Милюков Павел Николаевич

"Продолжая рассказ о наших хождениях по петербургским политическим ристалищам, перейдем теперь к слышанным нами ораторам кадетской партии. Это были наши наставники, "наши" лидеры. Понятно, что их мы слушали и понимали иначе, чем социалистов. Но и тут были любимцы и были чуждые, были речи глубоко волнующие и такие, которые мы до конца не понимали или которые для нас были как-то чуждыми. Большинство из нас были "правых" настроений, и это было одним из обстоятельств, определявшим наши симпатии, но только одним из них.

Политическая позиция П.Н. Милюкова в ту пору, его "империализм", его борьба за продолжение войны, его желание сохранить России плоды победы, его нежелание уступать Совету рабочих и солдатских депутатов и перестраивать Временное правительство в сторону увеличения социалистического элемента - все это было нам особенно близко (потом я расскажу, как мы пережили апрельские-майские дни и уход Милюкова и Гучкова из правительства). Милюков тогда был кумиром и "надеждой" всех антисоциалистических элементов и, в частности, офицерско-студенческой и нашей гимназический молодежи "буржуазного" толка.

Однако, поскольку сейчас я вспоминаю политические трибуны Петрограда и их на нас влияние, я не могу сказать, чтобы П.Н. Милюков завоевывал наши сердца на ораторской трибуне. Оно и понятно. Милюков, как известно, не оратор, "ударяющий по сердцам с неведомою силой". Его гладкая, логичная, с убеждением и большой уверенностью в себе и своей правоте произносимая речь всегда больше политическая "лекция", чем идущий от сердца к сердцу призыв народного трибуна, оратора божьей милостью. Аргументация Милюкова всегда была достаточно сложна, и всей этой "осложненности" мы тогда не понимали.

Не понимали мы тогда и отточенности и совершенства полемического таланта Милюкова, которым Милюков возвышался над всеми русскими политическими деятелями нашего времени, далеко всех превосходя. Это даже понятно: в полемике Милюкова первое место всегда занимает логика. Громадный логический аппарат, которым Милюков громит противника, расщепляя речь последнего на отдельные атомы и выискивая все неувязки, красивые пустоты, противоречия и показную демагогию, занимает господствующую позицию. Весь блеск подобной полемики, вся ее опасность связаны с необходимостью наличия аудитории, способной следить за всеми извилинами мысли борющихся на трибуне ораторов. Должен сказать, что мы тогда не вполне усваивали этот метод спора. Революционная трибуна приучала к иному виду политического красноречия.

Помню все же некоторые дуэли Милюкова с его противниками, которые остались крепко в памяти. Так, например, один митинг, где сцепились Чернов - Милюков, ненавидевшие друг друга уже тогда. Первым говорил Чернов, его речь - речь циммервальдиста - была целиком направлена против Милюкова. Тут были и пресловутые мир без аннексий и контрибуций, и солдатская свобода, и империалистическая война, и, конечно, громадная порция "земли и воли", и гнев против кровожадной буржуазии, и призывы в то же время не бросать оружия и слушаться социалистических министров, и шпильки в адрес генералов, и "революционная дисциплина" под теми же генералами. Весь этот полубольшевистский комплекс, в котором все было (в противоположность подлинному большевизму) противоречиво, напутано и шатко в смысле конечных практических выводов, подверглось ужасающей иронической критике Милюкова, в лапидарных, неотразимо убедительных словах разоблачавшего двусмысленность и потому пагубность позиции селянского министра, уже тогда предвосхитившего знаменитую потом нелепую формулу: ни Ленин, ни Колчак. Аудитория тогда была очень разная, скорее даже в своем большинстве эсеровская, но этот день для В.Чернова не был праздником.

