главная / о сайте / юбилеи / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум

НОВИКОВ А.П.
(Саратов, СГТУ)

ЗАГРАНИЧНАЯ ДЕЛЕГАЦИЯ ПСР –
ОРГАНИЗАТОР МЕЖДУНАРОДНОЙ АНТИБОЛЬШЕВИСТСКОЙ КАМПАНИИ 1922 ГОДА

В 1922 году, когда ядро Заграничной делегации партии социалистов-революционеров (В.М. Чернов, В.В. Зензинов, Н.С. Русанов, В.В. Сухомлин) обосновалось в Берлине, главным направлением её политической работы стала мобилизация зарубежного общественного мнения против готовившейся большевиками расправы над видными деятелями партии социалистов-революционеров, не один год томившихся в советских тюрьмах.

Как свидетельствуют недавно опубликованные документы, политическое решение о предании суду Верховного Трибунала заключённых эсеров было принято на пленуме ЦК РКП (б) 28 декабря 1921 года1. Причём в постановлении пленума указывалось, что к суду должен быть привлечён весь состав Центрального Комитета партии социалистов-революционеров. То есть изначально будущий судебный процесс замышлялся как массовый и показательный, как важное средство дискредитации партийного руководства эсеровской партии в глазах российских трудящихся и международного общественного мнения. Тем самым планировалось завершение беспощадной борьбы на уничтожение – политическое и физическое – сильной и реальной оппозиции большевистской власти в лице эсеровской партии. Следует также заметить, что развернувшаяся вскоре беспрецедентная антиэсеровская кампания практически совпала со столь же беспрецедентной антицерковной кампанией – борьбой большевистской власти с оппозицией духовной. Обе они имели единую цель, одинаковые средства и методы борьбы, а также последствия – создание идейного, политического и социального плацдарма для утверждения в стране тоталитарного режима, подавление и уничтожение любых форм оппозиции.

В течение двух месяцев шла довольно интенсивная закулисная, ведомая только высшему партийно-государственному руководству страны, подготовка к публичному предъявлению обвинения партии эсеров в так называемой антисоветской деятельности2. При этом основная ставка была сделана на показания бывших членов эсеровской партии Г.И. Семёнова (Васильева) и Л.В. Коноплёвой, активно сотрудничавших с органами ЧК- ГПУ.

В центральных партийно-советских газетах «Сообщение о контрреволюционной и террористической деятельности партии социалистов-революционеров» появилось от имени ГПУ и с санкции Политбюро ЦК РКП(б) 28 февраля 1922 года. В этот же день Центральное бюро ПСР выпустило в Москве воззвание «Ко всем трудящимся», в котором оценило «Сообщение» как попытку большевистской диктатуры расправиться с подлинно социалистической партией страны, обвинив её в контрреволюционной, антисоциалистической деятельности, и предстать пред международным рабочим и социалистическим движением единственно революционной силой, отстаивавшей интересы российских трудящихся. «Главное Политическое Управление, перенявшее от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии наших пленных товарищей, выступает в первый раз перед Россией и всем миром с процессом над партией социалистов-революционеров, – говорилось в воззвании. – …Процесс наших товарищей задуман смело. Осудить хотят не только тех, кто уже находится в руках Госполитуправления, осудить хотят разом всю партию социалистов-революционеров… Какая омерзительная смесь из бесстыдного лицемерия, политического шарлатанства и кровожадного вожделения скрывается за ширмами выдвинутого обвинения и развязно подносится всему миру. В момент, когда кремлёвские владыки, после четырёх с половиной лет, наполненных их клятвопреступлениями, их предательством и провокацией по отношению к трудящимся, капитулируют перед капиталом и отдают в его власть трудовые массы России, против социалистов-революционеров, боровшихся все эти годы с ними, как с диктаторами, выдвигается обвинение в преступлениях против рабочей революции…И наши товарищи в зале Ревтрибунала дадут всякую отповедь этой новой попытке низвергнуть Партию Социалистов-Революционеров. Мы прорвём стены этого зала и на весь мир разнесём слова, которыми наши товарищи разоблачат гнусный замысел правительства… Нас, вышедших из рядов русских рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции, нас – революционный и социалистический авангард – не вырвать ни из рядов русской армии труда, ни из международной семьи рабочих партий»3.

Весть о намерении большевистской власти начать судебный процесс дошла до заграничных эсеров 2 марта 1922 года. С этого момента со всей очевидностью стало ясно подлинное предназначение брошюры Г.И. Семёнова «Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917-1918 гг.», опубликованной в Берлине в конце февраля 1922 года. Именно материалы этой брошюры и показания Коноплёвой, написанные под диктовку органов ГПУ, легли в основу предъявленного партии эсеров обвинения.

Первое сообщение о выходе брошюры Семёнова, якобы полностью разоблачавшей антисоветскую и террористическую деятельность эсеров в 1917 – 1918 годах, появилось 24 февраля в просоветской газете «Новый мир», выходившей в Берлине при финансовой поддержке Москвы. С этого момента и началась шумная пропагандистская кампания по подготовке спланированного в недрах ГПУ предстоявшего процесса, о котором заграничные эсеры тогда ещё не ведали.

Всякого рода большевистские выпады, козни, измышления и фальсификации в адрес эсеров с давних пор были делом перманентным и обычным. Но в этот раз они имели особо циничный и разнузданный характер, а поэтому обойти вниманием подобные нападки на партию и её лидеров было невозможно, тем более что они исходили от бывшего социалиста-революционера и имели явно провокационный характер, ибо всё руководство партии обвинялось в причастности к чудовищным деяниям: организации покушений на Володарского, Зиновьева, Ленина, Троцкого и Урицкого, планировании всевозможных экспроприаций, использовании военных и финансовых средств монархических, буржуазных организаций и иностранных государств в борьбе с большевистской властью4.

