К.Н.Морозов

«Партия трагической судьбы…»

В декабре 2006 г. - в январе 2007 г. исполняется 105 лет со времени возникновения партии социалистов-революционеров, возникшей на рубеже 1901-1902 г. Казалось бы за это время все должно было быть осмыслено и адекватно оценено. Но, увы!

ПСР до сих пор оболгана и память о ней, вытравленная и расстрелянная, заменена на стереотипы, совершенно неадекватные реалиям.

Крайне любопытно, что повальная смена минусов на плюсы в постсоветское время эсеров практически не коснулась. Более того - старые мифологемы прекрасно наложились на новые, трактующие эсеров примерно так, как это делали представители охранного ведомства до революции. Так, знаменитый автор "полицейского социализма" С.В.Зубатов, приветствуя в 1916 году выход книги своего коллеги А.И.Спиридовича «Партия социалистов-революционеров и ее предшественники. 1996-1916 гг.», в письме к нему восклицал: «Душа этой доморощенной партии неисправимых утопистов, органических беспорядочников и сентиментального зверья - террор - схвачена, усвоена и прослежена Вами превосходно". Душу этой партии Зубатов, подобно другому известному «охраннику» А.И.Спиридовичу (как и многие сегодня), видел в терроре.

Весьма резко в адрес эсеров высказывались и консерваторы, и социал-демократы, и либералы. По свидетельству С.Л.Франка, известный либерал П.Б.Струве (начинавший как социал-демократ) «ненавидел народничество», называл его «сифилисом русской мысли» и (по словам М.В.Вишняка) «расшифровывал с.-р. как Старый режим и утверждал, что марксистское истолкование истории имеет все преимущества перед народничеством» . В то же время М.И.Туган-Барановский и А.А.Кауфман считали, что при анализе особенностей эволюции сельского хозяйства эсеры оказались более правы, чем с.-д., настаивая на своеобразии русских экономических отношений . После революции 1905-1907 гг. и особенно после Февраля 1917 года свои оценки эсеровской аграрной программы (и не только ее) были вынуждены скорректировать и социал-демократы обеих фракций. Большевики заимствовали у эсеров ряд их идей, а меньшевики в 1952 г. дошли до признания возможности создания «единой социалистической партии».

В советское время средствами пропаганды целенаправленно было создано устойчивое представление об эсерах как о людях крайне несерьезных, экзальтированных, истеричных, перемежающих бросание бомб с пустыми патетическими речами, прекраснодушных утопистов, социалистов-реакционеров, чей социализм не революционен, а революционность не социалистична. Одна из самых расхожих и внедряемых в массовое сознание сегодня оценок эсеров: революционаристская, почвенническая партия, сочетавшая в своей программе социалистические утопии и консервацию патриархальных пережитков, своим террором разжигавшая накал страстей в обществе, открывшая дорогу большевистскому террору, который трактуется как прямое и логическое продолжение эсеровского террора.

Вероятно, для подобной логики и оценок тоже есть некоторые основания, но тем не менее представляется, что эти штампы, как и старые "советские", суть продукт селективного отбора ряда ярких, но частных черт и тенденций, оставляющего в тени целый ряд сущностных характеристик этой партии и ее социальной доктрины.

Что же выпадает из поля зрения сторонников этих взглядов? Многое, но самое главное, на наш взгляд, - то, что ПСР предложила такую модель переустройства России, которая нашла отклик в самых различных стратах общества. Именно это позволило ей стать в 1917 г. самой многочисленной и популярной партией в России. Так, летом 1917 г. в 436 эсеровских организациях насчитывалось около 1 млн человек (у кадетов в апреле-мае - 100 тыс. человек в 146 организациях; у большевиков (осенью) около 350 тыс. человек). Еще более убедительной представляется победа эсеров на выборах в Учредительное собрание, проходивших уже после захвата власти большевиками, всеми способами пытавшимися повлиять на ход и результаты этих выборов. По стране в целом эсеры получили 58 % голосов, тогда как большевики - 24 %, меньшевики - 2,3 %, кадеты - 4,7 % голосов .