Особенностью Милюкова в ту пору было то, что в своих выступлениях он нисколько не приспосабливался к тогда общепринятому революционному трафарету. И тут он очень проигрывал не только по сравнению с левыми ораторами, но и со многими своими товарищами по партии. Свою речь он, например, начинал неизменно не с обращения "граждане" (как было тогда принято в его партии) и не с революционного "товарищи" (что некоторыми кадетами тоже практиковалось в рабочих районах), а с самого что ни на есть старорежимного: "милостивые государыни и милостивые государи". Нужно вспомнить тогдашний Петроград, чтобы со всей ясностью себе представить, что эти "милостивые государыни и государи" действовали, как красная тряпка тореадора на разъяренного быка. На солдатском митинге или где-нибудь на Выборгской стороне, бывало, достаточно такого обращения, воспринимаемого как вызов и насмешка и контрреволюционная демонстрация вместе, чтобы Милюков не мог больше сказать ни слова. Поднималась буря. И тем не менее, зная наперед впечатление от сакраментальных слов, Милюков, нисколько не смущаясь, вылезал с ними на следующий день, такой же корректный, подтянутый, розовый, с дипломатической улыбкой на устах, и бросал серым шинелям, ситцевым платочкам те слова обращения, с которыми он привык обращаться в своих бесчисленных лекциях к дамам и господам петербургской интеллигенции."

Куторга И. Ораторы и массы. Риторика и стиль политического поведения в 1917 году

Источник: Сайт "Фигуры и лица интернет"

"…Говоря о П.Н. Милюкове, я могу быть беспристрастным. В идеях он для меня спорен. В типе общественного работника - удивителен. Таким должен быть тот, кто хочет строить новое здание, высекать из камня новые формы.

Долгая жизнь, направленная всегда к одной цели. Цель, которая подчиняет себе всю жизнь и в большом, и в малом. В большом и малом П.Н. Милюков подчиняет себя цели, которой служит: укреплению России преобразованием в ней государственного строя.

Тут главное не в идее, ибо много было и есть среди нас так же мыслящих, а в упорной воле к ее осуществлению. Никакие неудачи, личные поражения не могут оторвать П.Н. Милюкова от его идеи, не могут разбить его волю служить России. Его уверенность в правоте своего дела, может быть, иногда переходит в самоуверенность, но никогда минутная слабость от неудач не превращалась и не превращается у него в отчаяние. Он никогда, по русскому обычаю, не махнет рукой на свое дело, никогда не превратится из призванного Павла снова в обывательского Савла, как это принято в русской обывательской среде..."

Керенский А. Два юбилея // П.Н. Милюков:
Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия.
1859-1929. Париж. С. 39-40.

"…Во Временном правительстве первого состава самой крупной величиной - умственной и политической - был Милюков. Его я считаю, вообще, одним из самых замечательных людей…

Мне много и часто приходилось слушать Милюкова… Его свойства как оратора тесно связаны с основными чертами его духовной личности. Удачнее всего он бывает тогда, когда приходится вести полемический анализ того или другого положения. Он хорошо владеет иронией и сарказмом. Своими великолепными схемами, подкупающими логичностью и ясностью, он может раздавить противника. На митингах ораторам враждебных партий никогда не удавалось смутить его, заставить растеряться. О внешней форме своей речи он мало заботился. В ней нет образности, пластической красоты. Но в ней никогда нет того, что французы называют du remplissage*. Если он и в речи, и в писаниях бывает многословен, то это только потому, что ему необходимо с исчерпывающей полнотой высказать свою мысль. И тут также сказывается его полное пренебрежение к внешней обстановке, соединенное с редкой неутомимостью."

* размазывание воды

Набоков В. Временное правительство.
//Архив русской революции. Т. 1. С. 52-53.