Первым против предателя, провокатора и агента ГПУ Г.И. Семёнова выступил В.М. Чернов со статьёй «Иудин поцелуй», которая была опубликована 25 февраля в эсеровской газете «Голос России», выходившей в Берлине. Обрисовав неприглядный морально-политический облик автора брошюры, Чернов дал резкую отповедь содержавшимся в брошюре инсинуациям5. При этом выпуск брошюры рассматривался им как очередной пропагандистский приём «для обеления ЧК» перед западным общественным мнением и как очередная попытка умалить значение начавшейся за границей протестной кампании против гонений и преследований российских социалистов со стороны большевистского режима. Мысль о «сверхзадаче» гнусного семёновского «творения» – служить основанием для инспирирования судебного процесса, – по всей видимости, даже не приходила в голову в силу абсурдности такого процесса с правовой точки зрения. Ведь ещё в декабре 1920 года «Революционная Россия», сообщая об ужасающих условиях содержания эсеров в чекистских застенках, писала: «Никакого «дела социалистов-революционеров» нет, и советская власть не собирается, по-видимому, его инсценировать, ибо это оказалось бы весьма затруднительным даже для нынешней юстиции»6. Строить судебный процесс на довольно зыбких основаниях, по мнению центрального печатного органа ПСР, было бы и нереально, и небезопасно для самой власти, которая в силу отмеченных обстоятельств предпочитала арестованных эсеров «содержать под стражей» без суда и следствия.

Ответом на статью В.М. Чернова стала пространная публикация под названием «Политическая помойка (К характеристике партии соц.-рев.)», напечатанная 26 февраля в газете «Новый мир» за подписью М. Петрова. Построенная на обширном цитировании брошюры Семёнова, статья содержала грубые выпады в адрес ЦК ПСР и особенно В.М. Чернова, которого автор именовал «Иудушкой» и причислял к числу «наёмных убийц», «негодяев» и «политических проституток». Чернов обвинялся в сговоре с русской буржуазией и высшим духовенством, пытавшихся в борьбе с большевиками «опереться на немецкие штыки», в получении от них и иностранной буржуазии денег на подготовку террористических актов против советской власти.

Реакция заграничных эсеров на публикацию Петрова последовала незамедлительно. На заседании Заграничной делегации 1 марта 1922 года было решено подержать инициативу В.М. Чернова обратиться в берлинский суд с иском к газете «Новый мир» за распространение клеветы в адрес ПСР и лично Чернова7. В этот же день газета «Голос России» напечатала «Открытое письмо» Чернова8, разоблачавшее пробольшевистскую деятельность «Нового мира», и его заявление о намерении привлечь редакцию газеты к судебной ответственности за клевету9. Характерно, что и в этих материалах заграничные антиэсеровские публикации квалифицировались Черновым как стремление «отвлечь общественное внимание от вопроса об ужасах чекистских застенков», от массовых арестов и преследований социалистов в Советской России, то есть речи о готовившемся судебном процессе против ЦК ПСР не шло. И лишь 2 марта 1922 года, когда немецкое телеграфное агентство распространило телеграмму из Москвы о привлечении ЦК ПСР к суду Верховного трибунала, для заграничных эсеров всё встало на свои места и в деле с берлинским изданием брошюры Семёнова, и в вопросе о начавшейся антиэсеровской кампании на страницах «Нового мира».

Таким образом, В.М. Чернов, сам того не ведая, своими выступлениями против лжесвидетельств Семёнова и «Нового мира» нанёс весьма ощутимый удар по начавшейся было за границей большевистской пропагандистской кампании, призванной дискредитировать пребывавших за рубежом эсеровских лидеров и сослужить идеологическим прикрытием готовившегося судебного процесса против социалистов-революционеров.

Последовавшие за черновскими статьями и заявлениями многочисленные публикации в российской эмигрантской прессе, вскрывавшие истинные мотивы предстоявшего судебного процесса и провокационную роль в этом деле «разоблачителей» Семёнова и Коноплёвой, окончательно похоронили предпринятую большевиками пропагандистскую вылазку в зарубежной печати еще до начала судебного разбирательства. И уже никакие попытки большевистской власти хоть как-то поправить положение не смогли дать желаемых результатов. Из стороны нападавшей она превратилась в оборонявшуюся, что нашло выражение и в формулировках, и в содержании ряда документов, предписывавших усилить «контрпропаганду» в зарубежной и отечественной прессе. Так, Л.Д. Троцкий 19 марта 1922 года был вынужден предписать редакциям газет «Правда» и «Известия» принять срочные контрпропагандистские меры в связи с «травлей» в эмигрантской прессе Г.И. Семёнова и Л.В. Коноплёвой. В специально подготовленной им записке говорилось: «Вся эмигрантская печать травит Семёнова (Васильева) как ренегата… Я полагаю, что нашей печати надо дать политическое и психологическое разъяснение и оправдание образа действий Семёнова, Коноплёвой и др. Нельзя ни в коем случае создавать впечатления, будто в оценке Семёнова мы молчаливо сходимся с эсерами, но только считаем нужным использовать его»10. А 22 марта на их защиту встал заместитель председателя ГПУ И.С. Уншлихт, обратившийся в Политбюро ЦК РКП (б) с предложением издать специальный партийный циркуляр, запрещавший членам компартии, ранее состоявшим в других политических партиях, проявлять к Семёнову и Коноплёвой «враждебные отношения», которые нередко «выливаются в самой омерзительной форме». «В связи с брошюрой тов. Семенова, – писал Уншлихт, – для ряда т.т., имеющих общее с ним прошлое, а теперь находящихся в наших рядах или работающих фактически как коммунисты, создалось совершенно невыносимое положение. Как в среде, близкой к с.р., так и в обывательской среде, не способной понять всей глубины переживания этих товарищей, отношения к ним неизбежно выливаются в самой омерзительной форме… ГПУ, учитывая невыносимую обстановку, создавшуюся в жизни товарищей, считает необходимым, чтобы в партийной среде они нашли бы полное понимание и нравственную поддержку… ГПУ просит ЦК РКП издать специальный циркуляр, разъясняющий обязанности членов партии выходцев из других партий, в отношении борьбы с контрреволюцией и дающий общие указания об отношении партии к роли Семёнова, Коноплёвой и др. ГПУ просит ЦКК РКП применять в отношении мещански мыслящих элементов партии, проявляющих враждебное отношение к бывшим с.р., принимающим участие в разоблачении п.с.-р., решительные меры»11.

