О.В. Коновалова

Политические идеалы В.М.Чернова: взгляд через годы

Глава 2. В.М.Чернов – идеолог и лидер партии социалистов-революционеров

1. В.М.Чернов о задачах политической борьбы в годы первого революционного подъема и накануне первой мировой войны

В 1900 г. в Париже Чернов познакомился с «Группой старых народовольцев», возглавляемых П.Л.Лавровым. Виктор Михайлович убедил старших товарищей в необходимости работы среди крестьянства. Под его началом была организована Аграрно-социалистическая лига. Ее целью была подготовка организационной и пропагандистской работы в деревне. Для лиги Чернов пишет ряд программных работ: «Аграрно-социалистическая лига. Очередной вопрос», «Характер современного крестьянского движения», «Социализация земли и кооперация в сельском хозяйстве». Чернов был уверен, что «Будущее в России может принадлежать только такой партии, которая сумеет найти точку опоры для борьбы не только в городе, но и в деревне... Без всякой опоры в крестьянстве, и тем более против его воли, никакая революционная партия не сможет нанести в России серьезного, решительного удара по буржуазно-капиталистическому режиму»¹.

Публикация научных работ и активная организаторская деятельность Чернова за границей выдвинули его в ряды лидеров зарождавшегося эсерства. С 1902 г. он становится членом заграничного ЦК и вместе с М.Р.Гоцем редактирует партийную газету «Революционная Россия». На ее страницах в 1902-1905 гг. выходят статьи Чернова по программно-тактической тематике. Эти статьи были положены в основу сборника «Социалистические этюды», опубликованного в 1908 г.

При построении политической линии партии Чернов исходил из расстановки классовых сил в стране, специфики социальной структуры. Ее особенность определялась переходным состоянием российского общества и была обусловлена особенностями капитализма в России. Формирование классов буржуазного общества проходило в условиях нарастания антагонистических противоречий между трудом и капиталом и усугублялось борьбой с крепостническими пережитками. Это осложняло процессы структуризации политических сил в стране, преломляясь в идейно-политических и тактических противоречиях позиций политических партий и их лидеров.

Развивая положение Н. К. Михайловского о народе как совокупности трудящихся классов Чернов обосновывал концепцию «трудового рабочего класса», согласно которой рабочие и крестьяне рассматриваются как единый класс тружеников. Общим между пролетарием и крестьянством, полагает Чернов, являются «труд как определенная политико-экономическая категория», лежащая в основе их существования, безжалостная эксплуатация со стороны крупного капитала. Здесь Чернов категорически расходится с марксистами, рассматривавших крестьянина как мелкого буржуа. Он не считал крестьянство мелкобуржуазным, поскольку источником дохода крестьянина являлась не рента и не прибыль, а своеобразная заработная плата за свой крестьянский труд, которая обеспечивала лишь прожиточный минимум крестьянина. «Эксплуатация крестьян только по своей форме отличается от эксплуатации рабочих. Эксплуататор у тех и у других один и тот же - капитал», - писал он.² Поэтому Чернов рассматривал крестьянство и пролетариат как представителей единого рабочего класса. При этом он исключал из него ту часть крестьянства, которая использует в своем хозяйстве наемный труд, извлекая прибыль. Кулаков он относит к сельской буржуазии.

Отличным от марксистов было и представление Чернова об исторической перспективе крестьянства в условиях капитализма. Если первые утверждали, что крестьянство в результате пролетаризации исчезнет как класс, то Виктор Михайлович был убежден, что это возможно лишь в странах с гипертрофированной индустрией и атрофированным сельским хозяйством. Изучение динамики социальных процессов в крестьянской среде приводит Чернова к мысли, что «никакого закона двусторонней дифференциации - капитализации наверху, пролетаризации снизу, таяния средних, промежуточных элементов - в эволюции деревни не осуществляется. Есть закон консолидации семейно-трудового хозяйства как социального типа, закон, сплачивающий трудовое крестьянство в целостное классовое образование».³ Хотя Чернов и не отрицал тенденции к расслоению крестьянства, однако считал, что не следует ее абсолютизировать.⁴

Эсер был убежден, что тяжелое экономическое положение крестьянства, сословные пережитки неизбежно толкают его на борьбу с самодержавным режимом. Но крестьянство не только способно выступить самостоятельной силой в процессе буржуазно-демократических преобразований, но и является надежным союзником пролетариата в борьбе за социализм. Это было обусловлено тем, что в общинном укладе содержатся «полусоциалистические» элементы, к которым Чернов относил трудовое правосознание, коллективизм и демократию.⁵ «Общинно - кооперативный мир деревни вырабатывает... своеобразное трудовое правосознание, легко смыкающееся с идущей от передовой интеллигенции проповедью аграрного социализма», - писал он.⁶

Наряду с крестьянством, Чернов относит к трудовому рабочему классу и пролетариат. Характеризуя российский пролетариат, он отмечал, что, несмотря на его малочисленность, низкий удельный вес в его составе доли потомственных рабочих, тесную связь с деревней, политическую незрелость, он все же способен стать ведущей силой революционного движения, увлекая за собой многомиллионное крестьянство. Именно «отзывчивость рабочих к мужицким бедствиям», по мысли Чернова, должна была обеспечить распространение политической агитации в деревне. На этом Чернов строил свою тактику революционного рабоче-крестьянского союза. В отличие от марксистов, признающих только за пролетариатом гегемонию в революционной борьбе, Чернов не отрицал возможности революционной инициативы крестьянства и рассматривал пролетариат, крестьянство и интеллигенцию как равноправных союзников в борьбе за политическое и социальное освобождение. Ведущая роль пролетариата в этом случае - суть более последовательная, энергичная, устойчивая борьба части единого «трудового класса».⁷ В 1922 г., возвращаясь к оценке роли пролетариата до революции, Чернов отмечал, что «индустриальный пролетариат играл в стране роль, далеко превосходящую его численность». Это было обусловлено большой степенью концентрированности российского капитализма, в результате которой образовалась «локальная скученность рабочих в нескольких районах», что «сообщало им силу, гораздо более крупную и самодовлеющую, чем этот было бы при более равномерном их распределении по российской территории».⁸

Третьим союзником пролетариата и крестьянства в борьбе с самодержавием Чернов считал демократическую интеллигенцию. В своих ранних работах он вообще не рассматривал ее в качестве самостоятельной социальной группы, а представлял в виде некой абстрактной общности людей, объединенных духовными и общественными идеалами, и потому как бы стоящих над обществом.⁹ Особая роль интеллигенции заключалась в пробуждении народа от рабского сна, развитии в нем политической и гражданской активности. «Только тогда, когда народ из собственной среды выдвинет руководителей своих движений, только тогда, когда интеллигенция из центра агитации превратится в могучий своими знаниями, своим умственным капиталом вспомогательный орган движения, только тогда революционное дело в деревне можно считать упроченным», - писал он.¹⁰ Интеллигенция должна сыграть роль «застрельщика революционного движения трудовых масс», пробуждая народ к активной политической жизни и творчеству.

Позднее его взгляд на интеллигенцию становится более четким. Он определяет ее как «социальную группу, в занятиях, быте, жизни которой преобладающую роль играет интеллектуальный фактор». Представители этой группы характеризуются высоким образовательным цензом и выполняют в обществе важные социальные функции. Именно поэтому Чернов придает особое значение борьбе за привлечение интеллигенции на сторону революции. Эта задача облегчалась тем, что российская интеллигенция, по мнению Чернова, в отличие от западной была меньше заражена буржуазной идеологией. «Постоянная черта русской интеллигенции, - писал эсер, - ее антибуржуазный уклон, ярко выраженный демократический и трудовой характер».¹¹

Определяя классовую основу своей партии, Чернов считал ее партией рабочего класса в широком смысле, подразумевая под ним индустриальный пролетариат, трудовое крестьянство и социалистическую интеллигенцию. Последние исторические исследования подтвердили правомерность политических претензий эсеров. «Партия социалистов-революционеров, - отмечает М.Хильдемайер, - действительно была, как это было заявлено в ее программе, единственной оппозиционной партией, которая могла мобилизовать активную поддержку как от рабочих, так и от крестьян и от интеллигенции... Эта была партия с наибольшими шансами преодолеть препятствие критического разрыва между городом и деревней».¹²

На противоположном полюсе российского общества, по классификации Чернова, стояли силы, являвшиеся опорой самодержавия. Самодержавие представляло, по мнению Чернова, особую диктаторскую форму господства имущих классов. Социально-классовой опорой русского самодержавия являлся «тройственный союз дворянства, буржуазии и бюрократии - трех основных реакционных сил».

Он подчеркивал, что русские помещики соединяли в себе черты сословные и классовые. «Дворянство считалось первенствующим сословием» и являлось классом землевладельцев, за которым «исторически были закреплены огромные земельные богатства – около трети всей сельскохозяйственной площади».¹³ Оно не было однородным, признавал Чернов, и дифференцировалось не только по количеству земли на крупное, среднее и мелкое. В процесс модернизации страны дворянство раскалывалось на две группы. Первая, немногочисленная - «земское дворянство» - пыталась «модернизировать свое сельскохозяйственное производство» путем введения машин, сложных севооборотов, искусственных удобрений, переходило к торговым культурам, семенным и племенным хозяйствам. «Эта часть дворянства имела либеральный, прогрессивный, иногда даже слегка демократический или народнический («популистский») облик». Она отличалась от основной массы не только уровнем образования, но и тем, что «фрондировала против абсолютизма», недовольная односторонним покровительством царизма отечественной индустриальной буржуазии. На почве земского самоуправления либеральное дворянство пыталось сблизиться с крестьянством и руководить им. Лидеры «земского дворянства» «в значительной мере окрасили своими интересами и умонастроениями политический облик кадетской партии».¹⁴

Другую группу, по мнению Чернова, составляла основная масса дворянства, которая в принципе удовлетворялась своим положением «почетных государственных нахлебников», хозяйство они вели рутинно, сдавая землю в аренду крестьянам или обрабатывая ее крестьянским трудом и инвентарем и ростовщически эксплуатируя крестьян. Политические воззрения этой группы дворянства Чернов характеризовал как «свирепо-реакционные, абсолютистские». Представители этой группы дворянства стояли во главе правых партий и «черной сотни».¹⁵

Таким образом, Чернов, как и марксисты, не отрицал классовую природу самодержавия, но в отличие от них утверждал, что буржуазия, наряду с дворянско-земледельческим классом, является одной из главных консервативных сил. Общий политический облик российской буржуазии Чернов считал обусловленным «своеобразием судеб русского капитализма, теплично выращенного стараниями царского правительства». «Во всех странах, конечно, правительство играло более или менее крупную роль в деле создания национальной промышленности и вырастания класса промышленников. Но в России роль эта представляется максимальной», - констатировал эсер. Ее существование поддерживалось «не только таможенным протекционизмом», но и прямыми правительственными заказами, субсидиями, премиями, санкционируемой властью нормировкой производства и цен, гарантией минимума доходности¹⁶. Тесная связь буржуазии с царизмом обусловила ее аполитичный характер, а наступательный характер рабочего движения придавал ей консервативную окраску.

Российская буржуазия оказалась не способна, как западноевропейская в эпоху буржуазных революций, «решительно отделиться от самодержавия и выступить за конституцию».¹⁷ «Не она создала русский либерализм; напротив, он как будто острием своим направлялся против нее, базируясь на земском дворянстве и на умеренно народнической части интеллигенции. Не она доминировала и в русском консерватизме: там преобладали старо-аграрные и саново-бюрократические элементы. Все попытки создать настоящую, чистокровно-буржуазную партию разбивались о политическую инертность и удовлетворенную аполитичность этого слоя».¹⁸ Поэтому в России нет прочной социально-классовой базы для либерализма. Либеральная идеология развивалась в России преимущественно как интеллигентское течение.¹⁹

Решающую роль в союзе реакционных сил Чернов отводил бюрократии - особой управляющей корпорации, которая сохраняла свою замкнутость и самостоятельность. Держа оба класса в состоянии распыленности, полуорганизованности, бюрократия могла не церемониться с отдельными их представителями и держать их в «струне»; те «хотя временами и не без фронды, довольствовались этим положением и пребывали в состоянии политической дремоты».²⁰ По сферам деятельности Чернов различал бюрократию светскую, военную и духовную. По уровню дохода: мелкую (1000 руб. в год - около 345 тыс. человек), среднюю – (до 5 тыс. годовых - 90 тыс. человек) и крупную (от 10 тыс. руб. – до 50 тыс. - около 2 тыс. человек).²¹ Перед войной численность чиновничества возросла до 500 тысяч.

Самодержавие, полагал Чернов, тесным образом спаянное с реакционными классами, было не способно на проведение глубоких реформ. Это исключало возможность его мирной эволюции в конституционном направлении. По мнению Чернова, обострение противоречий между революционно-социалистической интеллигенцией, пролетариатом и трудовым крестьянством, с одной стороны, и дворянством, буржуазией и бюрократией - с другой, приводило к революции. Однако переходное состояние российского общества, незавершенность процессов классообразования оказали, как считал Чернов, заметное влияние на характер революции.

Характер русской революции определялся, как полагал эсер, сложностью стоявших перед ней задач. С одной стороны, перед ней стояли задачи, аналогичные тем, что выдвигались в ходе буржуазно-демократических революций в Западной Европе. С другой - пролетариат и крестьянство, являвшиеся, по мнению Чернова, главными движущими силами революции, выдвигали требования, уже выходившие за рамки буржуазно-демократических преобразований.

Делая ставку на активное творчество масс в революционном процессе, Чернов был глубоко убежден, что результативность революционного движения будет зависеть от степени их сознательности и организованности. Поэтому большое внимание в тактических установках эсеровской партии уделялось организации и воспитанию масс. Разрабатывая тактическую линию партии, Чернов исходил из тесной взаимосвязи политических и экономических задач борьбы. По его мнению, экономическое освобождение трудящихся невозможно без завоевания политических прав и свобод. Поэтому партии необходимо, используя огромное недовольство народа экономическим положением, «формулировать мелкие экономические интересы в широкие политические требования».

При разработке тактической линии партии Чернов исходил из критической переоценки народовольческого опыта, полагая, что вместо какого-то одного из направлений борьбы - политического террора, агитации среди рабочих или крестьян, использование которых в разное время в конечном счете приводило к поражению, нужно перейти к одновременному их сочетанию. «Вместо беспорядочной смены антитез: или агитации в крестьянстве, или террористической борьбы с самодержавием, или пропаганды в городском пролетариате - может и должен осуществиться широкий и непобедимый синтез и террора против самодержавия, и пропаганды, и агитации и в пролетариате, и в крестьянстве, а также и в армии, и в передовых слоях образованного общества».²² Такая тактика могла бы обеспечить расширение социальной базы политической борьбы и стать залогом ее успеха. Ведь именно отсутствие социальной опоры у народовольцев, по мнению Чернова, стало причиной их неудачи.

В манифесте «От крестьянского союза партии социалистов-революционеров: Ко всем работникам революционного социализма в России», опубликованном на страницах «Революционной России» в 1902 г., первоочередной задачей партии в деревне признавалось образование тайных крестьянских кружков, братств, которые в своей деятельности должны использовать легальные, полулегальные и нелегальные формы борьбы. К первым Чернов относил активную деятельность, направленную на усиление влияния партии в делах крестьянского самоуправления. Для объединения крестьян в борьбе за свои интересы предполагалось использовать различные формы культурно-массовой работы в деревне. Полулегальные средства борьбы включали в себя организацию стачек земледельческих рабочих с требованием повышения зарплаты и улучшения условий труда, аренды, бойкот кулаков и помещиков. К нелегальным формам борьбы относились наказание лиц из числа местной администрации, злоупотребляющих властью, организация манифестаций, отказ от уплаты податей, исполнения повинностей, проведение коллективных приговоров на волостных сходах с политическими и экономическими требованиями, такими как уравнивание крестьян в правах с другими сословиями, политические свободы, созыв Земского собора, народного самоуправления, коренная реформа финансов, широкая земельная реформа.²³ Обращает внимание отсутствие в этом перечне призыва к аграрному террору.

Вопрос об отношении партии к такому средству борьбы, как аграрный террор, с особой остротой встал перед началом первой русской революции в связи с нарастанием крестьянского движения, одним из проявлений которого стали стихийные погромы, поджоги, убийства помещиков. По отношению к аграрному террору в партийных рядах наметился раскол. В 1904 г. в Женеве заявила о себе группа эсеров во главе с Е.И.Лозинским, А.И.Троицким, М.И.Соколовым, провозгласивших аграрный террор главной тактикой в деревне. В принятой ими «Резолюции о боевых дружинах в деревне в связи с аграрным террором» эта мера рассматривалась как «устрашение и дезорганизация всех непосредственных представителей и агентов современных господствующих классов».²⁴

В ответ на демарш группы Черновым была составлена альтернативная «Резолюция о работе в деревне и об аграрном терроре». В ней признавалось, что аграрный террор является естественной формой стихийного протеста крестьянства, но подчеркивалась неприемлемость его в качестве главного тактического средства партии, поскольку он создает опасность дробления общекрестьянского движения и ослабления его революционного потенциала, отвлекая от главной задачи борьбы за коренные преобразования в аграрном вопросе.²⁵

Тактике аграрного террора Чернов противопоставлял задачу мобилизации сил крестьянства и рабочих для совместного революционного наступления. В упомянутой выше резолюции предлагалось создавать организации среди крестьян и устанавливать связи с союзами городских рабочих. Для активизации крестьянских выступлений рекомендовалось поддерживать отказы крестьян от исполнения правительственных распоряжений, создавать крестьянские отряды для сопротивления репрессивным мерам властей. Чернов не исключал возможности того, что в случае обострения борьбы отдельные выступления крестьян смогут перерасти в вооруженное восстание, которое получит политическую поддержку в городах. «В подходящий момент такой отпор из ряда партизанских актов может превратиться в ряд массовых сопротивлений властям и, наконец, в частное или общее восстание, поддерживающее соответственное движение в городах или поддержанное ими».²⁶

До начала первой русской революции Чернов обходил вопрос об отношении партии к захватам крестьянами помещичьих земель. Однако участившиеся весной 1905 г. случаи стихийных переделов помещичьих земель заставили эсеров определить свои позиции, чтобы не пустить это движение на самотек. Мнения в партии по этому вопросу разделились. Представители радикального крыла, впоследствии составившие группу эсеров-максималистов, видели в захватном движении главное средство решения аграрного вопроса, которое сводилось ими, по существу, к переделу земельной собственности. Умеренные элементы в партии (будущие энесы) относились к захватам отрицательно, связывая решение земельного вопроса с аграрной реформой. Позиция Чернова в этом споре определялась его программными установками. Поскольку перераспределение земли для него не являлось самоцелью, а представляло лишь условие для проведения глубоких социально-экономических и политических преобразований, то он не связывал с захватами осуществление стратегических целей партии. Не считая организацию захватов основным тактическим направлением в деятельности партии, он вместе с тем допускал использование их для революционизации крестьянства при условии направления захватного движения в организованное русло. В статье «Синдикализм и прямое воздействие» он доказывал, что захваты земель крестьянами должны способствовать революционному расчищению пути к радикальному реформированию в аграрной сфере, которое он связывал прежде всего с законодательным установлением земельных отношений.²⁷

Несмотря на то что эсеры придавали большое значение организации крестьянских масс, однако на практике отношения между возникшим в ходе революции массовым Крестьянским союзом и партией социалистов-революционеров складывались непросто. На II съезде партии часть его участников (Авраамов, Никольский) высказались против какой-либо совместной работы с Крестьянским союзом, мотивируя это тем, что он может ослабить влияние партии в крестьянстве. Чернов в развернувшейся дискуссии выступил против обособления партии от Крестьянского союза, как и вообще от других общественных организаций. «Союзная и наша партийная работа, - писал он, - лежит в разных плоскостях и одна дополняет другую».²⁸ Партия, по мысли Чернова, призвана направлять деятельность общественных организаций. Лидер эсеров предлагал привлекать наиболее подготовленных в политическом плане членов Крестьянского союза к работе в эсеровских партийных ячейках. Ему удалось провести на съезде свою резолюцию по этому вопросу, что в конечном счете способствовало укреплению позиций партии в крестьянстве.