Можно вслед за В.И.Лениным как угодно трактовать результаты выборов по губерниям, но то, что эсеры одержали победу с таким перевесом, несмотря на все свои предшествующие ошибки, весьма показательно. Традиционное ленинское объяснение популярности эсеровской партии и ее лозунгов, сводящееся к пресловутой "мелкобуржуазной волне", вряд ли может сегодня удовлетворить исследователей. Да и сам термин "мелкая буржуазия", куда без особого разбора включались самые различные слои города и деревни, весьма отличные друг от друга по своей природе, образу жизни и социальным функциям, требует к себе намного более критического отношения. Не секрет, что русские социал-демократы (и не они одни) использовали этот термин как своего рода универсальный ярлык, что приводило порой к анекдотическим ситуациям: и большевики и меньшевики навешивали его друг на друга, считая именно себя истинно пролетарской партией.

Не сумев предотвратить приход большевиков к власти в 1917 году, эсеровская партия несмотря на все попытки не смогла в годы гражданской войны сделать свой «третий путь» успешным Массированная пропагандистская ложь, невозможность ведения партийной агитации апатия и запуганность населения красным террором, неперспективность ставки на всенародное вооруженное восстание, невозможность длительного существования в подполье массовой нелегальной партии, аресты - все это привело к тому, что эсеровская партия была разгромлена в России к 1927 году, а ее члены отправились в ссылки, тюрьмы и лагеря.

Эсеровская идеология представляла серьезную угрозу правящему режиму, как вполне реальная и привлекательная альтернатива для значительных слоев населения. Первый крупный политический процесс в советской истории неспроста был устроен именно над партией эсеров. В последующие десятилетия была устроена беспрецедентная по масштабам стерилизация народного сознания, а также физическое уничтожение эсеров.

Представляется, что целый ряд идей и постулатов неонародничества, хотя само оно уже принадлежит истории и реанимации не подлежит (подобные попытки в конце 80-х - начале 90-х годов со стороны отдельных социалистически ориентированных групп интеллигенции это ясно показали), сохраняет свою актуальность и сегодня. Многое из идей народничества было воспринято и современными политическими партиями, порой не осознающими источника своих заимствований. Сегодня уже многие готовы к признанию и огромного значения роли личности в истории, и к признанию особенностей менталитета русского народа, и к необходимости их учета при выборе как моделей переустройства общества, так и путей и методов их осуществления. Угасающая вера в «невидимую руку рынка», автоматически ставящего все на свои места и ведущего общество к благоденствию, вновь актуализирует народнические идеи, отрицающие универсальность капитализма, одинаково благотворного и для всех стран мира, и для всех отраслей экономики, и для жизнедеятельности общества в целом. Опыт «азиатских тигров» (от Японии до Китая) убедительно свидетельствует об успешности сочетания ценностей западной технологической цивилизации и ценностей национальных культур. Представляется, что не утихающий в последние годы в России спор ведется не столько о том, необходимо ли реформирование России для превращения ее в динамично развивающееся, с высокотехнологичным производством и высоким уровнем жизни общество, сколько о том, какими путями и методами эта цель может быть достигнута с наибольшим успехом и наименьшими потрясениями для общества.

Небезынтересно, что П.А.Сорокин уже в 1960 г. писал: «Я склонен считать, что если человечество избежит новых мировых войн и сможет преодолеть мрачные критические моменты современности, то господствующим типом возникающего общества и культуры, вероятно, будет не капиталистический и не коммунистический, а тип специфический, который мы можем обозначить как интегральный. Этот тип будет промежуточным между капиталистическим и коммунистическим строем и образом жизни. Он объединит большинство позитивных ценностей и освободится от серьезных дефектов каждого типа».

Совершенно не случаен и поиск «третьего пути», отличного и от «радикального либерализма» с его европоцентризмом, втискивающим общество в «прокрустово ложе» путей и методов его реформирования, не эффективных в силу его своеобразия, и от пути, отрицающего права личности, демократию и рынок. В этой связи совершенно не случайны многочисленные попытки со стороны самых разных сил и фигур к созданию партий и движений социал-демократического толка, выдержанных в духе реформизма, но привлекательных для самых разных слоев общества.

Я совершенно согласен с оценкой В.Шаламова, что это "Партия трагической судьбы" и с теми высокими оценками которые он давал ей. В отличие от распространенных мифов, в эсеровской партии, главным был вовсе не террор, а то что эсеры многое предвосхитили из того, что мы сегодня называем "демократическим социализмом". Они в отличие от марксистов, которые весьма упорно верили, что крестьянство должно вывариться в фабричном котле, предлагали такую модель модернизации страны, в которой и крестьянству, и интеллигенции и рабочим находилось место для достойной жизни. Ортодоксальные эсеры (не левые) считали демократию душой социализма, для понимания чего даже меньшевикам (за единичными исключениями) понадобились долгие годы советского тоталитаризма.