Этот документ весьма показателен – он красноречиво свидетельствует не только об интеллектуальном уровне и образе мышления руководителей большевистской охранки, но, что более важно, – о настроении многих рядовых членов РКП (б) в связи с «делом социалистов-революционеров» и об их отношении к лицам, предоставившим ГПУ «доказательную» базу обвинения.

Не меньшую озабоченность у организаторов московского процесса вызвало и решение В.М. Чернова предъявить судебный иск к газете «Новый мир» в лице её редактора К. Керстена. Уже 2 марта 1922 года полпред РСФСР в Германии Н.Н. Крестинский сообщал секретарю ЦК РКП (б) В.М. Молотову, что если Чернов исполнит свою угрозу, то придётся принимать бой перед немецким судом, и делал весьма показательное признание: «Условия борьбы несколько менее благоприятные, чем в Московском Верховном Трибунале»12.

Первым на сообщение Крестинского отреагировал Л.Д. Троцкий. В Политбюро ЦК РКП (б) он отправил телеграмму с предложением развернуть широкую кампанию против Чернова в советской печати и советовал поручить это дело заведующему Агитпропом ЦК РКП (б) Л.С. Сосновскому13. Для «Правды» и «Известий» это было безусловной партийной директивой – против Чернова поднялась очередная волна очернительной кампании14. А когда стало известно, что берлинский суд принял иск Чернова к рассмотрению, И.С. Уншлихт поспешил предписать Н.Н. Крестинскому, чтобы тот «тянул» возбуждённое дело против редакции «Нового мира» «до вынесения приговора над эсерами в Москве»15. Не остался в стороне и член Исполкома Коминтерна К.Б. Радек, предложивший делегировать коминтерновских представителей для участия в процессе против «Нового мира»16.

Что же так переполошило большевистских деятелей? С предельной ясностью ответ на этот вопрос сформулирован в телеграмме наркома иностранных дел Г.В. Чичерина, отправленной им в июне 1922 года из Берлина в наркомат иностранных дел РСФСР. «Процесс Чернова против «Нового мира» будет контрпроцессом, направленным против Московского процесса эсеров – телеграфировал Чичерин в Москву. – Для его дискредитирования будут разрабатываться те же вопросы, скажут, что в Москве правда затемнена, здесь она выясняется. Это серьёзный шаг. Обратите внимание Цека»17. Итак, большевики не на шутку опасались быть втянутыми в контрпроцесс, который с неизбежностью приобрёл бы широкое политическое звучание и исход которого со всей очевидностью был бы не в их пользу.

Но громкого контрпроцесса не получилось. Советское руководство, чтобы оттянуть начало судебного процесса в Берлине и ослабить значение предстоявшего рассмотрения иска Чернова, предприняло некоторые меры. В частности, оно прекратило финансирование «Нового мира», что привело к закрытию газеты в апреле 1922 года. Суд состоялся лишь в конце октября 1922 года, и бывший редактор Керстен был приговорён к штрафу в 10 тысяч марок18. Однако и такой исход дела был немаловажной моральной победой Чернова, который с самого начала протестных акций против готовившегося московского судилища являлся их главным идеологом. Практически все обращения, заявления, воззвания и меморандумы, исходившие от имени Заграничной делегации, были подготовлены лично им или при самом активном его участии.

7 марта 1922 года по решению ЗД ПСР была организована специальная комиссия, которая стала центром по сбору всех материалов, относившихся к предстоявшему процессу, и по рассылке таковых зарубежным группам ПСР, социалистическим и рабочим лидерам, партиям и организациям, средствам массовой информации и германскому телеграфному агентству. Уже через пару дней комиссия разослала по 73 адресам и передала в телеграфное агентство для распространения по 244 адресам два воззвания ЗД ПСР, подготовленные В.М. Черновым.

Первое, озаглавленное «К социалистическим партиям всего мира», призывало международное социалистическое движение возвысить свой голос в защиту российских социалистов-революционеров и предотвратить готовившееся насилие. «В Москве инсценируется чудовищный политический процесс, весь построенный на лжи и клевете, – говорилось в воззвании. – Над заточёнными в советские тюрьмы товарищами занесён меч не правосудия, а меч политической мести и расправы. Мы обращаемся в этот трагический для наших товарищей момент к социалистическим партиям всего мира с призывом помешать расправе большевиков над их политическими противниками и не допустить того, чтобы непоправимое совершилось»19.

Во втором, «К социалистическим партиям всех стран», приводилась подробная информация о позиции и деятельности партии социалистов-революционеров в годы Гражданской войны, разоблачались мотивы и цели выдвинутых против эсеров обвинений, а также используемые большевиками средства и методы для подготовки судебного процесса, дававшие основания квалифицировать его как вероломный акт, предпринятый против ПСР, бывшей «самой серьёзной политической соперницей» российской коммунистической партии. Воззвание содержало призыв ко всем социалистическим партиям потребовать от большевистского правительства прекратить судебное преследование эсеров и передать дело на рассмотрение специальной комиссии из представителей 3-х Интернационалов20. Безусловно, подобное требование относилось к разряду утопических, но как пропагандистское средство оно позволяло мобилизовать демократические и социалистические круги Европы и Америки против московского судилища и тем самым оказывать давление на его организаторов.