По вопросам рабочей политики Чернов считал необходимым дистанциироваться как от «голого стачкизма», абсолютизировавшего значение экономических форм борьбы, так и от столь же одностороннего увлечения исключительно ее политическими формами. По мнению эсера, между ними не существует пропасти. Например, всеобщая стачка, являясь мощным средством экономической борьбы, в то же время может рассматриваться как предпосылка к массовому политическому движению. Она не может удержаться в рамках экономических требований и неизбежно примет политический характер. В политических условиях России, предрекал эсер в 1903 г., «всеобщая стачка может быть только прелюдией к политической... демонстрации».²⁹

Начавшаяся в 1905 г. революция в России позволила Чернову вернуться на Родину. Она дала возможность на практике проверить программно-тактические установки эсерства. Пик популярности Чернова пришелся на время I съезда эсеров, состоявшегося в декабре 1905 г. – январе 1906 г., где он выступал в качестве основного докладчика, автором резолюций, аграрной программы и продемонстрировал уникальные способности по достижению политического компромисса. В период первой русской революции определяется специфика ораторского стиля Чернова. Современники отмечали: «Читал популярно, с прибауточками и стишками, которые у него умещаются с «парением мысли», пафосом». Особенно отмечали лекцию Чернова по аграрному вопросу, прочитанную им в конце 1905 г. в Питере в Тенишевском училище³⁰.

На ранних этапах революции эсеровское руководство ориентировалось, главным образом, на революционные методы деятельности. Однако принятие Манифеста 17 октября 1905 г. поставило партию перед необходимостью внесения корректив в тактику. Как вспоминал Чернов, мнения разделились: Е.Ф.Азеф и М.Р.Гоц считали, что с Манифестом начинается новая эра, открывающая возможности широкой легальной политической деятельности; Б.В.Савинков был убежден, что Манифест свидетельствовал о слабости режима и предлагал усилить революционный террор и смелыми ударами боевого авангарда добить самодержавие. Сам Виктор Михайлович оценивал Манифест как политический маневр, имевший целью дезорганизацию общественного движения, раскол оппозиционных и революционных сил. Однако он не исключал возможности использовать формы парламентской борьбы и на этот период воздержаться от террористических актов, но боевую организацию не распускать, «держать под ружьем», чтобы мобилизовать в любой момент.³¹

В конечном итоге возобладала линия Чернова, поддержанная Л.Э.Шишко, М.Р.Гоцем и О.С.Минором. Признавалось, что в условиях наступившей в России «поверхностно-конституционной фазы» необходимо направить все силы на использование открывающихся легальных возможностей. Чернов считал, что следует не форсировать события, а перенести центр тяжести с прямого давления на власть на собирание сил для закрепления достигнутых демократических преобразований. Только тогда «из поверхностно-конституционного фазиса движение перейдет в фазу наполнения революции широким социальным содержанием; в центре встанет вопрос о земле».³²

Таким образом, в революционные дни октября 1905 г. в руководстве эсеровской партии не без активного влияния Чернова возобладала линия на то, чтобы раньше времени не спровоцировать революционное выступление. Решительное столкновение с самодержавием, по мнению Чернова, необходимо отложить «до тех пор, когда наряду с пролетариатом в генеральном сражении сможет выступить и крестьянство».³³ Оно же пока не готово к участию в организованной борьбе с четкими политическими требованиями. Чернов был убежден, что партии предстоит еще громадная работа по политическому воспитанию масс, накоплению опыта политической борьбы, чтобы видимость победы демократии в октябре 1905 г. могла стать реальностью.

Огромные возможности в этом плане давали образовавшиеся самостийно рабочие организации - советы и профсоюзы. Чернов с большим воодушевлением отнесся к появлению первых Советов рабочих, увидев в них орган «боевого единства революционного и социалистического фронта». Он считал, что в России, где профессиональное движение только зарождается, а влияние политических партий в рабочем движении еще слабо, Советы являются органами, способными объединять и координировать деятельность широких рабочих масс в борьбе за свои экономические и политические интересы. И в этом случае они выполняют функции как профессиональных союзов, так и политических партий. Роль партии в Советах представлялась эсером как «роль советников... идейных помощников».³⁴

Бурный рост профессиональных союзов в годы первой русской революции и видная роль их в деле организации рабочих масс в борьбе с существующим режимом, несомненно, обратили на себя внимание эсеровской партии. В отличие от позиции социал-демократов, стремившихся ограничить компетенцию профсоюзов исключительно экономической борьбой, поставив их в подчиненное положение по отношению к рабочей партии, за которой признавался приоритет в политической борьбе, Чернов выступал против сужения задач профессионального движения. Он полагал, что политические и экономические задачи борьбы тесным образом переплетаются.

Размежевание между политическими партиями и профсоюзами необходимо, признавал Чернов, но оно не должно идти по столь упрощенному варианту, как разведение между собой политики и экономики и противопоставление повседневной и перспективной борьбы. Цель у социалистических партий и профессионального движения общая - наиболее полное выражение и защита интересов трудящихся масс как политических, так и экономических. Но пути к этой цели разные: партия идет к ней на основе разработанной научной программы и способствует развитию рабочего движения вглубь, тогда как профессиональные союзы развивают его вширь.³⁵ Партия и профессиональные союзы, таким образом, естественно дополняют друг друга. Поэтому профессиональные союзы, как нарождающиеся ячейки гражданского общества, обладают внутренней самоценностью и нуждаются в политической и экономической автономии. Призывая членов своей партии бороться за идейное влияние в профессиональных союзах, он тем не менее предупреждал, что: «Мы не можем глядеть на профессиональный союз, только как на средство или как на арену партийной пропаганды. Союз, как таковой, имеет для нас самостоятельную ценность и мы дорожим его автономией».³⁶ Предлагаемая Черновым тактическая линия была закреплена решениями II съезда партии в отношении к Всероссийскому Железнодорожному союзу и резолюцией о рабочей политике I общепартийной конференции.³⁷

Курс на расширение социальной базы эсеровской партии, проводившийся ее руководством во главе с Черновым, способствовал усилению влияния эсеров в массах и росту партийных рядов, что, в свою очередь, выдвинуло на первый план задачи совершенствования организационной структуры партии, укрепления внутрипартийной демократии. Дискуссия о предпочтительности принципов демократизма и централизма развернулась на I съезде эсеров, где Чернов занял особую позицию. По его мнению, эти принципы противоположны лишь теоретически, «практически же партия, по мере своего роста и завоевания права на существование, последовательно эволюционирует от одного типа к другому». Он отмечал, что во-первых, «преимущества двух систем приходится брать в связи с различными основными периодами в жизни партии». На первоначальном этапе складывания партии «принцип централизма показал... все свои сильные стороны». «Только подбор сверху, подбор осторожный, умелый и мог в это время создать то хотя бы немногочисленное, но хорошо спевшееся целое, которое могло бы вынести на своих плечах все трудности, связанные с первыми шагами выступающей под перекрестным огнем врагов партии», - констатировал Чернов. Но это нисколько не означает, что именно этот принцип мы должны возвести в абсолют. Вопросы организационные нельзя ставить в зависимость от абстрактно логического начала. Главным критерием для применения того или иного принципа организации является их практическая эффективность в данный промежуток времени. То же самое относится к демократическому принципу. Он будет наиболее эффективен в тот период, когда партия сформировала свое ядро, окрепла, встала на ноги, широко охватила своим влиянием массы, когда «партия достаточно созрела, чтобы организация ее сложилась широко и открыто, снизу-вверх». ³⁸.

Во-вторых, продолжает Чернов, необходимо учитывать конкретные условия, в которых приходится функционировать партии. Современные политические условия российской жизни таковы, что значительную часть времени партия вынуждена проводить в подполье. В период реакции существование легальной открытой массовой демократической партии проблематично. В интересах конспирации приходится действовать старыми проверенными централистскими методами. Он считал нецелесообразным организовывать две партии, стоящие на одной идеологической платформе, в основе функционирования которых будут положены разные принципы. Такие партии неизбежно начнут соперничать между собой и ничего, кроме конфликтов между ними и дезорганизации масс, не выйдет. Партия, по его мнению, должна сохранить единство и действовать сообразно обстановке, то выступая, как открытая массовая партия, то в случае необходимости «сконцентрироваться... в более замкнутые боевые единицы» и таким образом прокладывать себе дорогу к массам.³⁹ Сохраняя основной костяк своей организации и существуя на нелегальном положении, партия должна широко взаимодействовать и с легальными массовыми организациями, такими как Крестьянский Всероссийский союз, Железнодорожный союз, активно участвовать в кооперативном движении и т.д.

Свою позицию по организационным вопросам Чернов высказал на страницах «Революционной России» в 1905 г. в статье «Организационный вопрос». По его мнению, существовавшая организационная структура партии уже устарела. Основным ее недостатком являлась разобщенность между местными комитетами и ЦК. Для создания гибкой, сильной, всеобъемлющей организации, обладающей «высшей степенью единства и концентрированности», Чернов предлагал ввести в партийную структуру районные организации, призванные координировать действия низовых комитетов и осуществлять их связь с ЦК.⁴⁰ При этом он полагал, что не следует регламентировать сверху отношения местных и районных организаций. Структура районных организаций и их отношения с местными комитетами должны определяться исходя из специфики местных условий. Спешить с установлением «единого шаблона в строении и распределении функций между районным центром и комитетами» нецелесообразно, ибо спектр деятельности партии чрезвычайно широк, а организационные начала массовой партии только складываются.⁴¹ Предложенный Черновым вариант партийной структуры был закреплен во «Временном организационном уставе», регламентировавшем основные принципы жизнедеятельности партии, принятом на I съезде партии и остававшимся практически неизменным до 1917 г.

В историю политической борьбы эсеровская партия вписала немало ярких страниц. В сознании современников она запечатлелась, прежде всего, своими террористическими актами. Ряд громких убийств видных государственных деятелей в начале века - Д.С.Сипягина и В.К.Плеве, князя И.М.Оболенского, Н.М.Богдановича, великого князя Сергея Александровича, совершенных эсерами, потрясли русское общество. Каково же в действительности было место террора в тактических планах эсеровского руководства?

Чернов неоднократно обращался к этой теме. В статье «Террористический элемент в нашей программе» (1902 г.) он подчеркивал защитный характер революционного террора, рассматривая его как меру самообороны от всевластия самодержавия. «Террористические акты сделались необходимыми в качестве самозащиты, в качестве оружия необходимой самообороны, без которой разгул ничем не сдерживаемого самодержавного произвола переходит всякие границы и становится нестерпимым», - писал он.⁴²

Наряду с защитными функциями Чернов отводил террору определенную роль в революционизировании масс. Он доказывал, что для поднятия революционного настроения в обществе террористический акт «вернее, чем месяцы пропаганды». Террор «приковывает к себе всеобщее внимание, будоражит всех, будит самых сонных, самых индифферентных обывателей, возбуждает всеобщие толки и разговоры, заставляет людей задумываться над многими вещами... - словом заставляет их политически мыслить», - убеждал эсер.⁴³

Чернов отстаивал целесообразность террора в период спада революции и наступления реакции как действенного средства сопротивления произволу власти. Примечательна в этом плане его оценка азефовщины. Дело Азефа Чернов воспринял как личную трагедию. Он долго не мог поверить в предательство человека, стоявшего у истоков создания партии. Не считая возможным находиться в ЦК после разоблачения Азефа, Чернов вместе с другими членами ЦК в мае 1909 г. подал заявление об отставке. Возражая противникам террора, полагавшим, что азефовщина является его логическим развитием, приведшим к кризису партии, Чернов утверждал, что она скомпрометировала не столько партию, сколько правительство. «Азеф часто так же цинически играл интересами правительства, как цинически играл интересами революции».⁴⁴

Определенное влияние на позицию Чернова в дискуссии по вопросам террора и азефовщины оказывали соображения тактического порядка. Он опасался, что противоречия между сторонниками и противниками террора могут привести к расколу партии, и пытался найти компромисс между ними. На V Совете партии в мае 1909 г. он акцентировал внимание на важность и необходимость работы в массах и обусловленность террора массовым движением. Вместе с тем лидер эсеров утверждал, что после поражения революции террор необходимо продолжить. Чернов доказывал, что если даже террор не «идет в ногу» с массовым движением, он все равно служит ему, дает действенный пример борьбы с бесконтрольной властью. Предлагая рассматривать вопрос о терроре в зависимости от перспектив и задач революции, Чернов отмечал, что прекращение террора в условиях нарастания политического кризиса и ожидавшегося нового общественного подъема нецелесообразно.⁴⁵ Большинство членов Совета поддержали позицию Чернова и высказались за продолжение террористической тактики.⁴⁶

Вместе с тем Чернов ни в коем случае не идеализировал революционное насилие, допуская его как вынужденную меру, «роковую и трагическую необходимость», вызванную слепым упорством власти. Поэтому он выступал за ограниченное применение террора, и лишь в тех случаях, когда иные средства недейственны. Необходимым условием его применения он ставил тщательный просчет действий революционеров, чтобы минимизировать число жертв насилия. Он категорически осудил взрыв на даче П.А.Столыпина, унесший жизни ни в чем неповинных людей. Основную вину максималистов он усматривал в «преступно легком отношении к собственной и чужим жизням».⁴⁷

Также отрицательно Чернов относился и к акциям по изъятию собственности и денег в пользу партии, проводившихся максималистами. Экспроприации теоретик называл «накипью», «болезнью революции», утверждая, что они ведут к деморализации революционеров и компрометируют партию перед обществом.⁴⁸ Однако выступая безусловным противником частных экспроприаций, Чернов допускал возможность экспроприации казенных сумм и оружия в период гражданской войны под строгим контролем и руководством партии. В предложенной им II съезду партии резолюции об экспроприации специально оговаривалась недопустимость человеческих жертв.⁴⁹

В целом позиция Чернова в вопросе о терроре, несмотря на отдельные колебания, отличалась принципиальной устойчивостью - к террору он подходил лишь как к вспомогательному средству, подчиненному общей стратегической и тактической линиям партии. «Время самодовлеющего терроризма отошло безвозвратно в прошлое... Террор приемлем или не приемлем - в зависимости от того, может ли он служить одним из подсобных средств массовой работы. Террору не может принадлежать центральное руководящее место в партийной тактике. Он - средство подчиненное», - писал он в неопубликованной статье «Политический террор» в 1912-1913 гг.⁵⁰ В 1911 г. не согласившись с оценками деятельности ЦК, данными в «Заключении судебно-следственной комиссии по делу Азефа», он фактически отошел от партийно-организационных дел, занявшись литературно-публицистической деятельностью.

Расширение поля деятельности партии в период революции приводило к усложнению ее тактических задач. На повестку дня вставали вопросы не только об отношении к массовым народным организациям - советам, рабочим и крестьянским союзам, но и к Государственной думе. Актуальной становилась проблема взаимодействия социалистических и либеральных партий на политической арене России. От правильно разработанной тактической линии зависело многое - успех партии в массах, ее политический вес в обществе.

Тактические установки эсеровской партии по отношению к либеральным и революционным партиям накануне и в годы революционного подъема строились на убеждении в том, что только общими усилиями возможно одержать победу над самодержавием. Успех борьбы, по мнению Чернова, зависел от степени единства социалистических сил и от правильной координации их действий с либеральными партиями. По отношению к либеральным партиям Чернов предлагал держаться следующих принципов: «1) у нас всех общий враг - царский абсолютизм и 2) нужно усвоить двусторонний лозунг: «врозь идти и вместе бить».⁵¹

Еще осенью 1904 г. Чернов участвовал в Парижской конференции либеральных и революционных партий, принявшей решение о координации действий в борьбе за политическое освобождение страны от самодержавия. На ранних этапах революции партийное руководство старалось твердо придерживаться тактики единого фронта. С этой целью эсеры участвовали в конференции либеральных и социалистических партий, проходившей в апреле 1905 г. в Женеве. В общей политической декларации, принятой ее участниками, выражались твердая уверенность в неизбежности восстания и надежда на полное переустройство России на демократических началах, созыв Учредительного собрания.⁵²

Однако вскоре в блоке наметился раскол. Первую брешь в отношении эсеров к либеральным попутчикам пробил царский указ об учреждении «Булыгинской думы». Либеральные партии продемонстрировали готовность идти на выборы. ЦК партии эсеров выступил с резкой критикой указов и осудил позицию либеральных партий. Указы объявлялись политической уловкой, рассчитанной на раскол и ослабление оппозиционного лагеря. Декабрьское вооруженное восстание, накал революционной борьбы, резкая поляризация общественно-политических сил определили негативное отношение эсеров к выборам в I Государственную думу и заставили отмежеваться от либералов.

