, ненавистник классового социализма, специально для его преодоления изобретший свой национальный социализм; Муссолини, отщепенец социалистической партии, когда-то возглавивший левое его крыло; Ленин, ортодокс из ортодоксов марксизма, всю жизнь увлекаемый, как путеводною звездой, мечтой о «диктатуре пролетариата», - какие различные, какие, казалось бы, диаметрально противоположные социально-политические типы.

Но история – великая причудница, своевольной иронии которой нет пределов. И в ее анналах, может быть, нет более парадоксального явления, как сближение жизненного дела трех этих лиц и трех возглавляемых ими течений в целом ряде признаков, и признаков немаловажных.

Добро бы сходство между ними проявилось только в начальных стадиях их развития, чтобы затем ослабевать и сходить на нет. Тогда можно было бы отделаться от него ссылкой на общий биологический закон, по которому зародыши различных организмов, напр., человека и собаки, вначале трудно-различимы, и лишь затем, чем дальше, тем больше, подпадают под действие тенденции к «расхождению признаков». Но тут мы наблюдаем как раз обратное: начав свой путь полными антиподами, фашизм и большевизм позднее начинают все более смущать даже «большевизанов» целым рядом коробящих непосредственное чувство совпадений. Что это значит?

Самый простой ответ находит Лев Троцкий: нынешний большевизм для него есть сталинская контрафакция подлинного большевизма; Сталин открывает новую эру – эру полубонапартистского искания диктатуры пролетариата; и если бы на одном из своих этапов сталинизм превратился бы в стопроцентный фашизм, удивляться нечего: это будет порождение не КРАСНОГО ОКТЯБРЯ, а ЧЕРНОГО ЯНВАРЯ – января 1924 г., когда умер Ленин, и Сталин на путях чудовищной интриги захватил его наследство.

Но, казалось бы, как раз экономический материализм Маркса и должен заставить его сторонников самым радикальным образом отрешиться от приписывания такого судьбоносного значения отдельным личностям – будь то легендарные герои или столь же легендарные злодеи. И если в недрах большевистской партии ленинизм выродился в сталинизм, то кроме злой воли Сталина должна же была для этого вырождения существовать какая-то внутренняя логика органического развития.

Другой ответ на тот же вопрос предлагают умеренные адвокаты или полу-адвокаты большевизма со стороны, вплоть до Отто Бауэра28. Они затушевывают или умаляют значение соблазнительного сходства фашизма с большевизмом, приписывая ему чисто внешний характер и сводя его к технике диктатуры, как бы она ни учреждалась, к технике гражданской войны, кем бы и во имя чего она ни велась, к технике террора, является ли он средством обороны старого режима или утверждения власти революционных ее захватчиков.

Но сходство наблюдается не в одних РЕЖИМАХ, но и гораздо глубже: в самих социальных УКЛАДАХ. Оно продолжается поэтому и после окончательной СТАБИЛИЗАЦИИ новой власти и закрепления ее в формах устоявшегося быта. К вящему соблазну и смущению неопытных умов она простирается на самую СТРУКТУРУ обоих обществ: фашистского и большевистского.

Излишне оговариваться, что в намерения и планы обеих сторон такое схождение отнюдь не входило и не входит: их отношения отмечены печатями ненависти и презрения, осложненными страхом. Но это означает лишь, что История мало справляется с людскими планами и намерениями. Это означает, что в истории всего существеннее не то, как сами участники событий представляют себе свою роль, как они ее оправдывают и обосновывают, какой пафос в нее вносят; а то, какой объективный смысл получает их деятельность, вплетаясь в весь комплекс других, объективных и субъективных условий времени и места, приспособляясь, применяясь к ним и внося в свои планы поправки, способные их видоизменить, иногда вплоть до полной неузнаваемости.

Разгадка в том и заключается, что как фашизм, так и большевизм как раз и подверглись таким – каждый своим – «овидиевым метаморфозам»29. В результате и получилось: начав свой путь полными антиподами, они в конце концов встречаются на чем-то, что может быть определено как «среднее пропорциональное»…

Проследим, как это произошло с тем и другим.