Была налажена и регулярная (каждые два-три дня) рассылка телеграмм с информацией о ходе развернувшейся за рубежом антибольшевистской кампании и о поступавших из России по неофициальным каналам сведениях, касавшихся положения российских эсеров и подготовки процесса. А когда из Москвы пришло сообщение, что над заключёнными эсерами нависла угроза смертной казни, Заграничная делегация 17 марта 1922 года циркулярной телеграммой по 73 адресам на трёх языках – немецком, английском и французском – призвала рабочих всего мира не допустить кровавой расправы.

Таким образом, уже в марте 1922 года ЗД ПСР сформулировало 3 важнейших требования к советскому правительству: прекратить террор по отношению к российским социалистам и освободить всех политических узников; в случае же суда над заключёнными эсерами перенести слушания в специальную международную социалистическую комиссию, образованную из представителей 3-х Интернационалов; ни при каких обстоятельствах не превращать суд в акт политической мести, не допустить смертной казни осуждённых.

В связи с менявшимися условиями вокруг затеянного большевиками судебного процесса менялась и тактика ЗД ПСР: на первый план выдвигалось то или иное из предъявленных требований, которые по ходу дела конкретизировались, дополнялись и уточнялись, но их сущность оставалась неизменной – разоблачать антинародный и антисоциалистический характер большевистского режима и вырвать из его застенков борцов за демократию и социализм.

Насколько эффективными были меры, предпринятые зарубежными эсерами уже в первый месяц развёрнутой ими пропагандистской кампании в защиту своих соратников, свидетельствуют многочисленные протесты против преследования российских эсеров, поступавшие от зарубежных социалистов, трудящихся, представителей интеллигенции. Протесты направлялись в адрес ЗД ПСР, председателя Совнаркома В.И. Ленина, советского правительства, наркоматов иностранных дел и юстиции, в адрес Коммунистического Интернационала. С середины марта и до начала апреля 1922 года своё возмущение действиями большевистской власти высказали 14 зарубежных социалистических партий, 10 рабочих организаций и профсоюзных объединений, Второй, Венский и Амстердамский Интернационалы, Лига в защиту прав и свобод человека, видные деятели международного социалистического и рабочего движения – Э. Бернштейн, К. Каутский, Ф. Туратти, А. Гендерсон, а также известный французский писатель Анатолий Франс, всегда сочувственно относившийся к Советской России21. Только в адрес ЗД ПСР за это время поступило 126 телеграмм протеста22. В.М. Чернов отмечал: «Список протестующих коллективных и единоличных голосов затоплял страницы наших газет и бюллетеней. По всему миру пронеслась буря нравственного негодования, от которого диктаторской кучке, занявшей Кремль, стало неспокойно. Она привыкла дотоле своей умелой демагогией и пропагандой пожинать симпатии, привыкла обзаводиться во всех странах «попутчиками» из людей идейных, но лишенных должной устойчивости и политического равновесия. А тут стало получаться впечатление, что вся тонко организованная многолетняя работа просоветской пропаганды может быть стерта, как стирается мокрой губкой запись мелом на грифельной доске»23.

Действенную солидарность с партией социалистов-революционеров как в России, так и за рубежом продемонстрировала и РСДРП. Она полностью поддержала борьбу эсеровской партии с террором, развязанным большевиками против российских социалистов. «Здесь, – отмечал В.М. Зензинов, – мы работаем в этом вопросе в полном контакте с меньшевиками, и они делают большую работу у независимых (Независимая социал-демократическая партия Германии – А.Н.)»24.

Накануне созыва Международной социалистической конференции делегаций от трёх Интернационалов, на которой предусматривалось обсудить условия образования единого рабочего фронта против наступления капитала на права трудящихся, зарубежные меньшевики и эсеры провели совместное совещание с целью выработки единой позиции на предстоявшей конференции. От меньшевиков в совещании участвовали Р.А. Абрамович, Е.А. Бройдо, Ф.И. Дан, Ю.О. Мартов, Б.И. Николаевский и И.Г. Церетели. Заграничную делегацию ПСР представляли В.М. Чернов и В.М. Зензинов, в качестве технического секретаря ЗД ПСР присутствовал Б.Н. Рабинович. Чернов предлагал выдвинуть на конференции «русский вопрос» в качестве одного из главных и в категорической форме потребовать от коммунистов положить конец преследованиям всех российских социалистов, освободить политических узников и не допустить суда над социалистами-революционерами, то есть предъявить большевикам в этом вопросе «все счета». Его позицию поддержали Церетели и Абрамович. Мартов и Дан настаивали на том, чтобы не форсировать события и подойти к «русскому вопросу» с более прагматических позиций – не предъявлять таких требований, которые большевики сразу же могли отвергнуть и которые бы поставили конференцию под угрозу срыва. По их мнению, следовало ограничиться общей политической декларацией и в ультимативной форме потребовать от коммунистов гарантии неприменения смертной казни к заключённым эсерам. В ходе дальнейших обсуждений было решено, что вопрос о спасении жизни арестованных эсеров должен быть экстраординарным, а если представители II Интернационала поставят на конференции «русский вопрос» в полном его объёме, то такой подход получил бы безусловную поддержку. При этом В.М. Чернов заявил, что эсеры не отказываются и от дальнейших своих политических демаршей, которые они изложат в специальном меморандуме25.