Большинство участников I съезда партии, проходившего в конце декабря 1905 г. - начале января 1906 г. высказались за бойкот Думы и неучастие в выборах. Однако после созыва Думы эсеровское руководство изменило свою тактику по отношению к ней. Первое собрание Совета партии, состоявшееся в конце апреля - начале мая 1906 г., приняло специальную резолюцию по вопросу о Думе. Учитывая оппозиционный состав Думы, преобладание в ней демократических элементов, Чернов полагал, что она может превратиться в публичную трибуну для борьбы с правительством и защиты демократии.

Попытка реализовать аграрную программу мирным путем была предпринята партией эсеров в период деятельности I и II Государственных дум. Вместе с П.А.Вихляевым, Н.Н.Сухановым, Н.И.Ракитниковым и М.Н.Шатерниковым Чернов входил в комиссию по разработке аграрного законопроекта, получившего название «проекта - 104-х»⁵³.

На разгон I Думы эсеры ответили возобновлением террора, организацией боевых выступлений в крестьянстве, армии и флоте. Крушение надежд на всеобщее восстание в ответ на роспуск Думы, спад крестьянского движения инициировал решение ЦК отказаться от бойкота II Думы и принять участие в выборах. На II экстренном съезде партии в феврале 1907 г. была принята резолюция о необходимости использовать Думу, чтобы бороться за «самые наболевшие нужды страны и существеннейшие пункты партийной программы во всю их широту».⁵⁴ В резолюции проводилась также идея о нежелательности и вредности острой межфракционной борьбы в Думе, которая «могла бы совершенно парализовать деятельность оппозиционного большинства и тем дискредитировать в глазах трудящихся классов самою идею народного представительства». В связи с этим съезд высказался за «возможно более согласованные выступления революционно-социалистической части Думы с ее оппозиционной частью».⁵⁵

При проведении выборной кампании во II Думу эсеры не исключали возможность предвыборных соглашений с кадетами и социал-демократами. В июле 1906 г. эсеры выступили инициаторами создания широкого левого блока из представителей трудовиков, эсеров, энесов, социал-демократов и кадетов. Рассматривая неонароднические и марксистские партии как разные отряды «русской ветви международного рабочего движения», Чернов считал, что в представительном органе страны они должны выступить единым фронтом. Полагая, что противоречия между социалистическими течениями приносят существенный вред рабочему движению, Чернов стремился к широкой координации действий в социалистическом движении, которая в конечном итоге должна была способствовать объединению их в единую социалистическую партию России. Однако стремление к единству, по мнению эсера, «не должно основываться на слишком торопливом стесывании всех острых углов в идеологии обоих направлений». «Только отдав себе полный отчет в том, что теоретически нас разделяет, можно конкретно себе представить все большее и большее координирование действий», - отмечал он впоследствии в статье «Упразднение народничества».⁵⁶

Попытка Чернова привлечь кадетов к участию в левом блоке определялась его взглядами на социально-политическую сущность этой партии и ее место в революционном процессе. В период первой революции Чернов не считал кадетов буржуазной партией. Она являлась, по его мнению, прежде всего интеллигентской, «профессорской» партией, стоящей на либерально-демократических позициях. При этом эсер исходил из того, что либерализм чужд российской буржуазии, поскольку она выступает союзником реакционных сил. Несмотря на то что партия кадетов объединяла «расплывчатые и разношерстные элементы - сливки образованного общества, культурное меньшинство дворянства, «либеральных монстров» среди купечества, опираясь частью на мелкое чиновничество, частью на мещанство, вообще на всякого рода промежуточный мелкий люд», она обладала значительным демократическим потенциалом.⁵⁷ Это нашло свое выражение в политической и аграрной программе кадетов. «Партия народного права» в своих программных построениях «доходила если не до требования Учредительного собрания, то до требования Государственной Думы с учредительными функциями», - писал лидер эсеров. Чернову импонировала идея принудительного отчуждения крупной земельной собственности в аграрной программе кадетов.⁵⁸ Демократизм политической и аграрной программы кадетов давал определенные шансы эсерам на возможность совместных действий партий в Думе.

Однако рыхлость и неустойчивость социальной базы кадетской партии приводили ее к существенным колебаниям в тактических вопросах. Тактика кадетской партии склонялась, в зависимости от обстоятельств, то вправо - к «мирнообновленчеству» и октябризму, то - влево, к совместным действиям с революционными партиями. Это позволило Чернову констатировать, что оказавшись «штабом без армии», либеральная партия и в идеологии, и в тактике «оказывалась слишком зависимой от «крайних», вынуждена была слишком часто оглядываться на них, в то же время не будучи в состоянии идти с ними в ногу». Поэтому она не могла иметь выдержанной тактики.⁵⁹ Оценивая впоследствии тактические позиции партии конституционных демократов в революционный период, Чернов отмечал, что «оставшись на распутье, партия обрекла себя на шатания и... полную идейную неопределенность».⁶⁰

В период с ноября 1906 г. по конец января 1907 г. велись довольно трудные межпартийные переговоры. Избирательный блок с кадетами оказался невозможным в силу неуступчивости последних в вопросе о распределении мандатов и начавшихся переговоров П.Н.Милюкова со П.А.Столыпиным. В партийном издании «Новая мысль» Чернов констатировал, что дело, которое как будто диктовалось практическими соображениями, «оказалось именно практически вредным; соглашение всей оппозиции не состоялось, а время, необходимое для объединения левой оппозиции, революционных партий и примыкающих к ним, почти упущено».⁶¹ Однако большевикам удалось сплотить революционные организации и 25 января 1907 г. было оформлено соглашение о левом блоке, в который вошли трудовики, социал-демократы, эсеры и энесы. Тактика левого блока принесла успех на выборах. Из 518 депутатов II Думы 222 оказались представителями блока, среди них эсеров было, по данным В.Н.Гинева и В.А.Демина, 37 депутатов, по данным М.И.Леонова, - 62.⁶² Первоначально эсеры и в Думе направили усилия на формирование демократического блока, но уже в марте 1907 г. при рассмотрении аграрного вопроса вынуждены были дистанциироваться от кадетов. Реализовать тактику левого блока в революции в полной мере не удалось. Анализируя причины, Чернов указывал, что помешала «борьба за гегемонию» внутри самих участников блока. «Эта болячка - разъединенность и взаимная враждебность тех партий и фракций, на которые ...делится... крайне левая нашего освободительного движения. Между тем единство действий, прочный блок для всех социалистических элементов, так много придал бы силы их напору».⁶³

Спустя несколько лет размышляя над причинами поражения революционных сил, Чернов вынужден был признать, что социалисты переоценили возможности народного движения. Победа революционного движения на первом этапе была обусловлена не столько силой массового движения, которое в большинстве случаев было стихийным и разрозненным, сколько деморализацией правительства под влиянием поражения в русско-японской войне. Однако правительственный лагерь оставался еще достаточно сильным, тогда как потенции революционного движения оказались быстро исчерпаны. Уровень политического сознания крестьянства и пролетариата оставался низким, а движение народных масс было лишь «распиской в политическом пробуждении».⁶⁴ Он признает, что сама тактика форсирования революционных событий после октября 1905 г. была ошибочной. Она привела к разрыву между наиболее зрелой в политическом плане частью революционно настроенных элементов и основной массой. Декабрьское вооруженное восстание в Москве и введение явочным порядком на предприятиях 8-часового рабочего дня были преждевременными мерами и в конечном счете привели к утомлению рабочих и торжеству реакции.⁶⁵

В конце 1907 г. Чернов покинул Россию и находился в эмиграции вплоть до начала Февральской революции. Летом 1908 г. на I общепартийной конференции в Лондоне Чернов выступил с докладом об итогах первой русской революции и перспективах развития революционного движения. По его мнению, революция не решила поставленных перед ней задач и приняла затяжной характер, что позволяет надеяться на недолговечность наступившей реакции и неизбежность нового подъема. Основными тактическими задачами партии Чернов считал расширение деятельности в общественных организациях – профсоюзах, кооперации, возобновление тактики террора.⁶⁶ Организационный кризис в партии, усугубленный разоблачением Азефа, репрессиями правительства, спадом рабочего движения не позволили эсерам полностью реализовать тактические установки, особенно в области террора.

В 1910 г. Чернов организовал издание большого сборника «Вехи как знаменье времени», в котором большую часть составляли его статьи по философско-социологическим и политическим темам. В период нового общественного подъема усиливается критика Черновым тактических установок либеральных партий. Одним из результатов революции, по его мнению, было пробуждение политического сознания имущих классов и оформление их экономических и политических организаций. С их помощью они усиливают давление на либеральные партии. Чернов считал, что партия октябристов фактически предала идеи октября 1905 г., приняв третьеиюньский порядок. Сделав ставку на реформы и поддержав П.А.Столыпина, она стремительно эволюционирует вправо. Причиной, по которой партия не может «не держаться за правительство обеими руками», является «полная удовлетворенность земельной политикой, разрушением «социалистической» общины, прививкой к деревне твердых понятий о личной собственности».⁶⁷ В этом с октябристами солидарна правая часть кадетов во главе с В.А.Маклаковым, отмечает эсер. Основным кредо правых элементов кадетской партии провозглашается «идейный октябризм», ярким выражением которого является примирение с третьеиюньской политической системой и экономической политикой П.А.Столыпина.⁶⁸ Таким образом, либералы в III и IV Государственной думе, по мнению Чернова, оставались оппозицией на словах, а не на деле.

Позиция либеральных партий по аграрному вопросу заставила эсеров отмежеваться от либералов и направить свои усилия к более тесному сотрудничеству с социал-демократами. С целью сближения народнических и марксистских партий было предпринято издание межфракционного журнала «Современник», внутренним отделом которого с апреля 1911 г. по октябрь 1912 гг. заведовал Чернов.⁶⁹ В это время эсер пишет: «наш идеал - единая русская социалистическая партия, достаточно широкая для того, чтобы включать в себя все индивидуальные оттенки и разногласия... с единственным условием практического подчинения общепартийной дисциплине в вопросах непосредственного поведения в насущной борьбе. И мы решительно будем пропагандировать идею такого общего социалистического соглашения и объединения».⁷⁰

Однако идейные разногласия и личные амбиции не позволили реализоваться задуманным планам. Уже в октябре 1912 г. Чернов отходит от издания журнала «Современник». Для выхода из организационного кризиса партии он пытался объединить партийные силы вокруг издаваемого в Петербурге с 1912 г. журнала «Заветы». Развернувшаяся на страницах журнала дискуссия по проблемам террора, аграрного вопроса, перспектив развития народничества не только способствовало выявлению спектра мнений, но и содействовало привлечению новых сил в партию. Выступая на страницах журнала, Чернов развивал идеи о приоритете этики над политикой, защищал программу партии от усилившихся нападок со стороны правых элементов, корректировал роль общины в программных построениях эсеров. Перспективы развития неонародничества он связывал с синтезом его основополагающих идей с новейшими достижениями экономической и политической мысли.

Поражение революции и наступление реакции заставили эсеровское руководство пересмотреть свое отношение к парламентской деятельности. Сложившаяся в результате третьеиюньского переворота политическая система, по мнению Чернова, являлась конституционной монархией лишь формально. По сути же Россия продолжала оставаться самодержавным государством, где влияние общества на власть ничтожно, конституция не гарантирует прав граждан и все демократические учреждения не что иное, как фикция, так как они, «расширившись на бумаге, тотчас на практике стали суживаться в тесный железный корсет».⁷¹ Столыпинские реформы, с точки зрения Чернова, представляются паллиативными мерами, которые только осложняют кризисную ситуацию. Выход из нее возможен лишь через резкий поворот в социальной политике от опоры на дворянство и торгово-промышленную буржуазию к многомиллионному крестьянству. «Без этого перехода нет и не может быть хозяйственного оздоровления России, не может быть излечен паралич, сковывающий ее производительные силы», - горячо восклицал он.⁷² Поэтому любые компромиссы в Думе при существующей политической и экономической системе ничего не дадут. «Государственная дума, Совет, кризисы, запросы и «борьба за конституцию» - все это «игра».., все это призрачная жизнь. Дума не лежит на большой дороге, чрез которую пройдет будущая история. Нет, она заброшена на какой-то тропинке, заканчивающейся безнадежным тупиком, где-то в стороне. Мимо нее идет «живая жизнь», которая развяжет или разрубит сплетающиеся в Гордиевы узлы «проклятые вопросы» нашего общественного бытия», - писал он в статье «Кризис либерализма» на страницах журнала «Современник».⁷³ Чернов был глубоко убежден, что использовать Думу для реальной законодательной деятельности невозможно, а превращать ее в трибуну для политической агитации, «не унижая собственного достоинства и достоинства представляемых идей и принципов нельзя».⁷⁴ Поэтому он выступает за бойкот III и IV Государственных дум.

Анализируя политическую обстановку после третьеиюньского государственного переворота, Чернов приходит к выводу, что она характеризуется переходностью: революция не решила поставленных задач и мертвая схватка между реакцией и революцией приобретает затяжной характер. «Мы стоим сейчас вовсе не в преддверии устойчивого политического равновесия, а наоборот - на историческом распутье. Мы переживаем тягостное переходное время, чреватое началом новых волнений, брожения и кризисов... Мы живем накануне».⁷⁵ Дальнейшие события в России подтвердили правильность политического прогноза лидера эсеров.

Таким образом, разрабатываемая Черновым тактика партии была представлена широким арсеналом средств и приемов политической борьбы. Обоснование Черновым необходимости союза пролетариата, крестьянства и демократической интеллигенции в борьбе против самодержавия за социализм явилось основой для практической деятельности партии среди этих категорий населения и способствовало превращению ее в самую массовую партию России начала ХХ в.

В отличие от других политических партий одним из сильных тактических средств эсеров был политический террор. Оправдывая его в качестве орудия активного сопротивления существующему режиму, Чернов, тем не менее, не придавал террору всеобъемлющего значения и всегда выступал против беспринципного и необдуманного его применения. Поражение первой русской революции, общественная апатия, организационный и идейный кризис партии похоронили эсеровский террор. Но для Чернова он всегда оставался священной страницей в истории эсеровской партии.

В период первого общественного подъема в партии эсеров явственно проявились основные признаки массовой партии. Но в то же время объективные и субъективные условия не позволили сложиться крепкой и прочной организации. С момента образования эсеровской партии ее преследуют идейные разногласия и расколы.

2. В.М.Чернов и партия эсеров в борьбе за власть в период революционного кризиса 1917 г. и гражданской войны

Начавшаяся в 1914 г. первая мировая война прервала наметившуюся среди эсеров тенденцию к консолидации, усугубила в их среде идейные разногласия. Она разделила эсеров на «интернационалистов» во главе с М.А.Натансоном и В.М.Черновым и «оборонцев», которых возглавили Н.Д.Авксеньтьев, А.А.Аргунов и И.И.Фондаминский. Чернов рассматривал войну как схватку двух империалистических «трестов» и выход из нее видел в объединении социалистов всех стран в «третью силу», которая должна заставить правительства воюющих стран прекратить кровавую бойню и заключить справедливый мир без аннексий и контрибуции. Для этого предполагалось воссоздать Интернационал и созвать международный съезд социалистов. С такой программой Чернов выступил на страницах издаваемых им в Женеве газет «Мысль» и «Жизнь». Свою позицию он отстаивал на международной конференции социалистов-интернационалистов в Циммервальде (сентябрь 1915г.) и на III съезде партии в мае-июне 1917 г. К идее сепаратного мира с Германией Чернов относился отрицательно, полагая, что возможности «бороться за всеобщий демократический мир» в 1917 гг. были еще не исчерпаны».⁷⁶

Война ускорила назревание политического кризиса в стране и вплотную подвела ее к революции. Политическая ситуация требовала ее скорейшего переосмысления и выработки адекватной историческим условиям тактики партии. Чернов считал, что причины революции носят комплексный характер. В России вплоть до революции 1917 г. «сохранилась земельная кабала, полукрепостническая зависимость крестьян от помещиков». В отличие от Западной Европы политическая борьба между помещиками и буржуазией не вылилось в открытое противостояние, в силу этого, антагонизм между индустрией и землевладением принял «скрытую, латентную форму» фронды и заводил политическую элиту в тупик.⁷⁷ Ситуация в России осложнялась состоянием национального вопроса, который «еще более всех других превратился в загнанную внутрь болезнь, незаметно копящую в государственном организме скрытые центробежные силы и подтачивающую его целостность и биологическое равновесие». Политика «русификации», управление национальными окраинами по принципу «разделяй и властвуй» превращали Россию «в колоссальную, грандиозно разбухшую «тюрьму народов»», и здесь на повестку дня перед русской революцией вставал вопрос о национальном освобождении.⁷⁸ Наконец, борьба труда и капитала в России тоже имела свою специфику. Российский пролетариат, молодой, малочисленный, но динамично развивающийся класс, сконцентрированный в больших масштабах в рамках капиталистических оазисов, оказался окружен огромной массой «резервной армии» труда, являющейся носительницей охлократических настроений. В этом контексте борьба труда и капитала могла вылиться «в самое элементарное бунтарство».⁷⁹

Таким образом, подчеркивал Чернов, особенности революционного процесса в России обусловлены тем, что до 1917 г. в ней дожили «остатки поместно-крепостнического режима», «грубейший церковный деспотизм, издевающийся над религиозной совестью индивидуума, и политическое закрепощение, недалеко ушедшее от чисто азиатских форм восточного деспотизма; великодержавная «тюрьма народов»; старая ростовщическая и новая буржуазная эксплуатация; и более, чем где-либо, непосильная тягота милитаристского империализма». По размаху и постановке задач русская революция приобрела, таким образом, всеохватывающий, «невероятно сложный, синтетический характер», поскольку она должна была разрешить целый комплекс назревших противоречий: между трудом и капиталом, центром и национальными окраинами; ликвидировать крепостнические пережитки в деревне, разрешить земельный вопрос, демократизировать политическую систему. ⁸⁰

Надвигающаяся русская революция по характеру и движущим силам, считал Чернов, не может быть как буржуазной, что полагали меньшевики, так и буржуазно-демократической, как считали большевики. Поскольку буржуазия в России реакционна, она входит в «тройственный союз командующих под фирмою самодержавия классов», созидательная роль ее минимальна, поэтому она не может возглавить народное движение не только политически, но и духовно. Кроме того, ее хищническая, эксплуатируемая роль столь огромна, что «она отталкивает от себя и народные массы, и весь интеллектуальный - умственный и моральный - цвет нации». Это означает, доказывал Чернов, что «революция во имя гегемонии капитализма над всеми областями народного хозяйства в России невозможна».⁸¹

С другой стороны, в России не может быть и революции социалистической. Так как здесь «нет на лице той зрелости трудовых масс, того развития их способностей к хозяйственному самоуправлению, тех кооперативных навыков и той профессиональной самоорганизации рабочих, без которых о социализме не может быть и речи».⁸² А потому эсеровский лидер квалифицировал ее как революцию переходного типа, по движущим силам «народно-трудовой», целью которой являются радикальные демократические преобразования, качественно меняющие современный экономический и политический строй и создающие предпосылки для построения фундамента социалистического общества.