Эсер М.В.Вишняк уже в 50-е годы в статье «Оправдание народничества», оспаривая традиционный тезис о том, что центральным ядром народнической (и эсеровской) идеологии является вопрос об «особых путях» развития России, заявлял: «Если говорить о главном или главнейшем признаке в идеологии народничества, на протяжении всей истории народничества он выражается в признании народа определяющим агентом русской истории, ее правообразующим фактором - в меньшей степени в прошлом, в возрастающей степени в будущем» . Не менее важным признаком народнической идеологии он считал подчеркивание ценности человеческой личности и создание демократического общественного устройства. Во многом с ним был солидарен и М.М.Карпович (один из авторов сборника «Судьбы России», изданного в 1957 г. «Объединением российских народников», возглавлявшимся А.Ф.Керенским (сборник впервые в рунете размещен на нашем сайте)), который отмечал: «Народничество 70-х годов было «религией социального долга», но среди его учителей были Лавров, видевший главного двигателя прогресса в «критически-мыслящей личности», и Михайловский, поднявший знамя «борьбы за индивидуальность». ...Свобода личности была для них неразрывно связана с ее ответственностью, с сознанием ее нравственного долга перед каждым из «братий по крови», как писал Белинский. В народничестве 70-х годов эта связь свободолюбия с народолюбием сказалась с особой напряженностью, и знаменитое «хождение в народ» при всей его политической неподготовленности и бесплодности навсегда останется примером высокого морального воодушевления и бескорыстной жертвенности. ...И так же, как в вопросе об отдельной человеческой личности, так и в своем отношении к народу (в условиях того времени это было прежде всего крестьянство) русская интеллигенция видела в нем не средство для достижения своих целей, не опытное поле для произведения социально-политических экспериментов, а своего рода коллективную личность, в которой она уважала ее самобытность и чаяния и нужды которой она стремилась познать. ...С признанием за народом права на самобытное существование была неразрывно связана идея народной самодеятельности, народного самоуправления. В своем логическом развитии эта идея приводила к мысли о необходимости создания в России правового демократического государства. Не все из свободолюбивых течений русской общественной мысли пришли к этому выводу с надлежащей быстротой, а некоторые из них вообще его не сделали» . Подобного вывода не сделали и некоторые течения в народничестве. Но для большинства народнических течений ядро их взглядов было именно таким. Нам представляется весьма важным вывод М.М.Карповича, выражавшего общее кредо последних народников: «Подлинное возрождение России может произойти только на путях свободы и народной самодеятельности и в рамках правового демократического государства».

Ни убавить, ни прибавить!

Вообще значимость борьбы этой партии , как и значимость противостояния 22-х подсудимых социалистов-революционеров, как и их место в шеренге противников советской тоталитарной системы, понимали в советское время лишь немногие, сравнившие, подобно В.Т.Шаламову, суд над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем с процессом над ПСР: «Со времени дела правых эсеров – легендарных уже героев революционной России – это первый такой политический процесс. Только правые эсеры уходили из зала суда, не вызывая жалости, презрения, ужаса, недоумения…».

Варлам Шаламов так описал в рассказе «Лучшая похвала» (Левый берег) свое общении с эсером А.Г.Андреевым в Бутырской тюрьме в начале 1937 года: «В начале февраля — а может быть, в конце января 1937 года дверь шестьдесят седьмой камеры отворилась, и на пороге встал человек, серебряноголовый, чернобровый и темноглазый, в расстегнутом зимнем пальто со старым каракулевым воротником. В руках человек держал холщовый мешочек, «торбочку», как говорят на Украине. Старик, шестидесяти лет. Староста указал новичку место — не в «метро», не к параше, а рядом со мной, в середине камеры.

Серебряноголовый человек поблагодарил старосту, оценив. Черные глаза молодо блестели. Человек разглядывал лица с жадностью, как будто долго сидел в одиночке и вдыхает полной грудью чистый воздух, наконец-то, общей камеры тюрьмы.

Ни страха, ни испуга, ни боли душевной. Истертый воротник пальто, помятый пиджачок доказывали, что хозяин знает, знал и раньше, что такое тюрьма, и арестован, конечно, дома.

— Вы — когда арестованы?

— Два часа назад. У себя дома.

— Вы — эсер?

Человек расхохотался. Зубы у него были белые, блестящие, но не протез ли это?

— Все стали физиономистами.

— Матушка-тюрьма!