Вопрос о подготовке к Берлинской конференции меморандума рассматривался на заедании ЗД ПСР 22 марта 1922 года, его составление было поручено В.В. Сухомлину. Однако в силу объективных причин Сухомлин не смог своевременно выполнить этой работы. Тогда за написание меморандума срочно засел В.М. Чернов и 28 апреля представил этот документ на утверждение Заграничной делегации. Позже он писал: «Как сейчас вспоминаю дни наставшей для нас лихорадочной работы к «съезду трёх Интернационалов»… Делегация поручила мне в «ударном порядке» написать наш меморандум, а ряду других товарищей, по мере его написания, переводить на три языка – французский (Рубановича-Русанова), немецкий (Марка О. Левина) и английский (не помню чей). Три дня и три ночи – с микроскопическими перерывами для сна – продолжалась эта работа; значительная часть её состояла в обвинительном акте против коммунистической диктатуры, уничтожения ею всех личных и общественных свобод, порабощения независимых профсоюзов и кооперативов, роспуска демократических муниципалитетов, земств и земельных комитетов, обречения на подпольное существование всех партий, кроме господствующей, роспуска и замены военно-революционными комитетами Советов, имевших противокоммунистическое большинство, и венца всего переворота – разгона Учредительного собрания…»26.

Меморандум представлял собой довольно объёмный документ, состоявший из шести разделов: «Ведение», «Убийства социалистов», «Массовые убийства рабочих», «Истязания заключённых», «Чека и её творчество» и «Наши выводы и требования»27. По существу он являлся обвинительным актом антисоциалистической внутренней и внешней политике большевиков и выдвигал пять максималистских требований «во имя возможности придти к единому фронту на Западе и в России»: покончить с позорным режимом террора, режимом чрезвычаек, режимом деспотизма; немедленно освободить всех политических заключённых, томившихся в большевистских застенках; предоставить возможность пяти членам ЦК ПСР (М.Я. Гендельману, А.Р. Гоцу, Д.Ф. Ракову, Е.М. Тимофееву и Ф.Ф. Федоровичу), находившихся в тюрьме и являвшихся делегатами от партии эсеров на Международный рабочий конгресс, выехать за границу28; ликвидировать сфабрикованный Московский процесс против социалистов-революционеров; передать разбирательство обвинений, предъявлявшихся большевиками и эсерами друг другу, на рассмотрение беспристрастной комиссии, организованной из представителей трёх международных объединений социалистических и коммунистических партий, в противном же случае, как указывалось в меморандуме, «всякое уклонение от принятия этого вызова для нас означает признание большевиков, что они могут рассчитывать выиграть у нас только такой процесс, в котором они сами являются стороною в деле, вместе с тем будут и судьями»29.

В целом эсеровский меморандум имел, конечно же, пропагандистскую направленность и был рассчитан, прежде всего, на то, чтобы показать международному социализму подлинное лицо большевистской диктатуры и вызвать ещё более активное давление на советское руководство со стороны западного общественного мнения в вопросе о суде над социалистами-революционерами. Более трёх с половиной тысяч экземпляров меморандума Заграничная делегация разослала по рабочим и социалистическим организациям Европы и Америки, а 50 экземпляров было распространено среди участников Берлинской конференции уже в первый день её работы30.

Международная социалистическая конференция работала в Берлине 2 – 5 апреля 1922 года31. В качестве гостей на конференции присутствовали В.М. Чернов, В.М. Зензинов и В.В. Сухомлин. На первом же заседании представители Второго и Венского Интернационалов подняли «русский вопрос» и выдвинули большевикам ряд требований, которые во многом были созвучны эсеровскому меморандуму. К.Б. Радек и Н.И. Бухарин резко протестовали. Однако в ходе дальнейших дискуссий, переговоров и консультаций стороны пошли на взаимные уступки и в результате приняли общую декларацию, провозглашавшую необходимость образования единого рабочего фронта и проведение всемирного рабочего конгресса. При этом одним из условий будущего сотрудничества социалистов и коммунистов в борьбе против капитала должно было стать выполнение обязательств, взятых на себя большевиками в отношении привлечённых к суду эсеров. Конкретно речь шла о том, что к процессу социалистов-революционеров будут допущены все, желательные обвиняемым, защитники; вынесение смертного приговора в этом процессе должно быть исключено; в качестве слушателей, с правом получения стенографических отчетов всего процесса, допускаются представители всех трех Интернационалов32.

После Берлинской конференции для зарубежных эсеров наступил новый этап их протестной кампании – организация защиты своих соратников на суде. Свою надежду на эффективную помощь в этом деле они связывали, прежде всего, с международными социалистическими объединениями, к лидерам которых и апеллировали. Такая линия поведения прямо вытекала из позиции и директив ЦБ ПСР, которое в марте 1922 года призвало все социалистические партии и рабочие организации «прислать своих представителей в зал заседания Трибунала»33.

Заграничная делегация проделала большую организационную и техническую работу: велась обширная переписка с зарубежными социалистическими партиями и международными социалистическими объединениями, состоялось несколько встреч эсеровских представителей с Ф. Адлером, Э. Вандервельде, Д. Макдональдом и другими лидерами рабочих и социалистических партий Запада, шли поиски источников финансирования для поездки в Москву иностранных адвокатов-социалистов, готовился для защиты необходимый материал. К середине мая 1922 года удалось сформировать группу защитников, которая вскоре была отправлена на московский процесс. В неё вошли авторитетные деятели международного рабочего и социалистического движения Э. Вандервельде, А. Вотерс, Т. Либкнехт и К. Розенфельд34.

Судебный процесс, начавшийся 8 июня 1922 года, продолжался два месяца35. Во второй день слушаний председатель Верховного Трибунала официально заявил, что Берлинское соглашение 3-х Интернационалов относительно судебного процесса не имеет для Верховного Трибунала формально обязательной силы в виду отсутствия соответствующих указаний со стороны ВЦИК. Тем самым большевистская власть поставила окончательную точку в длительной дискуссии об отношении к решениям Международной социалистической конференции в Берлине36.