Чернов восторженно встретил Февральскую революцию. Он вернулся в Россию в начале апреля 1917 г. и сразу окунулся в бурную политическую жизнь. Он был избран членом Исполкома и товарищем председателя Петроградского Совета, товарищем председателя ВЦИК и почетным председателем ЦИК Совета крестьянских депутатов, на III съезде партии (май-июнь) вновь вошел в состав ЦК и редакцию газеты «Дело народа».

Первоначально Чернов, как и большинство членов Петроградского Совета, выступал против вхождения социалистов в правительство, считая, что за ними нет сильного, организованного большинства, и поэтому они не смогут иметь в правительстве достаточного влияния. Он пытался возглавить левый центр партии и демократическое движение, для того чтобы «форсировать натиск на министерские сферы и на советское большинство».⁸³ Первый кабинет Временного правительства, сформированный из состава Государственной думы, по мнению Чернова, «был явным анахронизмом». Он представлял собой видоизмененный вариант правительства общественного доверия, разработанный Прогрессивным блоком еще в августе 1915 г., с той лишь разницей, что в него был включен представитель революционной демократии А.Ф.Керенский. В условиях начавшейся революции лидер эсеров считал состав правительства «слишком правым».⁸⁴ Однако Чернов не осудил вхождение во Временное правительство А.Ф.Керенского, поскольку надеялся через него оказывать давление на правительство. От личности Керенского зависело многое, подчеркивал Чернов, он мог внести новую струю в деятельность Временного правительства первого состава.

По мнению Чернова, первое Временное правительство не оправдало ничьих надежд. Оно не разрешило вопросов государственного строительства, проявило полную пассивность в решении самых злободневных социальных задач. Его деятели проигнорировали соглашение между Петроградским Советом и предпринимателями о 8-часовом рабочем дне. В аграрном вопросе они не пошли дальше создания Земельных комитетов для статистической работы над планом будущего землеустройства. Это предрешило их участь. Объясняя причины кризиса Временного правительства первого состава, Чернов отмечал его отрыв от реально действующих и растущих в процессе революции сил.⁸⁵

Органом демократических сил, по мнению Чернова, являлся Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Отношение между ним и правительством лидер эсеров определял следующим образом: с одной стороны - формальная власть без фактической силы, с другой - фактическая сила без формальной власти. «Бессильная власть и безвластная сила», - такова формула Чернова.⁸⁶ Чернов признавал, что хотя Петроградский Совет вовсе не был создан как второй властный центр для противодействия Временному правительству, он непроизвольно выступал как реальная правотворческая сила и функционировал как власть в решении целого ряда вопросов. Он осуществлял контроль за распределением продовольствия, руководил армией. Совет пытался создать органы народной власти на местах в лице «районных комитетов» с отрядами вооруженной рабочей милиции. Сосредоточив в своих руках немалую власть и политическое влияние в массах, Совет, по заключению Чернова, стал своего рода предпарламентом, с которым вынуждены были считаться и военное командование Петрограда, и Временное правительство. Таким образом, «Совет превращался в единственный фактический источник власти», - подчеркивал эсер.⁸⁷

Тем не менее, обладая реальной силой, советская демократия не только не выдвинула своих представителей во Временное правительство, но фактически уступила создание власти либеральной демократии. Размышляя о причинах этого, эсер отмечал, что дело было не только в том, что на второй день после свержения самодержавия в Совете возобладали меньшевики, сознательно проводившие линию на передачу власти буржуазии. Советская демократия, сама не осознавая того, выбрала линию наименьшего сопротивления, единственно возможную в тех трудных исторических условиях. Для образования правительства деятелям Совета не хватило политического опыта. Кроме того, они допустили непростительную ошибку, отказавшись от всяких форм контроля за правительством и предоставив вопрос о персональном составе правительства на усмотрение буржуазии.

Таким образом, взгляды Чернова на политическую ситуацию, сложившуюся после Февральской революции, заметно отличаются от ленинской оценки. Если лидер большевиков определял ее как двоевластие, то Чернов рассматривал этот период, скорее, как безвластие, обусловленное тем, что ни либеральная буржуазия, ни революционные массы не обладают достаточной силой, чтобы овладеть ситуацией. Революция в этот момент еще не закончилась, так как главный вопрос о власти не был решен. В этом смысле Февральскую революцию он рассматривал как промежуточный этап, но победу революции он связывал отнюдь не с утверждением власти Советов.

Чернов считал, что Советы являются временным политическим институтом и характерны исключительно для революционного периода. Они являются, прежде всего, организациями, призванными объединять рабочих в борьбе за свои интересы.⁸⁸ Советы, по его мнению, - это временный «эрзац» профессиональной и политической организации рабочего класса. С появлением единой социалистической партии и сильного профессионального движения Советы должны исчезнуть с политической арены.⁸⁹ В эпоху революционных неурядиц они вынуждены были брать на себя функции управления, поскольку отсутствовало сильное авторитетное правительство. Делать ставку на Советы как на систему власти невозможно, поскольку они носят стихийный характер, выборы в них происходят хаотично, отсутствует четкая регламентация деятельности, они не обладают опытом государственной деятельности и не предназначены для повседневной деловой работы.⁹⁰ Задачи Советов Чернов видел в том, чтобы пробуждать классовое сознание, отстаивать интересы трудящихся, являться гарантом решений всенародно избранного Учредительного собрания. Считая съезды Советов своеобразным предпарламентом, Чернов был убежден, что советская система неизбежно трансформируется в парламентскую. Будущее политическое устройство России он представлял в форме федеративной демократической республики парламентского типа.

Всенародному представительному форуму Чернов придавал особое значение, рассматривая его как воплощение идеи народного суверенитета. Его созыв означал, что Россия вступает в новую полосу своего развития, ознаменованную «политическим совершеннолетием» российского народа. Только Учредительное собрание, обладая всей полнотой власти, способно компетентно разрешить вопросы государственного и политического устройства, земельной реформы, войны и мира. Еще в полемике 1911 г. по поводу прерогатив будущего Учредительного собрания Чернов акцентировал внимание на том, что «собрание, сосредотачивающее полноту власти, отнюдь не равносильно с республиканской политической программой». «Учредительным собранием, - разъяснял он свою позицию, - называется такое, которое призвано учредить, установить тот или другой политический строй. В принципе столь же возможно и допустимо, что такое собрание учредит диктатуру или неограниченную монархию как и конституционную монархию или республику. В этом и заключается «полнота» власти Учредительного собрания. Такое собрание либо само суверенно, либо работа его санкционируется высшим суверенитетом народа путем постановки выработанного конституционного акта на плебисцит».⁹¹

Такое понимание значения Учредительного собрания отличалось как от кадетского подхода, так и от социал-демократического. Первые стремились ограничить его полномочия решениями императора, вторые - в лице большевиков - рассматривали его как ступеньку к диктатуре пролетариата. Меньшевики не исключали его созыва в интересах республиканской формы правления. Принципиальным отличием позиции Чернова в отношении Учредительного собрания было то, что для них оно являлось не только возможным средством утверждения того или иного политического порядка, но само по себе имело абсолютное значение цели - непосредственное и полное торжество народовластия. Это было не только проявлением революционного романтизма, как считает исследователь Л.Г.Протасов, граничащего с утопизмом, но и принципиальной позицией, вытекающей из общих демократических установок.⁹²

Однако сложная социально-экономическая ситуация в России, обострение аграрного вопроса требовали и до созыва учредительного форума осуществления ряда переходных мер. Переходные меры, предлагавшиеся эсерами, должны были способствовать сглаживанию социальных антагонизмов, решению продовольственной проблемы и преодолению экономической разрухи. К таким мерам Чернов относил передачу земли в ведение земельных комитетов, которые должны были заботиться о поддержании на надлежащем уровне сельскохозяйственного производства, о равномерном и правильном распределении земли между отдельными трудовыми хозяйствами, о развитии общественной и артельной обработки земли.⁹³ Осуществление переходных мер и своевременный созыв Учредительного собрания, по мнению Чернова, закрепили бы демократические завоевания в стране, подвели бы прочный социальный фундамент под молодую российскую демократию и позволили бы избежать общественных потрясений.

Но Временное правительство затягивало проведение демократических преобразований, что и привело к обострению политического кризиса в апреле 1917 г. В этих условиях Чернов, опасаясь упустить политическую ситуацию из-под контроля, принимает решение о вхождении социалистов во Временное правительство. В открытом письме к А.Ф.Керенскому он писал, что положение в стране осложнилось, силы трудовой демократии возросли и ей нельзя больше уклоняться от ответственного участия в правительстве. Во время переговоров о формировании коалиционного правительства Чернов настаивал на том, чтобы социалисты имели в нем преобладающее число мест, свое участие в правительстве он оговаривал вхождением в него И.Г.Церетели. После принятия резолюции Петроградским Советом об образовании коалиционного правительства, в состав которого вошли 6 министров-социалистов, Чернов занял пост министра земледелия и стал членом Главного земельного комитета. Вхождение социалистов во Временное правительство лидер эсеров расценил как победу трудовой демократии и считал, что история дает России шанс решить важнейшие социально-политические вопросы реформистским путем. Поэтому тактика партии была переориентирована исключительно на легальные методы политической деятельности.

В сложной ситуации экономической разрухи, надвигающегося голода Чернов сделал ставку на достижение компромисса между буржуазией и рабочим классом, сглаживание социальных антагонизмов в деревне, надеясь решить злополучные вопросы о земле, мире, демократии. Пока крестьянство ждало от Временного правительство соответственных законов и надеялось на созыв Учредительного собрания, призванного решить наболевшие вопросы в духе народных чаяний, социальная база политики Чернова была обеспечена. Но промедление с реформами, поляризация социально-политических сил привели к тому, что она стала стремительно размываться.

Став министром, Чернов сделал все, чтобы приблизить момент реализации аграрной программы. По его инициативе были приняты законы о прекращении земельных сделок, упразднении столыпинских землеустроительных комиссий. 29 июня 1917 г. им был внесен на рассмотрение правительства законопроект о передаче всех земель в ведение земельных комитетов, но, как и законопроект, определявший их полномочия, он не был принят. Предложения Чернова по аграрному вопросу встречали ожесточенную оппозицию в правительстве. Чернов был убежден, что отсутствие новых законов в деревне обостряет обстановку. Своевременное их принятие могло бы ввести жизнь деревни в новое прочное правовое русло и позволило бы предотвратить гражданскую войну.⁹⁴

Делая ставку на законодательное решение земельного вопроса, он отрицательно относился к захватному движению крестьянства. На I Всероссийском съезде Советов крестьянских депутатов он выступил против захватов земель помещиков, поскольку считал, что они приведут к расширению мелкой частной собственности, что затруднит осуществление социализации земли. «Захват земли, с нашей точки зрения, с точки зрения людей, которые думают о справедливом устроении трудового землепользования, является вещью опасной», - предостерегал он.⁹⁵

Реализации программных задач широкой демократизации страны была подчинена и тактическая линия партии. Чернов полагал, что на первом этапе революции для создания основных демократических институтов страны необходим широкий блок со всеми оппозиционными и революционными силами. В этот блок наряду с эсерами, трудовиками и народными социалистами предполагалось включить кадетов и социал-демократов. На следующем этапе углубления демократических реформ и наполнения их реальным социальным содержанием власть должна перейти в руки блока социалистических партий, «имеющего за собою в стране большинство, опираясь на которое блок этот может и должен создать демократическую твердую власть, умеющую, если понадобится, властно смирить все мятежнические покушения на переворот в пользу правой или левой диктатуры».⁹⁶

Опыт первого коалиционного правительства зародил у Чернова сомнения в эффективности такой формы организации власти, тем не менее он принял участие и во втором коалиционном правительстве, из которого вышел в августе 1917 г. обеспокоенный тем, что дальнейшее продолжение данной политики окончательно дискредитирует партию эсеров. В неопубликованной статье «Странички из политического дневника», написанной эсером в конце августа - начале сентября 1917 г., он отмечал: «Коалиционная власть изображала из себя картину «бега на месте». А жизнь шла вперед. А события подвигались, а катастрофа назревала».⁹⁷ После Корниловского мятежа тактика коалиции, по мнению Чернова, окончательно исчерпала себя, пришло время перейти к однородному социалистическому кабинету, взять ответственность за управление страной в свои руки. «Только правительство Церетели-Чернова могло бы еще быть испробовано, чтобы с развязанными руками проводить ту политическую линию, ради которой они и вступили в правительство Львова и Керенского», - констатировал Чернов. В отличие от правительства «широкой коалиции» новое должно было стать правительством «узкой коалиции», состоявшим из эсеров, социал-демократов, трудовиков, народных социалистов, кооператоров, - писал эсер в конце 20-х гг. в черновых набросках к своей книге «Рождение революционной России (Февральская революция)».⁹⁸

Чернов доказывал, что пока массы тянутся к социалистическим партиям, не стоит оттягивать вопрос о создании однородного социалистического правительства до Учредительного собрания. «История ставит свои категорические императивы, и... социалистической демократии приходится наконец сказать: «если не мы, то кто же? И если не теперь, то когда же?», - писал он в статье «Странички из политического дневника».⁹⁹ Но такая позиция Чернова встретила активное сопротивление в руководстве партии, большинство которого делало ставку на коалицию с либералами. Это привело в конечном счете к расхождению между Черновым и Керенским.

Буржуазная пресса в период первого коалиционного правительства развернула активную кампанию для того, чтобы поссорить между собой двух социалистических министров, противопоставляя «душке» Керенскому «черта» Чернова. Вопрос о взаимоотношениях между ними был задан Чернову на III съезде партии, где он, однако, утверждал, что все противоречия мнимые, являются происками буржуазии, и социалистические министры составляют в правительстве «солидарную, организованную группу, которая периодически совещается о выступлениях кого-либо из своей среды».¹⁰⁰ Однако дальше Чернову становится ясно, что Керенский выступает «сам по себе» и ставка на него как на проводника решений партии является ошибочной. «Взаимоотношения между советской демократией и цензовой, - отмечал он позднее, - спутались окончательно в гордиев узел на министре, представлявшем Советы перед цензовиками и цензовиков перед Советами, находившемся в составе центрального органа тех и других и всегда считавшим себя вправе действовать вопреки воле обеих организаций, в которых он состоял».¹⁰¹ Но правая часть партии во главе с Н.Д.Авксентьевым, доминировавшая в ЦК, поддержала коалиционную политику Керенского, и Чернов вынужден был подчиниться решению большинства. Лишь на IV партийном съезде его точка зрения была признана правильной.¹⁰² Впоследствии в одном из своих писем к Н.С.Русанову от 17 ноября 1933 г. Чернов сожалел: «Ах, если бы в 1917 г. наша партия не поскользнулась на апельсиновой корке керенщины и осталась достойной своих начальных боевых заветов - сколько внесла бы она освежающего и обновляющего в мировое социалистическое движение, если даже и теперь она приковывает к себе взоры социалистов всех стран».¹⁰³

Политическое одиночество Чернова в решающие моменты революции сыграло роковую роль для эсеровской партии. Ко времени революции 1917 г. оборвалась жизнь двух сподвижников и единомышленников Чернова, сторонников центристской линии в ЦК - Г.А.Гершуни и М.Р.Гоца. Их смерть привела к ослаблению авторитета и влияния Чернова как лидера центристских элементов. В набросках к книге «Рождение революционной России (Февральская революция)» Чернов признавал, что их потеря была для партии невосполнима и особенно ощутима в смысле наступившего для него политического одиночества.¹⁰⁴

Осмысливая причины несостоятельности партии в период Февральской революции, Чернов признавал, что его личные качества как лидера партии сыграли свою роль в постигших партию неудачах. Виктор Михайлович самокритично отмечал, что «он, в противоположность хотя бы Ленину у большевиков, никогда не хотел или не умел держать в своих руках партийный аппарат», «довольствовался преходящей и поверхностной ролью на партийных съездах, конференциях, совещаниях», что «чрезвычайно суживало его фактическое влияние на дела и жизнь партии».¹⁰⁵

Являясь лидером и идеологом партии социалистов-революционеров, Чернов по натуре был «теоретиком» революции. Он, несомненно, обладал смелостью, организаторскими качествами, но больше был ученым, чем политиком. Власть и политика для него не стали самостоятельной ценностью. Для Чернова не характерны политический прагматизм, умение комбинировать людей и ситуации. В этом плане можно согласиться с оценкой Чернова, данной впоследствии левой эсеркой Б.А. Бабиной: «Виктор Михайлович был сильным теоретиком…, но таланта вождя ему дано не было».¹⁰⁶

Одним из поводов к упрекам Чернова в период Февральской революции стал роман Виктора Михайловича с Идой Самойловной Сермус, ставшей впоследствии его второй официальной женой.¹⁰⁷ Несомненно, Виктору Михайловичу не было чуждо ни что человеческое. Он был творческим, эмоциональным человеком. По воспоминаниям меньшевика Р.Абрамович, с которым Чернов особенно сблизился в США в 1940-е гг., «был хорошим певцом – тенором; рассказывал басни и всегда был рад воспользоваться случаем продекламировать стихотворения или рассказывать анекдоты». «Он никогда не жаловался ни на свои боли и неудобства, ни на постоянную бедноту», «всегда был веселым, «полным надежд на будущее» человеком.¹⁰⁸ Если так про Чернова говорили, когда ему было за семьдесят, то можно представить, каким он был в молодости. Неслучайно, что Чернов пользовался вниманием женщин. Ко времени Февральской революции он жил гражданским браком с О.Колбасиной. Имел двоих детей: сына Бориса от первой жены А.Слетовой, дочь Ариадну от Колбасиной, удочерил ее детей. Возможно, эмоциональное состояние сказывалось на Чернове в период революции, но вряд ли роман с И.Сермус можно считать одной из основных причин поражении партии эсеров, на которую указывал В.В.Сухомлин.