Гитлер и его соратники, вопреки собственным первоначальным планам, к нынешнему положению подошли, упираясь перед логической инерцией собственного движения. В критический момент, чтобы совсем не сойти с рельсов наци-социализма, Гитлер должен был даже устроить «варфоломеевскую ночь»30 своим крайним левым» типа Штрассера и Рема.31 И все таки…

Сотрудник «Социалистического Вестника»32 Ю.Грим33 еще в сентябре 1934 г. в статье «Экономический эксперимент Гитлера» должен был констатировать, что германский предприниматель многочисленными декретами власти, на приход которой он возлагал столько надежд, «лишен следующих прав»: права единолично устанавливать условия продажи; права производить определенного качества товары, нормировка которых диктуется картелями; права применять сырье по собственному выбору, так как государство поощряет производство и потребление определенных видов сырья; права пользоваться определенными машинами». Какой бы вопль поднялся, если бы это все потребовала сделать демократическая социалистическая власть! Но это еще не все: «предпринимателям предписывается увеличить число рабочих сверх необходимого их количества; они обязываются к определенному минимуму инвестиций, независимо от того, окупается ли это при данной конъюнктуре…». В снабжении же сырьем они зависят от контроля «комиссаров сырья», а отдел внешней торговли диктует им принудительный вывоз части производства по убыточным ценам (т.н. Exportzwang34). То же и с торговцами: «им диктуется размер накидок, или ограничены в формах рекламы, им запрещено давать скидки покупателям, устраивать часто распродажи по бросовым ценам. Свободно выбирать своих поставщиков» и т.д., и т.д. Словом, от прежнего фабричного самодержца-хозяина осталось одно приятное воспоминание.

Общая картина такова: «посредством принудительного картелирования как крупного, так и среднего производства видоизменена самая структура германской экономики таким образом, что при частном капитализме парализован механизм капиталистического рынка. Цены, регулируемые на вольном рынке соотношением спроса и предложения, стали исключением, большей частью преследуемым законом. Сплошное картелирование приводит сплошь к монопольным ценам. Чиновники диктатуры сидят во всех руководящих картелях, и через них головка господствующей партии осуществляет контроль над всем хозяйством…». Спрашивается: того ли ожидала германская плутократия, финансировавшая национал-социалистическую революцию? И так ли представлял себе сам германский «наци-социализм» свою экономическую систему?

Ничего подобного. Превратить хозяев предприятий почти что в государственных приказчиков, и к тому же приставить к каждому из них «ангела хранителя» в лице особого «фюрера» по хозяйственной линии, было решением совершенно внепрограммным. Гитлер в «Mein Kampf35» сам рассказывает, что первый толчок к оформлению своей программы он получил, слушая в 1919 г. в Мюнхене цикл лекций безвестного тогда инженера Федера36. «Симплицизм»37, однобокое «упростительство» его теорий было поразительно: он все бедствия Германии сводил к одному основному первоисточнику: «процентному рабству»…

Вспомним, что в социал-демократическом мире того времени «последним криком» идейной моды была теория Гильфердинга, гласившая, что капитализм вошел в последнюю заключительную фазу своего развития, фазу империалистическую, характеризующуюся гегемонией финансового капитала. Бебель когда-то пустил в свет знаменитую крылатую фразу: антисемитизм есть социализм дураков. Федер тоже переложил на «язык дураков» критику финансового капитала и заострил ее в демагогическом лозунге: банки и банкиры – особенно еврейские – voila e’ennemi!38 Да здравствует же Kampf gegen Hochfinanz!39

Для восприятия этого демагогически укороченного лозунга время было самое подходящее. С одной стороны, на сознание германских масс давили астрономические цифры «репараций», исчисление долга по которым никак не могла закончить победоносная Антанта40: одни проценты по этому долгу повергали в холодный ужас. С другой стороны, финансы страны были отягощены внутренними займами военного времени. В-третьих, предстояло восстановление промышленности нормального мирного времени, перестроенной всецело на военный лад. В-четвертых, цвет мужского населения, брошенный в окопы, возвращался, чтобы искать себе места в хозяйственной жизни; и поскольку предметом поисков была самостоятельная хозяйственная деятельность, надо было подставить свои шеи под ярмо задолженности, потому что за военное время были безнадежно преданы скромные сбережения, где они имелись. Но кредитный капитал вынуждался в такое переходное время к сугубой осторожности и должен был ввести в величину своего процента крупную «премию за риск». Федер тонким нюхом почувствовал широко распространенную неприязнь к «торговцам деньгами». Надувая ветром этой неприязни свои паруса, он создал весьма примитивную и грубо демагогическую теорию, по которой «труд», в том числе и «труд» промышленника и фабриканта, имеет право на вознаграждение, «деньги» же как таковые, независимо от обслуживания производительного труда, права приносить прибыль должны быть лишены. А между тем сейчас именно «торговля деньгами» и является предприятием наивыгоднейшим; и отсюда все беды, все несчастья. Все это иллюстрировалось фантастическими данными, по которым, напр.(имер), выходило, будто на доходы космополитической банковской династии Ротшильдов могли бы жить 38 милл. немцев…