— Да, эсер, и притом правый. Чудесно, что вы знаете эту разницу. Ваши однолетки не всегда подкованы в столь важном вопросе.

И добавил серьезно, глядя мне прямо в глаза немигающими, горящими своими черными глазами:

— Правый, правый. Настоящий. Я левых эсеров не понимаю. Отношусь с уважением к Спиридоновой, к Прошьяну, но все их действия... Моя фамилия — Андреев, Александр Георгиевич.

Александр Георгиевич приглядывался к соседям, давал им оценки, короткие, резкие, точные.

Суть репрессий не ускользнула от Андреева. […]

Александр Георгиевич сказал тихо: «Здесь есть только мученики. Здесь нет героев».

— На одном моем «деле» есть резолюция Николая Второго. Военный министр докладывал царю об ограблении миноносца в Севастополе. Нам нужно было оружие, и мы взяли его с военного корабля. Царь написал на полях доклада: «Скверное дело».

Я начал гимназистом, в Одессе. Первое задание — бросил бомбу в театре. Это была вонючая бомба, безопасная. Экзамен, так сказать, сдавал. А потом пошло всерьез, больше. Я не пошел в пропаганду. Все эти кружки, беседы — очень трудно увидеть, ощутить конечный результат. Я пошел в террор. По крайней мере, раз — и квас!

Я был генеральным секретарем общества политкаторжан, пока это общество не распустили.

Огромная черная фигура метнулась к окну и, ухватив тюремную решетку, завыла. Эпилептик Алексеев, медведеобразный, голубоглазый, бывший чекист, тряс решетку и дико кричал: «На волю! На волю!» — и сполз с решетки в припадке. Над эпилептиком наклонились люди. Кто хватал руки, голову, ноги Алексеева.

И Александр Георгиевич сказал, показывая на эпилептика: «Первый чекист».

— Следователь у меня мальчик, вот несчастье. Ничего не знает о революционерах, и эсеры для него — вроде мастодонтов. Кричит только: сознавайтесь! Подумайте!

Я говорю ему: «Вы знаете, что такое эсеры?» — «Ну?» — «Если я вам говорю, что не делал,— значит, я не делал. А если я хочу вам солгать — никакие угрозы не изменят моего решения. Хотя бы немножко вам бы надо знать историю...»

Разговор был после допроса, но не было заметно по рассказу, что Андреев волнуется.

— Нет, он на меня не кричит. Я слишком стар. Он говорит только «подумайте». И мы сидим. Часами. Потом я подписываю протокол, и расстаемся до завтра.

Я придумал способ не скучать во время допросов. Я считаю узоры на стене. Стена оклеена обоями. Тысяча четыреста шестьдесят два одинаковых рисунка. Вот обследование сегодняшней стены. Выключаю внимание. Репрессии были и будут. Пока существует государство.

Опыт, героический опыт политкаторжанина не нужен был, казалось, для новой жизни, которая шла новой дорогой. И вдруг оказалось, что дорога вовсе не новая, что все нужно: и воспоминания о Гершуни, и поведение на допросах, и уменье считать узоры обоев на стене во время допроса. И героические тени своих товарищей, давно умерших на царской каторге, на виселице.

Андреев был оживлен, приподнят не тем нервным возбуждением, которое бывает почти у всех, попавших в тюрьму. Следственные ведь и смеются чаще, чем надо, по всяким пустяковым поводам. Смех этот, молодцеватость — защитная реакция арестанта, особенно на людях.

Оживление Андреева было другого рода. Это было как бы внутреннее удовлетворение тем, что он снова встал в ту же позицию, которую занимал всю свою жизнь и которая была ему дорога — и, казалось,— уходила в историю. Оказывается, нет, он еще нужен был времени» (См.: сайт «Варлам Шаламов» сайт http://www.booksite.ru/fulltext/sha/lam/ovv/arl/aam/shal_1/index.htm )

И выводы, к которым пришел В.Шаламов, на наш взгляд, справедливы и точны: «Эсеровская партия — партия трагической судьбы. Люди, которые за нее погибли… — это были лучшие люди России, цвет русской интеллигенции, по своим нравственным качествам все эти люди, жертвовавшие и пожертвовавшие своими жизнями, были достойными преемниками героической «Народной воли», преемниками Желябова, Перовской, Михайлова, Кибальчича.

...И в свержении самодержавия эсеровская партия сыграла великую роль. Но история не пошла по ее пути. И в этом была глубочайшая трагедия партии, ее людей».

socialist.memo.ru – Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года