Чернов пытался предотвратить раскол партии в 1917 г., балансируя между правым и левым ее крылами. Стремление к достижению компромисса составляло неотъемлемую часть внутренней натуры Чернова. Являясь добродушным по характеру человеком, он стремился к сглаживанию конфликтов, примирению сторон. Его компромиссная позиция не всегда была уместна в конкретной политической ситуации, вызывала критику и возражение оппозиционных сторон. Отсюда появлялись недовольство Черновым, обвинения его в лживости, хитрости, двуличии. Поведение лидера эсеров в 1917 г. в этом плане оказалось небезупречным: обеспечив кредит доверия правым эсерам, Чернов тем самым блокировал возможность влияния на политику партии левых сил. Это привело самого Чернова к политической изоляции и способствовало краху его преобразовательской деятельности, с одной стороны и росту недовольства и выходу из партии левых эсеров - с другой.

Таким образом, одной из главных причин провала тактической линии, которую пытался проводить Чернов, было отсутствие идейного и организационного единства в партии. Фактически в партии эсеров к майскому съезду в 1917 г. были уже не одна, а три партии: левые, правые эсеры и центристы. Подводя итоги своей партийной деятельности в конце 20-х гг., Чернов так объяснял кризис в партии: «Суть дела все-таки заключалась в том, что в руководящем персонале партии в течение революции происходили серьезные психологические кризисы и идейно-политические метаморфозы. С одной стороны, чем выше, чем дальше от непосредственной связи с массами, тем яснее оказывалось внутреннее поправение, тогда как внизу, в самих массах и в низовых активных работниках - полевение».¹⁰⁹

Другой причиной, обусловившей политическое поражение эсеров, по мнению Чернова, являлся комплекс «властебоязни», проявившийся в нежелании руководства эсеровской и меньшевистской партий брать на себя ответственность за управление страной. Парадоксальность ситуации заключалась в том, что «борьба между партиями не прекращалась, но это борьба шла более вокруг власти, чем за власть... эта была как будто борьба за власть навыворот: чуть не каждая партия старалась свалить власть в возможно большей степени на чужие плечи... Бывали моменты, когда власть чуть ли не «валялась на улице», и все, упираясь, спорили, кому и на каких основаниях подобрать ее. Никто не хотел сделать это в одиночестве, и никак нельзя было столковаться о том, на каких условиях взять ее сообща», - писал он в «Конструктивном социализме».¹¹⁰

Такое более чем осторожное отношение к политической власти у эсеров определялось целым рядом причин: сложностью момента, боязнью неумелыми действиями скомпрометировать дело социализма и демократии, но более всего - психологической и организационной неготовностью взять на себя груз ответственности за те или иные политические решения. Несомненно, что это была не столько «вина» социалистов, сколько их «беда». Чернов признал, что громадным недостатком молодой российской демократии было отсутствие опыта конструктивной политической деятельности, навыков практического руководства. Для нее было характерно «больше умение бороться, свергать и разрушать, чем созидать и строить», - отмечал он в 1917 г. в статье «Странички из политического дневника».¹¹¹

Чернов считал, что неразвитость конструктивных начал, необходимых для строительства новых гражданских и политических отношений, проявившаяся в одинаковой степени как в среде политической элиты, так и в народе, привела в конечном счете к охлократическому перерождению русской революции.¹¹² Воцарившаяся анархия стала следствием завышенных ожиданий в массах, уверовавших во всесилие революционной власти и требовавших немедленных социальных улучшений, с одной стороны, и неспособности последней оперативно решать назревшие жизненные вопросы - с другой. Чернов вынужден был признать ошибки Временного правительства, которое слишком затянуло созыв Учредительного собрания, откладывало радикальные преобразования, опасаясь разрушить «гражданский мир» и компромисс с буржуазией.

Политические ошибки Временного правительства он воспринимал как проекцию собственных тактических просчетов. Чернов признавал, что в 1917 г. партией были допущены «очень серьезные и очень вредные ошибки, разрушившие моральный авторитет Временного правительства и обрекшие его на бессилие и... падение».¹¹³ В предложенной Черновым IV съезду партии резолюции по текущему моменту отмечалось, что «затягивание застойного периода нашей общегосударственной жизни, обесплодившего реформаторскую работу центральной революционной власти в области социальных реформ, в особенности же в области аграрных отношений, и придавшего деятельности этой власти односторонний характер «восстановления порядка», одиозный в глазах значительного большинства населения», способствовало потере партией лидирующих позиций, необходимых для спасения революции.¹¹⁴

Однако Чернов не сводил причины поражения партии лишь к тактическим просчетам. Главным уроком для него стала ревизия фундаментальных ценностей революционного мировоззрения, основанных на завышенном представлении о возможности управлять революционным процессом. Пережив годы революции, гражданской войны и эмиграции, Чернов признал, что революции не делаются революционерами, а происходят стихийно. «Самая страстная воля к вооруженной борьбе не даст ничего, кроме поверхностного «путчизма».., если только история не накопила стихийной массовой силы».¹¹⁵

Октябрьскую революцию Чернов встретил враждебно, увидев в провозглашенной большевиками диктатуре пролетариата главную угрозу демократии и свободе. Вообще он не отрицал диктатуру как форму политической власти переходной эпохи, необходимую для подавления выступлений господствующего класса и защиты революционных преобразований. Но Чернов допускал диктатуру лишь как власть большинства населения - трудящихся над меньшинством - эксплуататорскими классами. В этом случае, как утверждал он, «диктаторская форма власти отдана на службу демократии».¹¹⁶

Заимствование большевиками аграрной программы эсеров Чернов расценивал как своеобразный политический трюк, позволяющий обеспечить поддержку Советской власти со стороны крестьян и нанести удар по оппозиционным партиям. Недостаточная проработка большевиками правовых и экономических механизмов в осуществлении аграрной программы привела, по мнению Чернова, к тому, что на практике все свелось лишь к стихийному переделу земельной собственности вместо создания экономических условий для роста производительных сил в деревне.

Провозглашенное большевиками всевластие Советов, по мнению Чернова, было «простою маскировкою истинного характера установленного ею режима - передачи власти в руки одной партии, формального запрещения всех других партий и перехода к системе т.н. «однопартийного государства».¹¹⁷ Поэтому на IV съезде эсеровской партии, на котором обсуждался вопрос об отношении к большевикам, он выступил против коалиции с последними, предложив сосредоточить все усилия партии на созыве Учредительного собрания.¹¹⁸ Чернову, несмотря на давление левого крыла, требовавшего союза с большевиками, удалось провести свою тактическую линию. В то же время он был против форсированной борьбы с «узурпаторами власти», как предлагало правое крыло, так как большевиков поддерживали определенные слои рабочих. Чтобы не раскалывать единство социалистического фронта, он предлагал сделать ставку на «мирное изживание большевистских иллюзий в среде пролетариата и трудового крестьянства».¹¹⁹ На открывшемся 5 января 1918 г. Учредительном собрании Чернов был избран председателем.

Однако реализовать намеченную тактику эсерам не удалось. Разгон Учредительного собрания, ужесточение большевистского режима, массовые выступления крестьян в Поволжье и Сибири привели к пересмотру линии на мирное изживание большевизма. VIII Совет партии, состоявшийся в мае 1918 г., принял решение начать борьбу с Советской Властью. Переход к активной борьбе с большевиками поставил их перед необходимостью выбора союзников. Рассматривая большевиков, заключивших Брестский мир, как германских прозелитов, эсеры предполагали, что «рано или поздно восстание против них натолкнется на вооруженные немецкие силы и поведет к восстановлению Восточного фронта мировой войны». И в этом случае «без военно-технической и материальной помощи союзников не обойтись».¹²⁰ При обсуждении этого вопроса на VIII Совете партии было принято решение о том, что в случае вступления в войну Германии на стороне большевиков необходимо возобновить Восточный фронт и установить отношения с Антантой. Вместе с тем, остерегаясь необоснованного вмешательства союзников во внутренние дела России, эсеры определили ряд условий, при которых было возможно появление иностранных войск на территории страны, к их числу относились приглашение союзнических войск народно-революционным правительством, подчинение общему командованию, принятие обязательств не участвовать в явных или тайных земельных захватах и невмешательство в политическую жизнь страны.¹²¹ Весной 1918 г. эсеры начали переговоры с представителями союзнических миссий на территории Советской России. В переговорах принимал участие и Чернов.¹²²

Установка VIII Совета партии на необходимость возобновления войны с Германией определила политику партии в период Комуча.¹²³ Однако по этому поводу в партии не было единства. Правый эсер, член штаба Народной Армии, товарищ военного министра В.И.Лебедев отмечал, что ставка на помощь союзников, выжидательная и преимущественно оборонительная тактика армии Комуча, были ошибочны, способствовали потери военно-политической инициативы. По мнению Лебедева, «момент наивысшего расцвета политического и военного могущества (август 1918 г.) «Комуча» не был использован. Он был принесен в жертву идее Восточного фронта».¹²⁴ Позицию В.И.Лебедева поддержал позднее в эмиграции В.В.Сухомлин.¹²⁵

Несомненно, ставка на открытие Восточного фронта впоследствии, как оказалась, была ошибочна. Отказ от необходимости повести решительную борьбу за власть в центре страны, использовать для этого все имеющиеся ресурсы можно считать крупнейшим политическим просчетом эсеров.¹²⁶ Правда, следует отметить, что в условиях 1918 г. эсеры были не одиноки в своих надеждах на помощь союзников как альтернативу немецко-большевистского господства. Значительные круги российской общественности, в том числе представители либерального и монархического лагеря, считали открытие Восточного фронта вполне реальной перспективой.¹²⁷

Другим дискуссионным моментом политики эсеров в 1918 г. являлась ставка на использование военной мощи чехословацкого корпуса в антибольшевистской кампании на Волге. Чехословацкий корпус сыграл важную роль в становлении фронта «Учредительного Собрания». Он стал практически «застрельщиком» сопротивления большевизму и первой ударной силы антибольшевистского движения. А вместе с тем, согласно поправке, внесенной Черновым в «Резолюции по международной политике» на VIII Совете, партия не имела права «для восстановления народовластия» опираться на иностранную «хотя бы и союзную военную силу».¹²⁸ Это позволило впоследствии лидеру правых эсеров Н.Д.Авксентьеву в своем письме к эсерам юга России от 31 октября 1919 г., опубликованном большевиками в журнале «Пролетарская Революция», обвинить партию в лицемерии, «двойной бухгалтерии».¹²⁹ Чернов в этом вопросе встал на защиту партийных позиций. Он доказывал, что восстание чехословацкого корпуса было стихийно и неожиданно для самих эсеров. По мнению Чернова оно было спровоцировано большевиками, «чехословаки стали жертвой этого конфликта». И, наконец, чехословаков лишь с большой долей условности можно назвать иностранной армией, поскольку они «и при царском режиме, и при мартовской революции были частью русской армии; и даже для большевиков до заключения Брестского мира они были потенциальной частью красной армии».¹³⁰

Намеченную IV съездом и VIII Советом партии тактическую линию, исключающую возможность коалиции с либеральными партиями эсерам также провести не удалось. Как признавал Чернов «в самые ответственные, критические моменты партии была навязана и от ее имени проводилась совершенно иная тактика: тактика коалиции направо, связывающая демократию по рукам и ногам компрометирующей связью с тайными и явными врагами демократии».¹³¹ Под влиянием межпартийных объединений «Союза Возрождения России» и «Правого Центра» эсеры на Уфимском Государственном совещании вступили в коалицию с кадетами и образовали Директорию.¹³²

Несомненно, были серьезные причины, толкнувшие партию к соглашению. Необходимость объединения военных, материальных, людских резервов в борьбе с большевизмом в период начавшегося поражения Волжского фронта в первую очередь объясняет стремление части эсеров к тактике «единого фронта». Стремление к открытию Восточного фронта объективно требовало объединения всех сторонников данной позиции и сил перед лицом союзников. Установка эсеров на защиту идеи Восточного фронта объективно способствовала увеличению роли союзников в решении политических вопросов. Профессор М.Кроль вспоминает: «…в августе положение на фронте стало угрожающим, и союзники не только настойчиво потребовали скорейшего сговора между Комучем и Сибирским правительством, но поставили на очередь вопрос о создании по общему соглашению всех местных правительств всероссийской власти».¹³³

Эсеры столкнулись с определенными трудностями при организации системы управления на территории Комуча, поэтому ставка на составление политической комбинации, в рамках которой были возможны объединение политических государственно-мыслящих сил и создание эффективного механизма государственного управления, также являлась одним из лейтмотивов, способствующих складыванию коалиции. Политическая коалиция должна была, как предполагалось, устранить недостаток однопартийности власти и способствовать расширению социально-политической базы антибольшевистских сил. Немаловажную роль в создании Директории сыграли и личные амбиции некоторых эсеровских лидеров. Н.Д.Авксентьев, активно выдвинувшийся на лидерские позиции в партии и сыгравший немаловажную роль в сохранении коалиционной линии в 1917 г., претендовал на значительную роль в российской политике. Активно участвуя в политических союзах, создаваемых на личных основаниях, он рассчитывал на самые высокие должности в предполагаемом российском правительстве. Получив в ноябре 1917 г. от А.Ф.Керенского полномочия на составление нового правительства, он содействовал «расстройству» политической комбинации, предпринимаемой Викжелем, ЦК и Общеармейским комитетом в Могилеве, предлагавшими создать однородное социалистическое правительство во главе с Черновым.

Для лидера правого крыла эсеровской партии Н.Д.Авксентьева, который явился «душой» новой коалиции и претендовал на роль «главного» руководителя партии, это был своеобразный «звездный час». Как отмечал в комментариях к Протоколам заседания ЦК партии эсеров Чернов, рост неудовлетворенного честолюбия «этого все более переоценивающего свои силы человека, мечтавшего унаследовать как теряемую Керенским популярность, так и его исключительное место по «возглавлению» революции», привел его в кресло председателя уфимской Директории».¹³⁴ В идейно-политическом отношении, подчеркивал Чернов, Авксентьев продолжал «неокадетскую» линию поведения, стремясь объединить либеральные и революционные элементы теперь уже в борьбе с большевизмом. «Героиней его идейно-политических устремлений» становится реализация идеи коалиции.¹³⁵

Директория стала возможной, поскольку в эсеровской партии снова возобладали разногласия и верх взяли правые элементы. В период решения вопроса о создании Директории эсеры жаловались, что «в партии оказалось какое-то двоецентрие»: одни директивы получали от ЦК, другие - от бюро фракции Учредительного Собрания. «Бюро, с Рудневым во главе, в сущности, вело ту же линию, что и «Союз Возрождения».¹³⁶ Члены «Союза Возрождения» от эсеров и представители эсеровской фракции Учредительного Собрания сыграли практически дезинтегрирущую, дезорганизующую роль по отношению к партии при подготовке и проведении Уфимского Совещания, внося в среду эсеров разноголосицу, подталкивая к принятию решений, противоречащих основным стратегическим партийным установкам.¹³⁷

«На нашу беду, - писал Чернов, - самые крупные силы из ЦК до последнего времени оставались по ту сторону фронта», а между тем налицо были в изобилии самые правые или за последнее время стремительно поправевшие члены нашей партии». В этом вопросе партии просто «систематически не везло».¹³⁸ На наш взгляд, дело было не столько в невезении, сколько в определенной политике и деятельности «Союза Возрождения». Как вспоминал С.П.Мельгунов, «Союз Возрождения» весной-летом 1918 г. занимался тем, что «переправлял силы, главным образом на восток, отчасти на север, где ожидал десант». При этом «контроль осуществлялся не только с точки зрения добросовестности, но и политический – с точки зрения ориентации».¹³⁹ Поэтому неудивительно, что на освобожденной от большевиков территории преобладающее влияние получили правые элементы эсеровской партии, тесным образом связанные с пресловутым «Союзом».

Чернов добрался до Самары в двадцатых числах сентября 1918 г., когда вопрос о Директории был уже решен. По поводу причин его отсутствия на Уфимском совещании в партии было выдвинуто несколько версий. Лидер эсеров был глубоко убежден, что причины его опоздания кроются в исключительно неблагоприятном стечении обстоятельств, и ни в коем случае ни в чьей-либо «интриге».¹⁴⁰ Член ЦК ПСР М.И.Веденяпин утверждал, что В.И.Лебедев, приехав в Самару, заявил, что «ЦК партии постановил задержать В.М.Чернова в пределах Советской России и не пускать за Волгу».¹⁴¹ Н.Д.Авксентьев по этому поводу писал, что «члены ЦК ПСР бывшие на Уфимском Совещании, и по праву, данному им пленумом ЦК, представлявшие весь ЦК и партию, пользуясь всякими доводами, держали нашего косоглазого друга (В.М.Чернова. – К.О.) под спудом, не «допущая» его в Уфу. Он так туда и не явился, но под конец Совещания все же оказался в Самаре».¹⁴² Представитель левого фланга эсеровской партии М.Л.Коган-Бернштейн тоже был убежден, что отдельные члены ЦК «ровно ничего не делают для организации переезда председателя Учред(ительного) Собрания на территорию Учредит(ительного). Собрания, что это не случайно, и что кому-то, очевидно, вовсе не улыбается появление в Самаре В.М.Чернова, как сильной помехи для той сдачи партийных позиций, которая здесь подготовляется».¹⁴³ Сомнительно, чтобы состав ЦК 4 июня 1918 г., постановив как можно быстрее переправить Чернова в район восстания, сознательно ему мешал. Вместе с тем нельзя исключать и возможность того, что отдельные члены партии, примыкавшие к «Союзу Возрождения», могли подать неверную информацию ЦК. В условиях военного времени для того чтобы задержать Чернова на территории Советской России не обязательно было «вставлять палки в колеса», достаточно было не оказать помощь при переходе через линию фронта. Так или иначе отсутствие в Уфе среди эсеров сильных фигур, противостоящих политике «коалиции направо», сыграло немаловажную роль в заключении компромисса и образовании Всероссийского правительства.