«Когда я прослушал первый доклад Федера, у меня блеснула мысль, что я нашел путь к заложению основ новой партии», - рассказывает Гитлер. «Когда я услышал призыв Федера об освобождении от «процентного рабства», я тотчас понял, что тут идет речь о провозглашении теоретической истины, которая будет иметь величайшее значение для будущности немецкого народа… Ясно вырисовывалось будущее развитие Германии»… А истину эту Федер давал в крылатой фразе: Положение Германии так фантастически плохо, что только в фантастическом выходе и может быть спасение!

«Теоретическая идея» была сущим примитивизмом, граничащим с политико-экономической безграмотностью. Программа была скудная и бессодержательная. По смыслу теории, национализация всего банковского дела, ликвидация всего частного кредита должны были радикально покончить со всем «процентным рабством». Но так как Германия вступала в полосу невероятнейшей, единственной во всем мире по размерам инфляции, то и «процентное», и вообще «долговое рабство» были сведены на нет и без него: избавление пришло от них в виде возможности уплатить обесцененными деньгами то, что было занято в виде полновесных и полноценных. Из программы Гитлера исчезла добрая половина; осталась другая – борьба с долговым и процентным рабством ИНОСТРАННЫМ. Аннулирование репараций и затем «замораживание» новейших заграничных кредитов на восстановление германской промышленности – вот чему он с упоением предался. Но «некстати» подвернувшийся хозяйственный мировой кризис наглядно показал, что ни «семейная ссора» торгово-промышленного капитала с кредитным и банковским, ни национальная ссора с иностранными кредиторами, увы, связанных с кризисом бедствий не устранят. Левое демагогическое крыло партии громко потребовало «третьей революции». Одной жесткой расправы с ним было мало. Надо было выбросить «улице» какой-нибудь кусок. Им оказался кусок еврейский. Вытолкнуть евреев из Германии, создать этим «свободные места» для истинно тевтонских немцев, заставить евреев им же сбыть за четверть цены имущество, не дать им вывести с собою даже этой выручки, наложить на евреев контрибуцию и даже просто развязать руки громилам – все это было не только проявлением зоологических-расистских инстинктов, но и созданием отводного канала для социально-погромных страстей путем направления их вместо буржуазии на буржуазию еврейскую, за которую, в конце концов, ответит и еврейство вообще.

Однако ни вызванной кризисом безработицы, ни застоя в делах и прочих последствий мирового хозяйственного кризиса все это не устранило и устранить не могло. И постепенно определился новый план. Если мировой кризис может так сильно ударить по стране, «то «национальный социализм» велит обособить ее от слишком сильной зависимости от внешнего мира твердой раковиной автаркии. Если внутренний рынок, т.е. покупательная сила населения не поспевает за ростом производительной мощи национальной индустрии, то можно излишек этой последней пустить в ход или вне страны, в форме демпинга, или внутри, но не ради непосредственных потребностей, а ради потребностей будущих, т.е. вместо легкой индустрии поместить ее в «производство средств производства», в тяжелую индустрию. Если и усиленное «производство средств производства» боится совсем оторваться от своей конечной потребительной базы, то ведь есть еще и производство средств истребления. Если страна страдает от безработицы, то можно на казенных заказах построить какую угодно мощную военную индустрию, поставить грандиозные общественные работы на удвоение и утроение всевозможных «линий Зигфрида»41, гигантских аэродромов, стратегической сети железных дорог и таким образом, вычеркнуть слово «безработица» из национального экономического словаря. Наконец, можно «округлить» все эти мероприятия в целую систему, управляемой по единому гигантскому плану экономики. Национальное хозяйство в своем целом в эпоху капитализма не имеет хозяйствующего субъекта, «хозяина», можно ему этого хозяина дать в лице фашистского диктаториального государства. Сделать капитализм государственным капитализмом или, как гласит новейшая терминология, тоталитарным этатизмом.