"Милюков был неоценимым сотрудником. В любой срок он мог написать на любую тему, не делая из этого ни проблемы, ни события. Он был сговорчив и не мелочен: не обращал внимания, на каком месте появлялась его статья или каким шрифтом она набрана… Так, статья его "Сталин" была напечатана в 59-й книге почему-то на четвертом месте мелким шрифтом и все же, видимо остро задела неизвестного варвара-читателя [...], который вырвал ее полностью из экземпляра, находившегося в публичной библиотеке Нью-Йорка на 42-й улице. Милюков не придавал значения шероховатостям стиля и даже прямым погрешностям против языка. Когда доводилось обращать внимание на них - Милюкова-редактора "Русских Записок", - он неизменно отделывался замечанием:

- Ну, что блох ловить?! Не люблю искать блох у других, не люблю, чтобы и у меня ловили!"

"Судьба поставила Милюкова на скрещении исторических путей России. Она сделала его центром притяжения и отталкивания идей, страстей, интересов. Милюкова преследовали, травили и оскорбляли… Словом и действием. Справа и слева. Русские коммунисты объявили его вне закона. Русские монархисты в него стреляли. Но он, духовное достояние нескольких поколений русской интеллигенции, неотрывен ни от истории России, ни от ее интеллигенции, - хранителя русской памяти, по его словам".

"На протяжении четырех десятилетий политической активности П.Н. не оставался себе равным. Русское общественное мнение знало нескольких Милюковых. Необходимо поэтому всегда уточнять, о каком Милюкове идет речь - о Милюкове какого периода, местонахождения, образа действия. Ему приходилось бывать и левым, и правым: и в общественном разрезе, и в собственной к.-д-ской партии, которую он до 17-го года возглавлял и у которой оказывался на флангах - на крайне правом, примерно с половины 17-го и до конца 20-го года, и на крайне левом с 21-го года и до кончины. В эмиграции в период сотрудничества в "Современных записках" Милюков был нам политически ближе, чем когда-либо".

"П.Н. Милюков был убежденным либералом - не в том осудительном и полунебрежительном смысле, который придан был этому понятию уродливыми условиями и большевизма, а в его лучшем, "американском" смысле, означающем независимость, свободолюбие и свободолюбие".

"П.Н. Милюков был комбативной и твердой натурой. Политике он подчинял личные отношения и не прощал несогласия с ним, - особенно тем, кого считал себе близким. Он воспринимал такое несогласие как бунт или восстание против себя или даже как измену или злоупотребление доверием. Это не мешало ему иметь друзей среди умеренных социалистов (Кускова, Прокопович, Мякотин, Богучарский)и нередко искать соглашения и коалиции с социалистическими группировками".

"Когда мне приходилось иметь дело с Милюковым, меня преследовала мысль о трагическом ходе русской истории, сложившейся, в частности, так, что один из самых замечательных ее сынов оказался для нее на протяжении четверти века "лишним человеком" - не у дел, на чужбине, тогда как его сверстники и коллеги по профессии в более удачливых странах - профессора Вильсон и Масарик - получили прижизненное признание своих сограждан и всего мира. В жизненной неудаче Милюкова, конечно, не он один был повинен. В этом была общая наша вина и беда - отчасти рок русской истории, как живого культурно-политического процесса".

Вишняк М.В. Современные записки:
Воспоминания редактора. 1957. С. 280-284.

"Первое, что бросается в глаза всякому, кто следил за научным путем П.Н. и, в частности, за его трудами по русской истории, это необыкновенная широта его научных интересов. Археология, этнография, лингвистика, история хозяйства, социального быта, политических учреждений и политической мысли, история культуры в тесном смысле этого слова, история церкви, школы и науки, литературы, искусства, философии - все это привлекало внимание Милюкова и останавливало на себе его пытливый взгляд исследователя, все эти далеко стоящие один от другого ряды явлений подвергал он своему анализу. И, надо прибавить, во всех этих областях он являлся не случайным гостем, а хозяином, всюду охватывал все, что сделано было исторической наукой до него, и стоял на высоте современных ее достижений".

Мякотин В. П.Н. Милюков:
Сборник материалов по чествованию его семидесятилетия.
1859-1929. Париж. С.39-40.

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.