Новая коалиция была построена не по партийному, а персональному принципу. Как писал В.М.Зензинов, «члены правительства… должны были быть совершенно свободны и независимы в своей деятельности» от партий.¹⁴⁴ Анализируя персональный состав Директории на основе имеющихся данных в начале 20-х гг., Чернов отмечал, что вопрос о кандидатурах в будущее российское правительство решался на заседаниях «Союза Возрождения» и «Национального Центра» летом 1918 г.¹⁴⁵ На Уфимском Совещании победил «Союз Возрождения». Из пяти членов Директории четыре - Астров, генерал Болдырев, Чайковский и Авксентьев - являлись официальными кандидатами и членами этого союза, Вологодский по политическим взглядам оказался еще правее их.¹⁴⁶

С приездом Чернова в Самару в ЦК сложился кворум из восьми человек. Наряду с самими Черновым в него входили Н.И.Ракитников, Ф.Ф.Федорович, В.А.Чайкин, М.Я.Гендельман, М.А.Веденяпин, Д.Ф.Раков, К.С.Буревой, Н.Н.Иванов и вошедший в состав Директории В.М.Зензинов.¹⁴⁷ Пленум ЦК должен был дать оценку результатов Уфимского Государственного Совещания. Обсуждение ситуации членами ЦК началось в Самаре, и затем продолжилось в Уфе.

На пленуме обозначились две точки зрения. Первую высказал член ЦК, «главный руководитель со стороны социалистов-революционеров в работах согласительной комиссии Уфимского Совещания» М.Я.Гендельман.¹⁴⁸ Он полагал, что итоги совещания следует рассматривать как победу эсеров, отстоявших принцип действенности первого состава Учредительного Собрания и получивших два персональных места во Всероссийском правительстве.

Вторая точка зрения была представлена Черновым. Итоги Уфимского Государственного совещания, ограничивавшего полномочия Учредительного собрания, Чернов оценил как тяжелое поражение демократии, «прямо ведущее партию и демократию к неминуемому падению». «На путь казавшейся мне самоубийственным, люди уже вступали и возврата не было», - вспоминает Чернов в середине 20-х гг. ХХ в.¹⁴⁹

По мнению Чернова, «принцип Учредительного Собрания был не спасен, а сдан без борьбы». «Управление страной самодержавно и без Учредительного Собрания, и вообще без всякого народного представительства» значит, по его мнению, «против левой, красной диктатуры воздвигнуть такую же деспотическую, но только правую, белую диктатуру».¹⁵⁰ Сама Директория рассматривалась им как последняя ступенька на пути к установлению единоличной диктатуры, которая являлась «не противоядием и не предохранительной мерой против военной диктатуры, а напротив, естественной исторической ступенью к бонапартизму».¹⁵¹

Чернов полагал, что коалиция с кадетами в новых политических условиях неприемлема, поскольку окончательно дискредитирует партию в глазах народных масс и способствует торжеству большевизма.¹⁵² Коалиция во власти без реальной коалиции в стране социальных групп, раздираемых противоречиями, висит на волоске. Она не может быть эффективной, так как между вступающими в коалицию силами существуют «антагонистические» противоречия. «Самара вела линию на развитие основных начал мартовской революции». Целью Омского правительства стало восстановление дореволюционных порядков. «Омск стоял под знаком реставрации».¹⁵³

Что предлагал Чернов взамен Директории? Он понимал, что в условиях гражданской войны собрать Учредительное Собрание в полном виде не удастся, но зато возможно созвать «членов Учредительного Собрания освобожденных местностей». На освобожденных от большевиков территориях будут создаваться «местные комитеты членов Учредительного Собрания», которые, объединившись «в Учредительное Собрание освобожденной местности», избирают центральную власть в виде временного «правительства освобожденных территорий», ответственного перед своими избирателями. Как подчеркивал Н.Ракитников, «эта ответственность, по нашему мнению, не ослабила бы, а усилила правительство, давая ему гарантию широкой народной поддержки».¹⁵⁴

Практически лидер эсеров в этом проекте отстаивал выдвигавщуюся эсерами ранее идею парламентской республики, но с тем отличием, что таким парламентом предлагал считать либо первый состав Учредительного Собрания, либо вновь избранный - второй. Правда, при этом закономерно возникал вопрос, на каких принципах должно быть организовано ответственное правительство. Если в основу организации власти будет положен мажоритарный принцип, тогда правительство формирует победившая на выборах партия (эсеры), если пропорциональный – тогда получается новый вариант коалиционного правительства. Известно, что к этому времени Чернов отрицательно относился к идее коалиции с кадетами. Но не отвергал принципа коалиции вообще. «Если завтра же будут назначены новые выборы в местное Учредительное Собрание Приуралья и Сибири и Директория согласится признать себя перед ним ответственной, то мы защищать прав прежнего состава не будем» - своеобразный компромисс предлагал Чернов.¹⁵⁵

Насколько мог быть удачным предлагаемый таким образом черновский вариант организации власти в период гражданской войны? С точки зрения соблюдения демократических принципов народовластия, представительства интересов территорий, яркой демонстрации приверженности эсеров демократическим принципам, наверное, он был оптимальным для того времени. Основная критика черновского проекта организации власти сводилась к тому, насколько целесообразно в условиях военных действий и жесткого противостояния создавать правительство, чьи возможности ограничены ответственностью перед избирателями. Трагедия Чернова и демократических сил в России заключалась в том, что в гражданской войне он и примыкающая к нему группа эсеров не могли встать на позицию признания принципов диктатуры, несмотря на, казалось бы, неизбежную целесообразность такого решения. Ибо интуитивно чувствовали, что такая установка, неминуемо вела к обезличиванию партии эсеров и растворению ее либо среди «белой» либо «красной» диктатур. Неизбежность первого варианта развития событий наглядно продемонстрировала судьба Директории.

На пленуме ЦК в октябре 1918 г. по инициативе Чернова было принято решение поддержать создание Директории, не отказавшись от права критики ее политики. Эта позиция была одобрена Съездом членов Учредительного Собрания. Тактику, предложенную Черновым, Н.Д.Авксентьев назвал «политикой «постольку-поскольку». По его мнению, такая линия поведения «не считаясь ни с соотношением сил, ни с необходимостью упорной и настойчивой работы», ослабляла власть и отдавала ее «на растерзание большевизму справа».¹⁵⁶ В принципе, на наш взгляд, лидер правых Авксентьев в этом случае явно преувеличивал отрицательные стороны занимаемой Черновым позиции. Более того, для правых эсеров такое поведение Чернова была вполне предсказуемым. По-прежнему, как и в 1917 г., Чернов продолжал придерживаться центристских позиций. Полагая, что Директория – это ошибочный путь, он, тем не менее, не пошел по дороге открытого разрыва центристской части партии с правыми элементами, однозначного отрицания Директории и непризнания, хотя на этом настаивали левонастроенные деятели ЦК (Коган-Бернштейн, Чайкин). Свою задачу он видел в сохранении партией занятой на Уфимском совещании позиции, полагая, что дальнейшие уступки правым силам будут способствовать потери партией социально-политической базы.

Вместе с тем к октябрю 1918 г., то чего опасался Чернов, стало осуществляться. Всероссийское правительство под председательством Н.Д.Авксентьева пошло на ряд существенных уступок Сибирскому правительству. Директория принимает решение перебраться в Омск, где целиком власть принадлежала Сибирскому правительству вместо того, чтобы выбрать Екатеринбург, где предполагалось находиться Съезду Учредительного Собрания.¹⁵⁷ Современники отмечали, что в то время в Омске царила своеобразная атмосфера интриг, заговоров и «мексиканских» нравов, при которых «неудобные люди исчезали среди бела дня бесследно, похищенные или убитые неизвестно кем».¹⁵⁸ Решение в этих условиях Авксентьева переехать в Омск, да к тому же отказаться от помощи чехов в решении политических вопросов было просто самоубийственно. «Авксентьев, по словам Чернова, решил «двинуться прямо в логовище зверя», применяя тактику «политического «обволакивания» опасных для демократии элементов».¹⁵⁹

Под давлением Сибирского правительства Директория согласилась на образование Совета министров, куда вошли целиком так называемый Административный Совет Сибирского Правительства и министры Сибирского Правительства. Таким образом, «Сибирское Правительство превратилось во Всероссийское. Ни один социалист не вошел в Совет министров». Состав министров был полной неожиданностью для Совета Управляющих (образованного вместо Комуча) и для ЦК эсеров.¹⁶⁰ Члены Директории взяли в свои министры Ивана Михайлова, замешанного в убийстве министра эсера Новоселова «Хотя, - по словам Зензинова, - и понимали прекрасно, что Михайлов окажется для Всероссийского правительства роковым человеком, что он погубит Всероссийскую власть».¹⁶¹ Зензинов в своем дневнике писал, что «сибирский Административный Совет решил взять нас измором и, взяв фактически в свои руки всероссийскую власть, превратить нас в декорацию».¹⁶²

Директория в вопросе организации военных сил встала на точку зрения Сибирского правительства, ратующего за возврат к порядкам старой армии - «восстановление погон и дисциплины старого типа», запрещение идеологической работы в войсках.¹⁶³ Наконец, самой грубой политической ошибкой Директории Чернов считал роспуск всех областных правительств (Комуча, башкирского, киргизского, туркестанского, Екатеринбургского) и Сибирской Областной Думы. Всероссийское правительство рубило сук, на котором сидело: с роспуском демократических правительств и думы оно теряло реальную силу и социально-политическую опору, осталось совершенно бессильным перед лицом Административного Совета сибирского правительства, готовящего Колчаковский переворот. ¹⁶⁴

Указание всех ошибок и просчетов Директории нашло отражение в «черновской грамоте». По настоянию Чернова 22 октября 1918 г. ЦК ПСР издал циркулярное письмо к партийным организациям с критикой результатов Уфимского совещания и политики Директории, заявив, что последняя будет поддерживаться партией при условии, если она будет носить последовательно демократический характер и в ее войсках будут созданы условия для свободной пропаганды эсеровских взглядов. Письмо ЦК ПСР было резко отрицательно встречено правыми эсерами, входившими в Директорию. Авксентьев назвал «черновскую грамоту» «последним гвоздем в гроб Директории». Призыв ЦК к вооружению членов партии для борьбы с реакционными силами он считал «лучшим подарком реакции».¹⁶⁵

Монархические силы истолковали это письмо как призыв эсеров к вооруженному восстанию против Директории и использовали его как повод для переворота. Установившаяся 18 ноября 1918 г. диктатура А.В.Колчака и начавшиеся репрессии против эсеров подтвердили предвиденье Чернова относительно перспектив Директории. Белогвардейская диктатура, опиравшаяся на реакционное офицерство, реставрировала монархические порядки.

Чернов считал обвинения Авксентьева несостоятельными. «Возможно, что опубликование нашего документа несколько ускорило уже вполне подготовленное выступление заговорщиков, желавших предупредить наши приготовления к отпору», - признавал Чернов.¹⁶⁶ Судьба Директории была предопределена ее ошибками и просчетами. «Колчаковский заговор только спас Директорию от естественных последствий ее военной негодности… Но спас только в том смысле, что ее неминуемое поражение перенял на свои собственные плечи».¹⁶⁷

Совершенно очевидно, ситуация в Сибири и без «черновской грамоты» привела к установлению военной диктатуры. Победившая на Уфимском совещании компромиссная позиция «Союза Возрождения» не устраивала не только левоцентристских эсеров во главе с Черновым. Со стороны правых сил признание съезда членов Учредительного Собрания «государственно-правовым учреждением» рассматривалось как серьезное нарушение достигнутых ранее при образовании коалиционных союзов в Москве договоренностей.¹⁶⁸ А.И.Деникин в «Очерках русской смуты» писал: «Ответственность коалиционного правительства перед партийным эсеровским собранием являлась актом политически несообразным и психологически чреватым опасностями. Установление ее вызвало глубокое неудовольствие во всех несоциалистических кругах, перенесенное на месте на личный состав правительства». Решение совещания воспринималось правыми силами как воссоздание власти, носящей партийный характер, и «отталкивало от нее всех, кто не способен был связывать надежды на возрождение России с эсеровским Учредительным Собранием».¹⁶⁹

Бесперспективность политики Директории осознавали и сами члены Всероссийского правительства. В 1920 г. В.М.Зензинов писал: «Правы, увы, оказались те из социалистов, которые остались в меньшинстве и предостерегали против коалиции с буржуазией, заранее убежденные в коварстве и измене последней, в неспособности понять глубокий смысл происходящих революционных событий. История оправдала их недоверие».¹⁷⁰

Апрельский пленум и IX Совет партии в июне 1919 г. осудили коалицию с кадетами. Для тщательного расследования причин отклонения от партийной тактики и для установления ответственных лиц на IX Совете партии была избрана специальная следственная комиссия.¹⁷¹ «Уфимское совещание и тактика Директории вошли в сознание партии общепризнанным образцом того, как не надо вести партийную политику, а эсеровские деятели Директории лишились в партийной среде всякого авторитета», - подчеркивал Чернов.¹⁷²

В условиях обострения классовой борьбы и начавшейся интервенции Чернов пытался балансировать между противодействующими лагерями, избрав тактику «третьей силы». Не поддерживая ни белое движение, в котором видел особую опасность для независимости страны, поскольку оно опиралось на союз с Антантой, ни большевиков, он связывает свои надежды с созданием единой социалистической партии, стоящей на принципах социализма и демократии. Потенциальных союзников в этом деле он видел в меньшевиках. Со стороны эсеров были предприняты некоторые шаги к сближению, закончившиеся, однако, безрезультатно. На предложение ЦК ПСР устроить совместное заседание центральных комитетов обеих партий по этому вопросу меньшевики ответили отказом.¹⁷³ Несмотря на сближение идейно-теоретических позиций меньшевиков и эсеров и стремление последних добиться единства действий, единая тактика оппозиционных партий так и не была выработана, что в конечном итоге способствовало окончательному поражению обеих партий на политической арене и торжеству большевизма.

Тот факт, что Чернов и примыкающая к нему часть партии решительно отмежевались от белогвардейской диктатуры, позволяет пересмотреть устоявшееся в советской историографии мнение, согласно которому эсеровская партия выступала на стороне контрреволюции. Так, в обращении ЦК ПСР «К социалистическим партиям всех стран» от 15 июля 1919 г. признавалось, что среди двух борющихся за власть диктатур «диктатура буржуазно-помещичьей реакции... в лице старых царских генералов - Колчака, Деникина и др.», поддержанная Антантой, представляет наибольшую опасность для независимости страны и свободы ее народов. Она несет в себе «самую жестокую социально-политическую реставрацию», воскрешающую самодержавный режим, восстанавливающую дворянское, помещичье землевладение, ликвидацию свободы рабочего движения, уничтожение рабочего законодательства, утвержденного в России Февральской революцией.¹⁷⁴ В марте 1919 г. Чернов нелегально прибывает в Москву и принимает активное участие в пропагандистской работе, призывая массы на борьбу с А.В.Колчаком и А.И.Денинкиным.

Одновременно Чернов пытался воздействовать и на большевиков с целью демократизации политического режима. По его инициативе ЦК ПСР издает публичное обращение «Ко всем», в котором призывает большевиков прекратить войну с демократией, вернуться к системе политических свобод, провести перевыборы в Советы. Эсеры соглашались свои разногласия с большевиками в вопросах о всеобщем избирательном праве и Учредительном собрании предоставить на суд Советов «как последней легальной инстанции и лояльно подчиниться их решению». Вспоминая об этом эпизоде в 20-е гг., Чернов отмечал, что если бы большевики были способны к демократическому перерождению, «мы нашли бы в себе достаточно способности к государственному мышлению, чтобы ради блага страны отрешиться от инерции гражданских войн, перестать думать о сведении старых счетов, пойти навстречу этим уступкам и придать своей идейной борьбе против большевизма соответственные легальные и лояльные формы».¹⁷⁵

Однако после окончания гражданской войны большевики ужесточают политический режим в стране и открыто переходят к репрессиям против эсеров. На состоявшейся в сентябре 1920 г. партийной конференции эсеры приветствовали победу народа над интервенцией и контрреволюцией, признав ее не столько заслугой Красной Армии, сколько результатом народного восстания. В резолюции конференции отмечалось, что политика большевиков, направленная на ликвидацию остатков народовластия, неизбежно приведет к широкому повстанческому движению народных масс. В связи с этим эсеры считали неизбежным «в будущем возобновление партией вооруженной борьбы с большевистской властью».¹⁷⁶

Победа большевиков в войне и последовавшее за этим ужесточение репрессий заставили Чернова после выступления с критикой Советской Власти перед Союзом печатников в честь прибывшей в Москву английской рабочей делегации выехать из России в сентябре 1920 г. ЦК партии поручил Виктору Михайловичу организовать за границей издание эсеровской литературы. Сначала он поселился в Эстонии, Юрьеве а затем Ревели, где с декабря 1920 г. организовал выпуск периодического журнала партии «Революционная Россия», сыгравшего важную роль в обосновании программно-тактических позиций эсеровской партии в 20-е гг. ХХ в.

В «Проекте экономической программы», представленном на рассмотрение ЦК партии весной 1920 г. и впоследствии опубликованном в «Революционной России», Чернов предлагал: сохранить управление важнейшими отраслями промышленности в руках государства, денационализировать среднюю и мелкую промышленность, либерализовать цены, провозгласить свободу торговли, взять курс на восстановление денежной и кредитной систем, привлечь иностранный капитал.¹⁷⁷ Как очевидно, критика Черновым экономической политики большевиков отражала существующие реалии, а предлагавшаяся альтернатива предвосхитила поворот власти к НЭПу.

В условиях начавшегося в России голода эсеры высказались за снятие экономической блокады и международную помощь голодающим. «Мы убеждены, что только восстановление живых связей России со всем миром, только снятие с России блокады могут разбудить живые силы, которые таятся в самом народе, и прежде всего в его экономической жизни», - говорилось в заявлении эсеровской фракции на частном совещании членов Учредительного собрания в январе 1921 г.¹⁷⁸ Чернов принял участие в этом совещании как частное лицо. Совещание было созвано по инициативе правых эсеров для объединения антибольшевистских либеральных и социалистических сил. ЦК эсеров отрицательно отнеслось к этому мероприятию, полагая, что сотрудничество с либералами дискредитирует партию.