Этот «тоталитарный этатизм» в его гитлеровском варианте далеко еще не сказал своего последнего слова. Он еще далеко не «монистичен», а все еще ДУАЛИСТИЧЕН. Рядом со старым «хозяином», права которого в значительной степени превратились в «клочок бумаги» стоит повсюду как бы хозяйственный «политком» фашистского государства маленький фюрер, или «лейтер», которому отведен в этой большой удельной системе свой «удел». У него есть свои под-фюреры, вассальные руководители территориальных или специальных подразделений его удела; над ним – целая иерархия сюверенов, обер-фюреров все высших степеней вплоть до руководящего «центр центров», до фюрера tout court42, Фюрера с заглавной буквы. Подлинно монистичным, т.е. вполне «тотальным», этот строй будет лишь тогда, когда фабрикант, заводчик, купец без остатка растворится в этой стройной иерархической системе.

Тоталитарный этатизм в своей фашистской форме далеко еще не сказал своего последнего слова. Эволюция его, вплоть до последних логических выводов, требует времени. Она имеет свою проблематику, выясняемую лишь в процессе практического опыта и потому пока далеко еще не изученную. Можно утверждать с полной уверенностью, что подобно тому, как политическая экономия довоенного времени должна была от изучения нигде в природе не встречаемого абстрактного единого «чистого» капитализма, сложенного целиком из логических дедукций подобных дедукциям геометрическим, перейти к изучению различных конкретных национальных типов капитализма, - так же точно политической экономии будущего придется иметь дело с национальными разночтениями тоталитарного этатизма, друг от друга отстоящим достаточно далеко. И тогда никому и в голову не придет отрицать, что хозяйственный строй СССР есть лишь разновидность того же самого тоталитарного этатизма…

Hoover Institution archives. B.I.Nikolaevsky Collection. Box.391. F.26.

Примечания

1 Маркс Карл (1818-1883) – немецкий ученый, общественно-политический деятель, основатель I Интернационала (международной организации рабочих), основоположник марксизма, философского, экономического и социально-политического учения, обосновывающего с материалистических позиций неизбежность наступления социализма после эпохи капитализма, придающий большое значение политической борьбе пролетариата и реализации идеи диктатуры пролетариата.

2 Здесь партийное собрание немецких социал-демократов.

3 Бебель Август (1840-1913) – деятель германского и международного рабочего движения, один из основателей и руководителей германской социал-демократии и II Интернационала; придерживался позиций революционного марксизма, являлся активным борцом против милитаризма и войны, верил в скорое торжество социализма.

4 Образное выражение Чернова, взятое им из одноименного произведения А.С.Пушкина. Мертвая хватка Каменного Гостя – железные объятия, из которых невозможно выбраться.

5 Энгельс Фридрих (1820-1895) – один из основоположников марксизма, друг и сподвижник К.Маркса, внес большой вклад в развитие мирового рабочего движения, являлся руководителем I Интернационала, создателем II Интернационала.

6 Каутский Карл (1854-1938) – один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии и II Интернационала, идеолог «центризма» - течения в немецкой социал-демократии, признающего важность революционной борьбы пролетариата, но стремящегося избежать открытых социальных конфликтов. Во время первой мировой войны Каутский был сторонником гражданского мира между буржуазией и пролетариатом, отрицал необходимость подготовки социалистической революции. Полагал, что переход от капитализма к социализму примет длительный, эволюционный характер. Сформулировал теорию ультраимпериализма, основанную на представлении о возможности нового этапа в развитии капитализма после империализма. С 1924 г. жил в Вене, после захвата Австрии фашистами переехал в Прагу, а затем в Амстердам. Оценка характера большевистского переворота, отношение к диктатуре и демократии близки к позициям В.М.Чернова.

7 Гильфердинг (Hilferding) Рудольф (1877-1941) – один из лидеров австрийской и германской социал-демократии и II Интернационала, теоретик австромарксизма. В своем главном труде «Финансовый капитал» предпринял попытку дать обоснование новым явлением в развитии капитализма, в котором придавал особое значение процессу обращения капитала. После первой мировой войны выдвинул теорию «организованного капитализма», положительно оценивал новые тенденции в развитии капитализма. Активно участвовал в политической жизни Германии в период Веймарской республики: с 1924 г. был депутатом рейхстага, в 1923, 1928-1929 гг. занимал пост министра финансов. В 1939 г. эмигрировал во Францию, вишистским правительством выдан гитлеровцам в феврале 1941 г., умер в тюрьме.