В этой связи ведение и возможность получения некоммунистическими представителями стенограмм процесса не продержались дольше нескольких заседаний, трём адвокатам эсеров от ЦК РСДРП отказали в праве участвовать в судебном процессе37, в самом суде и по всей стране была инспирирована оголтелая антиэсеровская кампания с требованием смертной казни для обвиняемых и организована настоящая травля иностранных защитников38. Член ЦБ ПСР Г.К. Покровский (Люсьмарин) сообщал в ЗД ПСР: «Процесс эсеров вытеснил собой остальную жизнь России. Кроме этого процесса у большевиков, кажется, нет никаких нужд, никаких забот… Десятки тысяч газет центра и провинции, обслуживающих партийные большевистские губкомы, исполкомы и всякие отделы от первой до последней страницы заполняются «фактами» о предательствах и разбоях «бандитов» эсеров и всё это помещается под заголовком «процесс эсеров». Само собой разумеется, что в бандиты попала и вся защита обвиняемых, не исключая и представителей заграницы – Либкнехта, Вандервельде и других… Нужно ли говорить, что эти десятки тысяч казённых газет, разоблачая эсеров, выявляют «истинное настроение» рабочих и крестьян в миллионах всевозможного рода резолюций. Резолюции… резолюции… без конца резолюции, выражающие оскорблённое чувство трудящихся и требующих одного: не расстрела эсеров, а самой мучительной казни»39.

Зарубежные эсеры совместно с меньшевиками вновь апеллировали к совести международного пролетариата. В обращении «К социалистическим партиям и рабочим организациям» они заявили: «Мы, представители всех российских социалистических партий объявляем международному пролетариату: готовится неслыханное преступление, сопряжённое с неслыханным нарушением честного слова со стороны людей, называющих себя революционерами. Совершается неслыханное издевательство над единодушно выраженной волей международного пролетариата. Во имя социалистической солидарности, во имя будущего русской революции требуем от всех социалистических партий и рабочих организаций немедленного принятия всех мер, которыми они располагают, для предотвращения этого преступления»40.

Среди демократических и социалистических сил Европы и Америки данное обращение и начавшийся судебный процесс вызвали новую мощную волну солидарности с российскими социалистами. Защита жизни подвергнутых суду эсеров вновь стала их первоочередным делом, международная антибольшевистская кампания получила новое дыхание и новый размах. Не было, пожалуй, ни одной социалистической партии, которая бы не выразила в той или иной форме своё негодование по поводу московского процесса. Протестным движением были охвачены десятки рабочих организаций, многие общественные деятели, писатели и учёные41. Особо большое значение имели протесты таких лиц, как А. Эйнштейн, А. Риль, Р. Гильфердинг, Г. Зудерман, А. Олар, А. Франс, А. Барбюс, Р. Роллан, Г. Уэллс, М. Горький. Вспоминая те дни, В.М. Чернов писал: «Как только был намечен этот зловещий процесс, все мы, деятели партии, оказавшиеся за границей, решили приложить все наши усилия к тому, чтобы мобилизовать против него весь духовный авангард и моральный цвет цивилизованного мира… И понемногу все образованные слои Европы втянулись в ход процесса, ждали новостей о нем, трепетали нервами от ожидания и все громче реагировали на вести из Москвы, не укладывавшиеся в нормы правосознания современного человечества. Все отзывы, все отклики сливались в гул всесветного морального протеста против неслыханной пародии на правосудие. Мировая совесть отказывалась с ним мириться»42.

Основная заслуга в организации и координации широкого и мощного протестного движения принадлежала возглавляемой В.М. Черновым Заграничной делегации ПСР, чей авторитет среди зарубежных социалистических и рабочих организаций в 1922 году заметно вырос и окреп. При этом исключительно важную роль в правдивом информировании западного общественного мнения, пропаганде и агитации играли зарубежные эсеровские периодические издания левоцентристского направления.

Главенство здесь принадлежало ежедневной газете «Голос России», помещавшей на своих страницах все поступавшие в ЗД ПСР материалы о ходе и итогах судебного процесса: многочисленные корреспонденции, телеграммы, отклики, стенографические отчёты. По справедливому замечанию В.М. Чернова, газета стала «первоисточником для осведомления всей мировой прессы» о творившемся в Москве «беспримерном издевательстве над самыми основами права»43. Уделяя первостепенное внимание выпуску ежедневной газеты, Чернов сознательно пошёл на определённые ограничения в издании центрального печатного органа ПСР «Революционная Россия», за что получил нарекание от ЦБ ПСР44. С 22 февраля по 15 октября 1922 года, когда «Голос России» находился в руках ЗД ПСР, в газете было напечатано около 50 публикаций В.М. Чернова, значительная часть которых имело прямое отношение к московскому процессу.

Немаловажное значение в развернувшейся антибольшевистской кампании имели издаваемая И.А. Рубановичем на французском языке газета «Народная трибуна» и выходивший в течение четырёх месяцев на пяти языках (немецком, французском, английском, итальянском и еврейском) ежедневный бюллетень «Социалист-революционер», дававший оперативную информацию о ходе судебного процесса и положении социалистов в России. Свою лепту в разоблачение подлинных причин обрушившихся на эсеров массовых репрессий внесли и такие повременные издания, как «Воля России» и «Революционная Россия».

В отличие от «Воли России» журнал «Революционная Россия» выходил в 1922 году крайне нерегулярно. Всего Чернов издал 7 номеров, причём два из них – сдвоенные. В значительной степени это объясняется выше указанным обстоятельством, а также финансовым кризисом, в котором оказалась Заграничная делегация летом 1922 года. Однако определённые трудности никак не отразились на боевом духе центрального печатного органа ПСР. Пять номеров журнала были почти целиком посвящены ходу и итогам московского процесса. Из восьми черновских публикаций, появившихся в 1922 году на страницах «Революционной России», особый интерес в контексте рассматриваемого вопроса заслуживает статья «Лицом к лицу», в которой автор сделал, что называется по горячим следам, два принципиально важных (подтверждённых последующей практикой) вывода.