Кризис внутренней политики большевиков вызвал серию крестьянских выступлений на Тамбовщине, Дону, Кубани и Сибири. В конце февраля 1921 г. в Петрограде забастовали практически все промышленные предприятия. Волнения перекинулись в Кронштадт - самую крупную военно-морскую базу Советской республики. Во время Кронштадского мятежа в марте 1921 г. Чернов развернул бурную деятельность по поддержке восстания, призывая «Внепартийное объединение» Административный центр, организовать вооруженную, финансовую и продовольственную помощь. Жестокая расправа большевиков над восставшими подтолкнула Чернова к переходу от нейтралитета к резкой конфронтации с большевиками. Последние надежды на эволюцию большевиков в сторону демократии исчезли. «Теперь ясно, что большевизм не способен ни к какой эволюции, ни к какому внутреннему само- реформированию. Время, когда он уступками мог попытаться примирить с собой страну, прошло безвозвратно», - писал Чернов в «Революционной России» по поводу кронштадтских событий.¹⁷⁹ Эсеровская партия взяла курс на активную борьбу с господствующим режимом. Но при этом главным условием Чернов считал участие в ней самого народа, которое рассматривалось как необходимая предпосылка демократического возрождения. Эта тактическая линия была закреплена на Х Совете партии в августе 1921 г.

В документах Совета отмечалось, что партия расценивала стихийные восстания против большевиков как «вынужденное средство самообороны доведенных до отчаяния масс».¹⁸⁰ Поскольку эсеры полагали, что эти выступления обречены на неудачу в силу неподготовленности, то партия отказывалась делать на них ставку в борьбе с большевизмом. Основной акцент в деятельности эсеров был сделан на собирание сил и организацию масс посредством внедрения в народные организации. Совет поставил задачу - создать в деревне наряду с нелегальными партийными ячейками легальных общественно-политические крестьянские объединения - «Союзы трудового крестьянства». Основные программные лозунги партии оставались прежними: социализация земли, свобода и независимость кооперативных и трудовых объединений трудящихся и созыв Всероссийского Учредительного собрания.

Подводя предварительные итоги революции и гражданской войны, Чернов отмечал, что важные изменения произошли в социальной структуре российского общества. Буржуазия не оказала почти никакого сопротивления большевизму и была разбита без всякой борьбы.¹⁸¹ Дворянско-земледельческий класс и помещичье хозяйство - полностью уничтожены в ходе аграрной революции.¹⁸² Такая социальная трансформация, по его мнению, выбила социальную опору у монархических и либеральных партий, которые практически прекратили свое существование, были выброшены судьбой за границу, стали раскалываться и дробиться. Распыление и деморализация части индустриального пролетариата привели к превращению меньшевиков «фактически в научно-теоретический клуб, блюдущий чистоту старых форм учения Маркса от большевистских извращений», пытающегося находиться в рамках лояльной легальной оппозиции к большевизму.

Серьезную социальную базу в лице крестьянства, по мнению Чернова, имеет только партия эсеров, именно поэтому она является «по-прежнему самым серьезным противником большевизма». Этим и объясняется тот факт, что на эту партию перманентно направляются все новые и новые удары большевистских репрессий».¹⁸³ В 1920-е гг. эсеровская партия действительно переживала трудные времена. Если первая половина десятилетия была ознаменована консолидацией партийных и эмигрантских сил в связи с политическим процессом 1922 г., проведением I съезда заграничных групп в ноябре 1923 г., то со второй половины усиливаются дезинтеграционные процессы. В мае 1925 г. большевиками был разгромлен руководящий эсеровский центр - Центральное Бюро ПСР в России. Поиски причин провала вызвали разногласие в ЗД и привели в 1926 г. к ее расколу.

Таким образом, на всем протяжении существования партии проявилась специфическая черта тактических установок эсеров - стремление к широким коалициям с либеральными и революционными силами. При благоприятных условиях эта тенденция могла бы привести к образованию прочного и сильного левого блока. Но в условиях слабости и рыхлости партийной структуры социалистов-революционеров она приводила к усилению разброда и шатания в партии и способствовала поражению партии на политической арене России.

Примечания

¹ Чернов В.М. Аграрно-Социалистическая Лига. Очередной вопрос. - Б.м., б.г. - С.41, 42.

² Чернов В.М. Социалистические этюды. - М., 1908. - С. 329.

³ ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д. 28. Л. 11.

⁴ Там же. Д.31. Л.83.

⁵ Гарденин Ю. [Чернов В.М.] Характер современного крестьянского движения // Сборник статей А.Антонова, А.Баха, Е.Брешковской и др. - М., 1908. - С.167-170; От крестьянского союза партии социалистов революционеров: Ко всем работникам революционного социализма в России // Там же. - С.148-149, 151-152.

⁶ Чернов В.М. Рождение революционной России (Февральская революция). - Прага, 1934. - С.81.

⁷ Программа партии социалистов-революционеров. (Утвержденная первым съездом партии 30 декабря 1905 г.) // Революционная Россия. - 1924. №33-34. - С.9-10; Чернов В.М. Рождение революционной России… - С.84-90.

⁸ Чернов В.М. Разложение и новообразование классов в послереволюционной России. Международный институт социальной истории (далее МИСИ). Архив ПСР. 1037 (Фильмокопии материалов Архива ПСР находится в РГАСПИ).

⁹ Чернов В.М. Социалистические этюды... - С. 332.

¹⁰ Чернов В.М. Аграрно-социалистическая Лига. Очередной вопрос. - Б.м., б.г. - С.40-41.

¹¹ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.31. Л.100-102.

¹² Хильдемайер М. Шансы и пределы аграрного социализма в российской революции // Россия в ХХ веке. Историки мира спорят. - М., 1994. - С.130.

¹³ МИСИ. Архив ПСР. 1037.

¹⁴ Там же.

¹⁵ Там же.

¹⁶ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.31. Л.62

¹⁷ Оленин Б.[Чернов В.М.] Заметки о терроре // Знамя труда. - 1909. - №19. - С.7.

¹⁸ МИСИ. Архив ПСР. 1037.

¹⁹ Чернов В.M. К характеристике общественного движения // Русское богатство. - 1905. - №10. - С.138-141; Гарденин Ю. [Чернов В.М.] Вехи, как знаменье времени // Вехи, как знаменье времени. - М., 1910. - С.19; Вечев Я. [Чернов В.М.] Умеренные и крайние // Заветы. - 1912. - №1. - С.131-135.

²⁰ Вечев Я. [Чернов В.М.] Дела и дни. Современные примиренцы и алгебраическая формула нашего политического положения // Заветы. - 1913. -№1. - С.105-106.

²¹ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.31. Л.73-74.

²² От крестьянского союза партии социалистов-революционеров: Ко всем работникам революционного социализма в России // Революционная Россия. - 1902. - №8. - С.5.

²³ Там же. - С.12-13.

²⁴ Резолюция о боевых дружинах в деревне в связи с аграрным террором // Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы, 1900-1907 гг. - М., 1996. - Т.1. - С.161-163; Чернов В.М. К характеристике максимализма // Социалист-революционер. - 1910. - №1. - С.189-190; Чернов В.М. Перед бурей. - Нью-Йорк, 1953. - С.215-217.

²⁵ Чернов В.М. К характеристике максимализма // Социалист-революционер. - 1910. - №1. - С.191-192; Чернов В.М. Перед бурей... - С.217. Такая позиция была поддержана большинством эсеровских организаций. На съезде крестьянских работников, проходившем в июне 1905 г., тактика аграрных террористов была осуждена. Съезд категорически потребовал «не включать поджоги в программу работы крестьянских братств». Решение об осуждении аграрного террора было принято и на I съезде партии, и впоследствии подтверждено I общепартийной конференцией эсеров (Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907гг. - М., 1997. - С.161).

²⁶ Чернов В.M. К характеристике максимализма // Социалист-революционер. - 1910. - №1. - С.192; Чернов В.М. Перед бурей. - Нью-Йорк, 1953. - С.218.

²⁷ Чернов В.М. Основные вопросы пролетарского движения. - Пг., 1917. - С.129.

²⁸ Протоколы второго (экстренного) съезда партии социалистов-революционеров // Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы... - С.615-616.

²⁹ Гарденин Ю.[Чернов В.М.] Всеобщая стачка // Сборник статей А.Антонова, А.Баха, Е.Брешковской и др. - М., 1908. - С.128.

³⁰ Лутохин Д.А. Зарубежные пастыри // Минувшее: Исторический альманах. Вып. 22. – СПб, 1997.- С.69.

³¹ Чернов В.М. Перед бурей. - Нью-Йорк, 1953. - С.226-227.

³² Там же. - С.228.

³³ Протоколы первой общепартийной конференции партии социалистов-революционеров. - Лондон, 1908. - С.94.

³⁴ На современные темы. - СПб., 1906. - №3. - С.6.

³⁵ Гарденин Ю. [Чернов В.М.] III Съезд Всеросс. Ж.-д. Союза // Партийные известия. - 1906. - № 4. - С.4.

³⁶ Чернов В.M. Основные вопросы пролетарского движения. - Пг., 1917. - С. 54, 56.

³⁷ Протоколы первой общепартийной конференции. - Лондон, 1908. - С. 232.

³⁸ Протоколы первого съезда партии социалистов-революционеров// Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. 1900-1907. - М., 1996. - С.225-226; Эти идеи он развивал на Первой общепартийной конференции. См.: Протоколы Первой общепартийной конференции. - Лондон, 1908. - С.176-178.

³⁹ Там же. С. 267-269.

⁴⁰ Гарденин Ю. [Чернов В.М.] Организационный вопрос // Сборник статей А.Антонова, А.Баха, Е.Брешковской и др. - М., 1908. - С. 347.

⁴¹ Там же. - С. 348-351.

⁴² [Чернов В.М.] Террористический элемент в нашей программе // История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях/ Сост. О.В.Будницкий. - Ростов-на-Дону, 1996. - С.196.

⁴³ Там же. - С.202.

⁴⁴ Социалист-революционер. - 1910. - №2. - С. 14.

⁴⁵ Там же. - С.40, 45.

⁴⁶ Пятый Совет Партии // Знамя труда. - 1909. - №19. - С.3.

⁴⁷ Чернов В.M. К характеристике максимализма // Социалист-революционер. - 1910. - №1. - С.298-299.

⁴⁸ Чернов В.M. Организация или распыление революции // Сознательная Россия. - Вып.2. - 1906. - С. 5-9, 16-20.

⁴⁹ Протоколы второго (экстренного) съезда партии // Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы... - С.594, 595.

⁵⁰ ГАРФ. Ф. 5847. Оп.2. Д. 1ж. Л.1.

⁵¹ Чернов В.М. Перед бурей... - С.208.

⁵² Леонов М.И. Партия социалистов-революционеров в 1905-1907 гг... - С.157.

⁵³ ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д. 69. Л. 706.

⁵⁴ Протоколы второго (экстренного) съезда партии социалистов-революционеров // Партия социалистов-революционеров... - С.608-610.

⁵⁵ Там же. - С.609.

⁵⁶ Чернов В.М. Упразднение народничества // Заветы. - 1914. - №6. - С.123.

⁵⁷ Гарденин Ю. [Чернов В.М.] Вехи, как знаменье времени // Вехи, как знаменье времени. - М., 1910. - С.19.

⁵⁸ Там же. - С.20.

⁵⁹ Вечев Я. [Чернов В.М.] «Умеренные» и «крайние» // Заветы. - 1912. - №1. - С.140.

⁶⁰ Гарденин Ю. [Чернов В.М.] Вехи, как знаменье времени // Вехи, как знаменье времени. - М., 1910. - С.21.

⁶¹ Леонов М.И. Эсеры и II Дума // Вопросы истории. - 1997. - №2. - С.22.

⁶² Гинев В.Н. Борьба за крестьянство и кризис русского неонародничества, 1902-1914 гг. - Л.,1983. - С.150; Демин В.А. Государственная Дума России (1906 -1917): механизм функционирования. - М., 1996. - С.39; Леонов М.И. Эсеры и II Дума // Вопросы истории. - 1997. - №2. - С.25.

⁶³ Чернов В.М. Откровенная книга (А.Морской «Исход русской революции 1905 г. и правительство Носаря) // Заветы. - 1911. - №7. - С.202-206.

⁶⁴ Там же. - С.188.

⁶⁵ Протоколы первого съезда партии социалистов-революционеров // Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы... - С.414 -415.

⁶⁶ Протоколы первой общепартийной конференции. - Лондон, 1908. - С.100.

⁶⁷ Вечев Я. [Чернов В.М.] II кризис либерализма // Современник. - 1911. - №8. - С.349.

⁶⁸ Там же. - С.349-351.

⁶⁹ ГАРФ. Ф. ДП. 00. Д.220. Л.47, 50; Там же. 1911. Д.220. Л.7, 9.

⁷⁰ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.65. Л.383 об.

⁷¹ Вечев Я. [Чернов В.М.] Дела и дни. Бессмертно-мещанское // Заветы. - 1912. - №4. - С.129.

⁷² Там же. - С.122, 121.

⁷³ Вечев Я. [Чернов В.М.] II кризис либерализма // Современник. - 1911. - №8. - С. 333.

⁷⁴ Вечев Я. [Чернов В.М.] Выборные мелодии // Заветы. - 1912. - №.5. - С.190-191.

⁷⁵ Чернов В.М. Литературные впечатления. Либеральный демократ старого типа (о С.А. Муромцеве) // Современник. - 1911. - № 9. - С.124-125.

⁷⁶ Чернов В. Уроки прошлого. К постановке вопроса // Революционная Россия. – 1925. - №42. – С.19,20.

⁷⁷ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1.Д.63.Л.2-5.

⁷⁸ Там же. Л.6.

⁷⁹ Там же.

⁸⁰ Там же. Л.7.

⁸¹ Чернов В.М. Рождение революционной России... С. 237-238.

⁸² Чернов В.М. Уроки прошлого // Революционная Россия. - 1925. - №42. - С.15.

⁸³ Политические партии России. Конец ХIХ - первая треть ХХ века: Энциклопедия. - М., 1996. - С.679.

⁸⁴ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.65. Л.383 об.

⁸⁵ Чернов В.М. Рождение революционной России... - С.374.

⁸⁶ Там же. - С.369.

⁸⁷ Там же. - С.227, 228, 229.

⁸⁸ [Чернов В.М.] Советы и демократия. Центральный комитет П. С.-Р. Тезисы для партийных агитаторов и пропагандистов, № 4 // Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 г. Документы из Архива П.С-Р./ Собр. М.Янсен. - М., 1989. - С. 68.

⁸⁹ Чернов В.М. Рождение революционной России... - С.224.

⁹⁰ Там же. - С.226.

⁹¹ Программа партии социалистов-революционеров // Революционная Россия. - 1924. - №33-34. - С.11; Чернов В.M. Литературные впечатления. Либеральный демократ старого типа (о С.А. Муромцеве) // Современник. - 1911. - №9. - С.175-176.

⁹² Протасов Л.Г. Всероссийское учредительное собрание. История рождения и гибели. - М., 1997. - С.18.

⁹³ Земельный вопрос. Доклады Министра Земледелия В.М.Чернова Всероссийскому Совету Крестьянских Депутатов. - Пг., 1917. - С.43-45.

⁹⁴ Гинев В.Н. Аграрный вопрос и мелкобуржуазные партии в России в 1917 г. - Л., 1977. - С.118.

⁹⁵ Земельный вопрос. Доклады Министра Земледелия В.М.Чернова Всероссийскому Совету Крестьянских депутатов... - С.31.

⁹⁶ Чернов В.М. Уроки прошлого // Революционная Россия. - 1925. - №42. - С.15.

⁹⁷ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.69. Л.490.

⁹⁸ Там же.

⁹⁹ РГАСПИ. Ф. 274. Оп. 1. Д. 40. Л. 91 Л. 89.

¹⁰⁰ Протоколы третьего съезда П.С.-Р. - Пг., 1917. - С.193.

¹⁰¹ Чернов В.М. Рождение революционной России... - С.254.

¹⁰² Краткий отчет о работе четвертого съезда П.С.-Р. - Пг., 1918.

¹⁰³ ГАРФ. Ф.5847. Оп.2. Д.16. Л.403.

¹⁰⁴ ГАРФ. Ф.5847. Оп.2. Д.6. Л.577.

¹⁰⁵ Протоколы Центрального комитета Партии социалистов-революционеров с комментариями В.М.Чернова // Вопросы истории. – 2000. - №8. – С.4-5.

¹⁰⁶ Бабина Б.А. Февраль 1922 // Минувшее. – М., 1990. - №2. – С.22.

¹⁰⁷ Лещенко-Сухомлина Т. Долгое будущее. - М., 1991. - С.432-433.

¹⁰⁸ Из статьи Р.А.Абрамовича, посвященной В.Чернову, напечатана 22 апреля 1952 г. в еврейской газете «Forwards». Рукописный перевод представлен в Hoover Institution archives. B.I.Nikolaevsky Collection. Box.386. F.26. Опубликовано: В.М. Чернов: человек и политик. Материалы к библиографии. - Саратов, 2004. - С. 244-248.

¹⁰⁹ ГАРФ.Ф.5847. Оп.2. Д.6. Л.593.

¹¹⁰ Чернов В.M. Конструктивный социализм. - М.,1997. - С.189-190.

¹¹¹ РГАСПИ. Ф. 274. Оп.1. Д. 40. Л. 88.

¹¹² Чернов В.M. Рождение революционной России... - С. 26-27.

¹¹³ Чернов В.М. Уроки Кронштадта // Революционная Россия. - 1921. - №5. - С.5.

¹¹⁴ Краткий отчет о работе четвертого съезда П.С.-Р. - Пг., 1918. - С.123.

¹¹⁵ Чернов В.M. Рождение революционной России... - С.19.

¹¹⁶ Чернов В.М. Уроки коммунистического опыта // Воля России. - 1923. - №17. - С.29.

¹¹⁷ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.11. Л.122.

¹¹⁸ Краткий отчет о работе четвертого съезда П. С.-Р. - Пг., 1918. - С.123-127, 144-146.

¹¹⁹ Чернов В.М. Вопросы тактики. Из итогов прошлого опыта // Революционная Россия. - 1921. - № 23. - С.4.