8 Троцкий (Бронштейн) Лев Давыдович (1879-1940) – видный деятель социал-демократического движения в России, автор теории «перманентной революции», суть которой заключалась в перенесении социалистической революции из одной страны в другую с помощью военной силы и превращении таким образом революции в мировую. После Октября 1917 г. был наркомом по иностранным делам, наркомом по военным и морским делам, наркомом путей сообщения, председателем реввоенсовета республики, членом Политбюро ЦК и членом ИККИ. Один из основных конкурентов Сталина в борьбе за политическую власть в стране и лидерство в партии. В 1927 г. исключен из партии, в 1929 г. выслан из СССР. В 1938 г. предпринял попытки организовать IV Интернационал. Убит в 1940 г.

9 Радек (Собельсон) Карл Бернгардович (1885-1939) – один из руководителей компартии Германии, член РКП (б) с 1919 по 1924 гг. С декабря 1919 г. секретарь Коминтерна и с 1920 г. член ИККИ. Участвовал в партийной борьбе на стороне Л.Д.Троцкого, осужден по делу троцкистского центра, убит в тюрьме.

10 Вчерашний день, устаревшая (лат).

11 Противоречие в условии (англ.) .

12 Плановая экономика, централизованное управление хозяйством (нем.).

13 Военный социализм (нем.).

14 Имеется в виду работа: Чернов В.М. Сквозь туман грядущего. – Пг.: Партия социалистов-революционеров, 1917. – 63 с.

15 Германия в период Веймарской республики, установленной в результате Ноябрьской революции 1918. Юридическим оформлением республики явилась Веймарская конституция 1919 г., разработанная заседавшим в Веймаре Германским учредительным национальным собранием. Веймарская республика фактически прекратила свое существование после установления в Германии фашистской диктатуры в 1933 г.

16 Имеется в виду Италия до прихода к власти итальянского фашизма во главе с Б.Муссолини в 1922 г.

17 Ленин (Ульянов) Владимир Ильич (1870-1924) – лидер большевизма, инициатор и организатор Октябрьского восстания в 1917 г. Председатель СНК, член ВЦИК и ЦИК СССР. Ленин говорил о государственном капитализме в начале 1920-х гг., обосновывая переход к НЭПу. Под государственным капитализмом он понимал политику осуществления государственного контроля над частным сектором экономики. По его мнению, руководство государством со стороны социалистической партии меняет природу государственного капитализма и позволяет проводить экономическую политику в интересах пролетариата.

18 Гитлер (Шикльгрубер) Адольф (1889-1945) – лидер германского фашизма (национал-социализма), глава германского фашистского государства в 1933-1945 гг. 30 января 1933 г. президент П.Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером. После смерти президента Гитлер сосредоточил в своих руках всю законодательную и исполнительную власть, объединив посты президента и рейхсканцлера в августе 1934 г. С этого года усиливается вмешательство государства в экономику страны. С 1936 г. введен четырехлетний план развития экономики.

19 В момент появления, выделения (англ).

20 26 ноября по старому стилю – дата, с которой в России связывалось осуществление права перехода крестьянина от феодала к феодалу. Право перехода крестьян было временно отменено с введением заповедных лет, а затем запрещено законодательством 90-х гг. XVI в.

21 Понтий Пилат – римский прокуратор Иудеи в 26-36 гг. Его налоговый и политический гнет, провокационные действия вызывали массовые народные выступления, беспощадно подавлявшиеся. Здесь образное выражение В.М.Чернова, стремящегося подчеркнуть ухудшение социально-правового положения рабочего, увеличение степени его зависимости от государства при тоталитаризме.

22 Экспорт по бросовым ценам.

23 Автаркия – в переводе с греч. самодостаточность, самоудовлетворенность. Здесь политика, направленная на создание замкнутого самодовлеющего хозяйства, способного производить все необходимое внутри страны; ведущая к разрыву традиционных экономических международных связей.

24 Тем самым (лат).

25 Ататюрк Мустафа Кемаль (1881-1938) - основатель и первый президент (1923-1938) турецкой республики. Фамилия Ататюрк (букв. «отец турок») получил от Великого национального собрания Турции в 1934 г. при введении фамилий.