Первый касался глубинных мотивов и сущности задуманного и проведённого большевиками антиэсеровского процесса. В.М. Чернов указывал, что московский процесс явился своего рода кульминацией многолетнего противостояния большевиков и социалистов, за которым стояли разные представления о моделях общественного развития России – коммунистически-тоталитарной и социалистически-демократической. Насилием и террором пришедшие к власти большевики пытались уничтожить и самих носителей идей демократического социализма, и сами идеи, и социально-политическую базу, являвшуюся питательной средой этих идей, чтобы в конечном итоге беспрепятственно навязать народу пути и методы реализации собственной модели общественного устройства. «Партия социалистов-революционеров, – писал Чернов, – «судится» за всю линию своего политического поведения, ибо линия эта на всём своём протяжении непримиримо противополагается линии поведения большевистской партии… Пытаясь обвинить нашу партию, современная власть на каждом шагу невольно обвиняет сама себя. Об этом наглядно свидетельствует лежащее перед нами «Обвинительное заключение по делу ЦК и отдельных членов иных организаций ПСР» Верховного Трибунала ВЦИКа. Странное и смешное впечатление произвёл бы этот мнимо «юридический» документ на всякого юриста. Великую историческую тяжбу между народовластием и диктатурой, между началами общественной и личной свободы и системы опёки, между демократическим социализмом и авторитарным коммунизмом, между системой политического равноправия и системой партийной монополии – он хочет разрешить средствами судебного разбирательства»45.

Второй имел преимущественно прогностический характер, предсказывавший неизбежное и полное банкротство большевизма в глазах европейского пролетариата и западного общественного мнения в силу его органической несовместимости с «душой» социализма – истинной демократией. В.М. Чернов пророчески замечал: «И когда-нибудь – когда в Западной Европе среди пролетариата растают и рассеются последние остатки когда-то нашумевшей «большевистской легенды», последние пережитки расцвеченного народной молвой красного мифа о русском коммунизме, когда поймут, какой жестокой насмешкой и издевательством над пролетарскими чаяниями был режим Совнаркома – тогда поймут, как много сделал для просветления сознания европейских рабочих масс этот мощный голос строгой и гордой революционной совести, звучащей миру со скамьи подсудимых московского верховного трибунала; и тогда скажут, что в эпоху всеобщего замешательства и вавилонского смешения языков были люди, которые с самого начала и до конца сумели отличить чистое золото социалистических принципов от грубой подделки; тогда поймут, сколько их заслуги в том, что социализм, вовремя отмежёванный от коммунистической аракчеевщины, не разделил с нею уготованного ей неумолимой логикой истории полного и окончательного внутреннего банкротства; и тогда скажут, тогда сочтут своим долгом сказать, что эти люди в критический момент сумели и посмели спасти честь международного социализма»46.

Донести правду о большевизме до западного общественного мнения, способствовать развенчанию имиджа большевиков как борцов за интересы социализма и демократии в глазах зарубежных социалистов и коммунистов были призваны и две обличавшие большевистский режим книги, изданные ЗД ПСР в 1922 году, – «Че-Ка: Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий» и «Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Москве».

Сборник «Че-Ка» состоял из 12 документальных очерков, повествовавших о кровавых преступлениях как центральных, так и местных органов ВЧК в 1919 – 1921 годах47. Причём авторы сборника не понаслышке, а на своём личном опыте познали всё многообразие иезуитски-коварных и беспощадных методов и средств, используемых красной охранкой против политических противников РКП (б) и всех инакомыслящих. Данное обстоятельство придавало книге особое звучание и существенно усиливало её разоблачительную мощь. Предисловие к сборнику было написано В.М. Черновым.

Анализируя природу имманентно присущего большевистской системе управления «военно-диктаториального начала», он подчёркивал: «Большевистский режим, вытравивший из социализма самую душу его – свободу и оставивший от него только бездыханный разлагающийся труп – коммунистическую каторгу, в чрезвычайках имеет своё неизбежное логическое дополнение. Кто хочет сохранения этого режима, но уничтожение ужасов чрезвычайки – тот хочет католицизма без папы, империализма без войны, самодержавия без зубатовщины»48.

Книга вышла на русском, английском, французском и немецком языках, имела за рубежом большой успех и с финансовой точки зрения оказалась прибыльным изданием. На русском языке она появилась в апреле 1922 года, её тираж составил 5 тысяч экземпляров. Владелец книжного склада, которому «Че-Ка» была передана на комиссию, сообщал в ЗД ПСР, что за всю его трёхлетнюю издательскую практику ни одна книжка так не шла, как эта, что он впервые в своей практике получал заказы даже по телефону и что в течение первых трёх недель было распродано 1,5 тысячи экземпляров49. А из Москвы сообщали: «Че-Ка» до нас не дошла50. Прислано всего 2 экземпляра, из коих один «реквизировали» наши знакомые на почте как колоссальной драгоценности документ, а другой запоем читаем… В России он необходим. Ведь «Че-Ка» выпукло систематизирует «правовую» жизнь граждан, скрытую от них самих подвалами чрезвычаек. Шлите эту книгу в максимуме экземпляров»51.

Другую книгу – «Двенадцать смертников» – ЗД ПСР издала в октябре 1922 года на пяти языках: русском, чешском, французском, английском и немецком. В книге в популярной форме освещались цель, подготовка, ход и итоги судебного процесса над эсерами. Среди российской эмиграции и зарубежных социалистов эта книга вызвала не меньший интерес, чем «Че-Ка».