¹²⁰ Чернов В.М. Перед бурей. - Нью-Йорк, 1953. - С.369, 371.

¹²¹ Чернов В.М. Иностранная интервенция и русский большевизм // Революционная Россия. - 1922. - №24-25. - С.19-20.

¹²² В.М.Зензинов упоминает, что разговоры о высадке десанта на севере России и на Дальнем Востоке, «о содействии военной борьбе с немцами и большевиками внутри страны», велись неоднократно. Более того, «велись официально». В своих воспоминаниях он отмечает, что от имени ЦК ПСР «через сербов вел с союзниками переговоры В.М.Чернов», с французами через члена военной французской миссии Эрлиша вели переговоры Е.М.Тимофеев и он. Переговоры с французами продолжали от имени Межфракционного Совета Учредительного Собрания Н.ВЧайковский, И.И.Фундаменский, А.А.Трояновский, от лица Союза Возрождения – Н.Д.Авксентьев, Н.И.Астров, В.А.Мякотин. Союзники не только обещали помощь, но и участвовали в разработке конкретных планов военных действий. Со слов В.Зензинова генерал В.Г.Болдаревым и представители французской военной миссией рассматривали план «создания общими усилиями русских и союзников волжско-уральско-северного фронта». Впоследствии в личных беседах с А.Ф.Керенским осенью 1918 г. официальный Лондон и Париж категорически отрицали наличие таких планов и участие в их разработке официальных представителей союзников. Но факт остается фактом, переговоры велись, обещания давались, и эсеры делали свою политическую ставку исходя из возможной военной помощи в борьбе с большевиками и немцами со стороны союзников. В воспоминаниях 1919 г. В.Зензинов отмечал, что «мы тогда вполне доверяли обещаниям союзников и на этих обещаниях строили свои планы, в которые ангажировали многие тысячи людей. Десанты на севере России и на Дальнем Востоке, близкая возможность активной борьбы с Германией и большевиками вместе с союзниками – все это было для нас вполне реальными возможностями, на которых мы строили и свою общую политику». Зензинов В. Борьба российской демократии с большевиками в 1918 году. – Москва-Самара-Уфа-Омск. 1919. Hoover Institution Archives, B.I.Nicolaevsky collection, Box8. F.24.

¹²³ Майский И.М. Демократическая контрреволюция. – М., 1923. – С.69-70.

¹²⁴ Лебедев В.Л. Лучше поражение, чем измена или капитуляция.// Воля России. – 1928. - №8-9. -С.210-211.

¹²⁵ В серии статей в «Воли России» он подчеркивал, что задача восстановления Восточного фронта и борьбы с германскими завоевателями была неосуществима в 1918 г. Эсеры тогда не учитывали ряд реальных фактов. Во-первых, «состоявшееся поражение России, разрушение ее боевой силы, делавшее невозможным для союзников серьезно рассчитывать на возобновление с ее стороны военных действий против Германии». Во-вторых, «быстро менявшееся в пользу союзников соотношение сил на западном фронте, в связи с переброской американских войск… и колоссальных технических средств». В-третьих, невозможность, политическая и стратегическая, переброски на Волгу или на Урал союзнических сил, следовательно «иллюзорность восстановления «восточного фронта»». Союзники, подчеркивал он, в этот момент не считались с интересами России и русской демократии, а преследовали одну цель - задержать в России возможно больше германских войск и помешать возвращению в Германию громадного количества военнопленных. Сухомлин В.В. Политические заметки // Воля России. – 1928. - №10-11. - С.164; Он же. «Антигосударственность» и «Антипатриотизм» социалистов-революционеров // Воля России. – 1931 - №1-2. – С.170. В защиту позиции эсеров в отношении союзников, встал на страницах «Современных Записок» правый эсер М.В.Вишняк. «Можно считать такую безусловную преданность общему делу с союзниками неправильным, - свидетельством романтической верности данному слову, но не политической дальновидностью и гибкостью», - писал он. - «Можно доказывать задним числом «иллюзорность восстановления восточного фронта», но исторически те, кто это делает - не правы. В тех условиях для партии эсеров заботиться «о будущем России, ее чести и достоинстве» по-другому, было невозможно. Эсеры остались верными девизу: «лучше поражение – чем измена». Вишняк М.В. Гражданская война // Современные записки. – 1930. - №41. - С.343-346.

¹²⁶ В этом плане представляет интерес отношение эсеров к мятежу их бывших однопартийцев - левых эсеров в Москве 6 июля 1918 г. Выступление было неподготовлено, в большей степени стихийно, чем организовано, тем не менее, поражает мотивация, по которой эсеры не поддержали такую блестящую возможность взять власть в свои руки в Москве. В.М.Зензинов отмечает, что соблазн воспользоваться растерянностью большевиков в этот момент был велик, но эсеры «предпочли воздержаться от выступления, боясь скомпрометировать себя союзом с левыми с.-р-ами. Для нас борьба левых с.-р-ов с большевиками была чисто партийной борьбой и в лице левых с.-р-ов мы видели таких же врагов народовластия, какими были большевики. Вступать с ними в союз ради достижения обще-национальных задач – казалось нам чистейшим абсурдом» (Hoover Institution Archives, B.I.Nicolaevsky collection, Box 8. F24).

¹²⁷ Мельгунов С.П. Воспоминания и дневники / Составление, примечания и подготовка текста Ю.Н.Емельянова. – М., 2003. – С.331.

¹²⁸ VIII Совет партии социалистов-революционеров (7-16 мая 1918 г. Москва). Материалы // Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2. Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.391.

¹²⁹ Пролетарская революция. – 1921 - №1. С.119; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2.Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.414.

¹³⁰ Чернов В. М.Иностранная интервенция и русский большевизм // Революционная Россия. - 1922. - №24-25. - С.20; ГАРФ. Ф.5847.Оп.2.Д.2 (1б).Л.2,3.

¹³¹ Чернов В.М. Из итогов прошлого опыта // Революционная Россия. - 1922. - №23. - С.5.

¹³² Межпартийные объединения «Союз Возрождения России» и «Правый Центр» были образованы в марте 1918 г. для организации антибольшевистского движения. Построенные по «персональному принципу» через голову партийных центров они состояли из представителей кадетов, народных социалистов, членов правого крыла эсеровской партии и беспартийных из числа военных, торгово-промышленных кругов и кооператоров. Основные положения программы коалиционных союзов включали создание на контролируемой территории сильной власти в виде Директории, при этом не исключался созыв Учредительного собрания, полномочного лишь санкционировать созданную власть. Фактически эта программа и была реализована в сентябре 1918 г. на Уфимском Государственном совещании. Эсеровский ЦК относился отрицательно к вступлению членов партии в коалиционные организации, но прямого запрета на вступление не наложил. Как пояснял свою позицию Чернов, ЦК и он в это время были введены в заблуждение и считали «Союз Возрождения» «невинным политическим клубом». (Чернов В. Из итогов прошлого опыта // Революционная Россия. - 1922. - №23. - С.7.) Однако при первом обсуждении вопроса о взаимоотношении партии и Союза летом 1918 г. в Самаре была принята резолюция, в которой заявлялось, что официальных представителей партии в союзе нет и быть не может и партия не несет ответственности за действие отдельных членов, вступивших в эту организацию без ее ведома. В сентябре 1918 г. по инициативе Чернова ЦК П.С.-Р. была принята резолюция, осуждающая эсеров, принимающих участие в деятельности «Союза Возрождения России».

¹³³ Hoover Institution Archives, M.A.Krol collection, Box 1. Моисей Аронович Кроль родился в 1862 г. в Житомире в ортодоксальной еврейской семье. С 1880 г. – вступает в партию «Народная воля». В 1888 г. защищает диссертацию по юридическим наукам. В этом же году за революционную деятельность был арестован, до 1896 г отбывал административную ссылку в Сибири. В 1908 г. Кроль с семьей переезжает в Иркутск. После Февральской революции 1917 г. он входит в Исполнительный Комитет, осенью избирается в члены Учредительного Собрания по эсеровским спискам. Кроль как член Учредительного Собрания участвовал в государственном совещании в Уфе, затем вернулся в Иркутск. После Колчаковского переворота, боясь расправы со стороны монархически настроенных офицеров, покинул Иркутск и переехал в Харбин, где проживал до 1925 г. В 1925 г. уезжает в Париж. С 1928 г. становится сотрудником журнала «Цукунфт» выходящим на идиш в Нью-Йорке. На страницах журнала впервые появляются мемуары Кроля «Страницы из моей жизни», имевшие большой успех. В 1939 г. переезжает в Нью-Йорк, где в 1944 г. после смерти Кроля, своего председателя, «Объединение Русско-Еврейской интеллигенции» издает на русском языке первый том его воспоминаний, машинописная рукопись которых находится в Гуверовском архиве Ст’нфордского университета США. Кроль скончался в Ницце 31 декабря 1942 г.

¹³⁴ Протоколы заседаний ЦК партии эсеров (июнь 1917 –март 1918 г.) с комментариями В.М.Чернова // Вопросы истории. – 2000. - №7. – С.7-8.

¹³⁵ Чернов В.М. Н.Д.Авксентьев в молодости // Новый журнал. – Нью-Йорк. – 1943. - №5. – С.351.

¹³⁶ Протоколы заседаний ЦК партии эсеров (июнь 1917 –март 1918 г.) с комментариями В.М.Чернова // Вопросы истории. – 2000. - №9. – С.11.

¹³⁷ ГАРФ. Ф.5847. Оп.2.Д.2.Л.40, 29; ГАРФ. Ф.144. Оп.1.Д.21.Л.21.

¹³⁸ ГАРФ. Ф.5847. Оп.2.Д.2.Л.30.

¹³⁹ Мельгунов С.П. Воспоминания и дневники / Составление, примечание и подготовка текста Ю.Н.Емельянова. – М., 2003. – С.334-335.

¹⁴⁰ ГАРФ. Ф.5847.Оп.2.Д.2.Л.32. По поводу непредвиденной задержки Чернов поясняет: «Я хотел избрать себе пунктом для выжидания событий г.Самару, в окрестностях которой уже мне приискали квартиру… Но товарищи по Ц.К., на основании вестей от Поволжского Областного Комитета, предполагавших, что центром движения станет Саратов, настояли на перемене этого решения. Я долго спорил, но затем уступил – в чем потом раскаивался... Эта перемена была фатальной» (ГАРФ. Ф.5847.Оп.2.Д.2 (1б). Л.1-2). О таком стечении обстоятельств говорится также в подготовленной и неопубликованной статье «”Черновская грамота” и Уфимская Директория и воспоминаниях «Перед бурей» (International Institute of Social History (I.I.S.G.) (Международный институт социальной истории г. Амстердам) Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.4; Чернов В.М. Перед бурей. – Нью-Йорк, 1953. – С.373. Историк Лапандин В.А. в своем диссертационном исследовании отмечает, что действительно первоначально центром антибольшевистского восстания был избран Саратов, но начатое там выступление 16 мая было подавлено. (Лапандин В.А. Комитет членов Учредительного Собрания: структура власти и политическая деятельность: Дис… канд. ист. наук. – Самара 1997. - С.46-47). Возможно, информация о подавлении восстания не дошла до ЦК и поэтому Чернов был направлен в Саратов).

¹⁴¹ ГАРФ. Ф.144. Оп.1.Д.21.Л.14.

¹⁴² Пролетарская революция. – 1921 - №1. С.117; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2.Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.413.

¹⁴³ ГАРФ. Ф.5847.Оп.2.Д.2.Л.32; Буревой. К. Распад. – М.. 1923. – С.46-47. Коган-Бернштейн выступил с этим обвинением членов ЦК на страницах пробольшевистского органа «Свободное Слово», выходящим в Самаре. Этот инцидент привел к расколу образовавшейся в Самаре коллегии ЦК ПСР и устранению от работы в ЦК М.Л. Коган-Бернштейна. Удрученный таким поворотом событий в знак протеста против решения ЦК и политики, проводимой в Уфе, Коган-Бернштейн решил вернутся на территорию Советской России. При переходе фронта был расстрелян большевиками. Впоследствии Чернов по этому поводу писал, что день исключения из ЦК Коган-Бернштейна только за то, что он открыто говорил о том, о чем, действительно, как оказалось, (следуя из письма Н.Д.Авксентьева к «С.-Р. юга России») распространялись правые эсеры, был одним из самых «черных» дней в истории партии, который бы хотелось зачеркнуть».

¹⁴⁴ Зензинов В.М. Правда о неправде // Общее дело. – 1919. – 22 апреля. Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2.Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.407.

¹⁴⁵ Чернов В.М. Из итогов прошлого опыта // Революционная Россия. – 1922. - №23. – С.8-9.

¹⁴⁶ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.9. Историк С.П.Мельгунов в своей книге «Трагедия адмирала Колчака», (Белград, 1930.) называл Союз Возрождения и Национальный центр – «двумя основными политическими организациями того времени». Эти организации заключили между собою соглашение и наметили состав будущего российского правительства. Мельгунов отмечал, что создание Комуча из представителей Учредительного Собрания, восстание на Волге и Самарский фронт «возник скорее в противовес планам Союза Возрождения и Национального Центра».

¹⁴⁷ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.4; Чернов В.М. Перед бурей. – Нью-Йорк, 1953. – С.374.

¹⁴⁸ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e). Л.5.

¹⁴⁹ Чернов В.М. Историк или истерик? (О г.Мельгунове) // Воля России. - 1925. - №3. - С.108.

¹⁵⁰ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.13.

¹⁵¹ Чернов В.M. Перед бурей. - Нью-Йорк, 1953. - С. 376-377, 378-379.; Он же. Историк или истерик // Воля России. - 1925. - № 3. - С.108.

¹⁵² Протоколы заседаний ЦК партии эсеров (июнь 1917 –март 1918 г.) с комментариями В.М.Чернова // Вопросы истории. – 2000. - №7. – С.8.

¹⁵³ ГАРФ. Ф.5847.Оп.2.Д.2.Л.28.

¹⁵⁴ Ракитников Н. Временное Правительство // Дело народа. – 1918. - №2 (5 октября). – С.1.

¹⁵⁵ I.I.S.G. Архив В.М. Чернова, № 45 (e) Л.12-13; Чернов В.М. Перед бурей. – Нью-Йорк, 1953. – С.378-379.

¹⁵⁶ Письмо Авксентьева к с.-р. юга России (Париж, 31 октября (1919 г.) // Пролетарская революция. – 1921 - №1. - С.116-117; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2.Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.413.

¹⁵⁷ В качестве реальной альтернативы выдвигались такие города, как Томск – научно-культурный центр, где заседала Областная Дума, Иркутск – большой промышленный центр с сильным рабочим классом, либерально настроенный Екатеринбург.

¹⁵⁸ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.29, 31. См. о нравах в Омске до переворота Колчака Допрос Чрезвычайной Следственной Комиссии б. Верховного Правителя России адм. Колчака»: Стенографический Отчет. – Иркутск 27.I/-6.II. 1920 г.– Допр. №7 и №9; Вишняк М.В. На Родине // Современные записки. – 1921. - №3. – 284-285.

¹⁵⁹ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.48; См. также об этом Гуревич В. Реальная политика в революции // Воля России. – 1923. - №14. – С.18.

¹⁶⁰ ГАРФ. Ф.144. Оп.1.Д.21.Л.28-29.

¹⁶¹ Г.К.Гинс. Сибирь, союзники и Колчак. - Пекин, 1921. - С.265-266, 274-275; I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.20.

¹⁶² ГАРФ. Ф.144. Оп.1.Д.21.Л.30.

¹⁶³ Ко всем партийным организациям. Обращение ЦК ПСР 22 октября 1918 г. Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2.Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.394.

¹⁶⁴ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.33-34.

¹⁶⁵ Письмо Авксентьева к с.-р. юга России (Париж, 31 октября (1919 г.) // Пролетарская революция. – 1921 - №1. - С.116-117; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт. / Т.3.Ч.2.Октябрь 1917 г. – 1925 г. – М., 2000. – С.413.

¹⁶⁶ Чернов В.М. Перед бурей. – Нью-Йорк, - 1953. – С.390.

¹⁶⁷ I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.25-26.

¹⁶⁸ Мельгунов С.П. Н.В.Чайковский в годы гражданской войны (Материалы для истории русской общественности: 1917-1925 гг.) – Париж, 1929. – С.152.

¹⁶⁹ Цитата по: Мельгунов С.П. Н.В.Чайковский в годы гражданской войны (Материалы для истории русской общественности: 1917-1925 гг.) – Париж, 1929. – С.153-154.

¹⁷⁰ Зензинов В.М. Немножко истории (К вопросу о коалицииях). // Воля России. – 1920. - №67 (1 декабря). Цитата по Чернов В.М. Историк или истерик // Воля России. – 1925. - №3. – С.108.

¹⁷¹ Чернов В.М. Из итогов прошлого опыта // Революционная Россия. - 1922. - №23. - С.5; I.I.S.G. Архив В.М.Чернова, № 45 (e) Л.62.

¹⁷² ГАРФ. Ф.5847.Оп.1.Д.69.Л.433.

¹⁷³ РГАСПИ. Ф.274. Оп.1. Д.2. Л.88 об.

¹⁷⁴ Там же. Л.83-83 об.

¹⁷⁵ Чернов В..М. Историк или истерик // Воля России. - 1925. - №3. - С.111,112; РГАСПИ. Оп.1. Д.1. Л.64.

¹⁷⁶ РГАСПИ. Оп.1. Д. 1. Л.61, 62.

¹⁷⁷ Чернов В.М. Пересмотр партийной программы // Революционная Россия. - 1921. - №3. - С.8-15; Он же. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - № 33-34. - С.11-16.

¹⁷⁸ Бюллетень Совещания членов Учредительного собрания. - Париж, 1921. - №2. - С.6.

¹⁷⁹ Чернов В. Кронштадт и демократия // Революционная Россия. - 1921. - №5. - С.4, 6.

¹⁸⁰ История политических партий России / Под ред. А.И.Зевелева. - М., 1994. - С.345.

¹⁸¹ Чернов В.М. Социальная структура послереволюционной России. ГАРФ. Ф.5847. Оп.1.Д.31.Л.67.

¹⁸² Чернов В.М. Разложение и новообразование классов в послереволюционной России. МИСИ. Архив ПСР. 1037.

¹⁸³ МИСИ. Архив ПСР. 1037.

socialist.memo.ru – Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года