26 Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович (1879-1953) – руководитель Коммунистической партии и Советского государства. В конце 1920-х гг. инициировал сворачивание НЭПа, переход к форсированной индустриализации и коллективизации. Основатель командно-административной системы в СССР. В 1930-е гг. складывается культ личности Сталина.

27 Экспансия (с лат. расширение, распространение) – расширение сфер влияния путем борьбы за наиболее выгодные сферы приложения капитала, источники сырья и рынка сбыта произведенной продукции. Экономическая экспансия нередко связана с военно-политической. Это особенно проявилось накануне и в годы второй мировой войны.

28 Бауэр Отто (1882-1938) – один из лидеров австрийской социал-демократии, идеолог австромарксизма, видный деятель II, II ? Интернационалов и Социалистического рабочего интернационала. После прихода к власти большевиков выступал против пролетарской революции и политики большевистской партии в России. Но, наблюдая за развитием СССР, заявил в своей речи в декабре 1925 г., что происходившая в Советской стране борьба социалистических сил с капиталистическими элементами дает основание рассчитывать на победу социализма. В книге «Между двумя мировыми войнами?» (1936) он признал, что Советское государство пользуется поддержкой широких масс народа, и заявил, что СССР на протяжении немногих лет на деле покажет всем народам мира экономическое, социальное, культурное превосходство социалистического строя.

29 Овидий, Публий Овидий Назон (43 г. до н.э.- ок.18 н.э.) – римский поэт. Его переход к большим произведениям в духе эллинистической «ученой» поэзии отмечен созданием поэмы «Метаморфозы», которая содержит мифологические и фольклорные сказания о превращениях людей в животных, растения, созвездия и даже в камни. «Овидиевы метаморфозы» - образное выражение В.М.Чернова, которое означает определенную степень зрелости в развитии большевистского и фашистского режимов.

30 Варфоломеевская ночь – принятое в литературе название массовой резни гугенотов католиками в ночь на 24 августа 1572 (праздник св.Варфоломея) в Париже.

31 Штрассер Грегор и Рем Эрнст – сподвижники Гитлера по фашистскому движению, принадлежали к его левому крылу, выступали за «вторую революцию», предполагая направить ее против капиталистических магнатов. Гитлер санкционировал расправу над левым крылом партии 30 июня 1934 г., которая вошла в историю как «ночь длинных ножей».

32 Социалистический вестник – периодический журнал, издаваемый социал-демократами (меньшевиками) в 1921-1925 гг. в Берлине, в 1933-1940 гг. – в Париже.

33 Гримм Ю. – социал-демократ (меньшевик), сотрудник «Социалистического вестника».

34 Принудительный экспорт (нем.).

35 «Mein Kampf» - «Моя борьба» (нем.) - книга, написанная А.Гитлером в 1924 – 1925 гг. В ней лидер немецкого фашизма излагает свои мировоззренческие позиции, отличающиеся крайним национализмом и расизмом, предлагает планы переустройства Германии и создания нового мирового порядка.

36 Федер Г. – автор экономической программы нацистской партии в Германии, отличавшейся схематизмом и упрощенным подходом к изучению экономической действительности.

37 Симплицизм - простодушие (с лат.).

38 Вот враги (фр.)

39 Схватка финансовых тузов (фр.)

40 Антанта – «Сердечное согласие» (фр.) – блок Англии, Франции и царской России иначе именуемый «Тройственным согласием», оформившийся в 1904-1907 гг. и объединивший в годы первой мировой войны (1914-1918 гг.) против германской коалиции более 20 государств. Россия вышла из войны в марте 1918 г. США вступила в войну в апреле 1917 г. Война закончились 11 ноября 1918 г. Компьенским перемирием. 28 июня 1919 г. в Версальском дворце в Париже был подписан мирный договор, согласно которому Германия теряла 13,5% своей территории в Европе, колонии, ей запрещалось всякое объединение с Австрией, сокращалась армия. Открывшаяся 1 мая 1921 г. Репарационная комиссия определила общий размер репараций в 132 млрд. золотых марок (40 млрд. долл.) и разработала схему их погашения.

41 Линия Зигфрида – система германских долговременных укреплений, возведенных в 1936-40 гг. в Западной Германии. Названа по имени сказочного древнегерманского героя Зигфрида.

42 Верховного судьи (англ.).

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.