Вводная статья принадлежала одному из авторитетнейших лидеров международного социализма Карлу Каутскому, что уже само по себе придавало книге особый политический вес. А оценки, данные Каутским большевизму (он называл его бонапартистским режимом) и самому судебному процессу, безусловно, способствовали разоблачению попыток большевиков выдать себя за поборников социализма и демократии. «Большевики надеялись повести процесс так, чтобы представить обвиняемых с.-р. и всю их партию как сообщников контрреволюции и иностранных держав, – писал Каутский. – Для достижения этой цели они не остановились перед самым беззастенчивым применением всех грязных методов старого полицейского режима и крайним бесстыдством превзошли этот режим… Московский процесс был отчаянной попыткой большевиков опорочить в глазах русского пролетариата и вместе с тем всего мира их самых опасных в настоящее время противников, представив их, как пособников контрреволюции, и вернуть коммунизму утерянные им симпатии пролетариата. Этот процесс проигран большевизмом. Не подсудимые, а обвинители, судьи и их наёмники вышли из этого процесса осуждёнными в глазах России и за пределами её, заклеймёнными, преданными глубочайшему презрению. Процесс этот показал тем, кто до сих пор это недостаточно ясно видел, всю гнилость и разложение большевистского режима»52.

Свою роль в зарубежной антибольшевистской кампании сыграли и «Воспоминания о советских тюрьмах» О.Е. Колбасиной, второй жены В.М. Чернова. Небольшая по объёму, но полная драматизма книжка эта повествовала о 15-ти месяцах тюремного заключения, проведённых её автором в чекистских застенках. Книжка вышла в Париже в 1922 году, её издание было осуществлено на средства парижской группы эсеров, и она тем самым стала одним из вкладов правых эсеров-эмигрантов в общее дело борьбы против преследований российских социалистов.

Парижская группа, хотя и не столь активно, как члены ЗД ПСР, с самого начала антиэсеровской кампании большевиков встала на защиту своих российских соратников. М.В. Вишняк свидетельствовал: «Эти события всех нас захватывали политически, а некоторых к тому же лично. А. Гоц был ближайшим и интимным другом многих из нас; Гендельман, Тимофеев, Донской, Евгения Ратнер, Раков и другие были приятелями, с которыми многие делили тюрьмы и ссылки. Различия во взглядах и в принадлежности к разным группировкам отступали на задний план перед напряжённым стремлением каждого сделать всё возможное для облегчения судьбы большевистских жертв. Видимость суда давала обильный и яркий материал для изобличения коварства, жестокости и двуличия правящей в Москве клики»53.

Наиболее активными из правых и правоцентристов были А.Ф. Керенский и Е.К. Брешко-Брешковская, подключившие все свои личные связи и знакомства, чтобы мобилизовать западное общественное мнение против готовившейся большевиками расправы над видными деятелями ПСР.

Под давлением проживавшего в Париже члена Заграничной делегации И.А. Рубановича правые эсеры согласились координировать свои действия с представительным органом ПСР за границей (ЗД) и признать его руководящую роль в развернувшейся кампании в защиту заключённых социалистов-революционеров54. Это был, пожалуй, единственный случай, когда правоэсеровская эмиграция практически единодушно выразила намерение пойти на тесные контакты с Заграничной делегацией, отстаивавшей за рубежом левоцентристский курс партии. К сожалению, подобное признание и подобные контакты имели ситуативный характер и не стали основой для более глубокого консолидационного процесса в эсеровской эмигрантской среде.

Итак, инициированная Заграничной делегацией во главе с В.М. Черновым международная кампания против массовых преследований социалистов в России вылилась в мощное протестное движение, охватившее широкие зарубежные демократические и социалистические круги. Катализатором этого движения стала резко негативная реакция на судебный процесс над социалистами-революционерами – первый по времени показательный процесс, инспирированный и разыгранный большевиками против своих политических противников55. Проведя этот процесс, большевистская власть серьёзно дискредитировала себя в глазах западного общественного мнения, что были вынуждены признать самые высокопоставленные её представители. Член ЦК РКП (б) Е.А. Преображенский, например, информируя Политбюро о реакции на московский процесс за рубежом, констатировал: «Политически мы потеряли с этим процессом»56.

Именно широкое протестное движение на Западе не позволило большевистскому режиму осуществить немедленную кровавую расправу над осуждёнными. Так, нарком иностранных дел Чичерин сообщал из Берлина в ЦК РКП (б): «Из всех крупных стран сочувствующие нам элементы предупреждают, что в случае казни некоторых эс-эров, все отшатнуться от нас, и наши ярые враги будут свободно действовать против нас, будет открыт путь самой агрессивной политике против Советской России»57. А Бухарин, один из организаторов и руководителей процесса, спустя 13 лет в частной беседе с меньшевиком Б.И. Николаевским говорил: «Да, нужно признать, что вы, социалисты, сумели тогда поставить на ноги всю Европу и сделать невозможным приведение в исполнение смертного приговора над эсерами»58.

Смертный приговор всё же был вынесен: 7 августа 1922 года Верховный трибунал приговорил 12 из 22 представших перед судом эсеров к расстрелу59. На следующий день постановлением Президиума ВЦИК приговор был утверждён, но его исполнение решено было приостановить с тем условием, что партия социалистов-революционеров должна отказаться от активных, прежде всего, террористических выступлений против советской власти. Большевики квалифицировали свой приговор как применение принципа условного осуждения, фактически же они сделали из «смертников» бессрочных заложников60.

И хотя смертных казней не последовало, так называемое условное осуждение, как и итоги процесса в целом, были встречены на Западе как издевательство над правосудием. Борьба за жизнь осуждённых эсеров продолжалась.

С осени 1922 года вплоть до 1926 года эта тема не сходила со страниц зарубежных эсеровских изданий, к ней нередко обращались печатные органы западноевропейских социалистических и рабочих организаций. Запросы о положении осуждённых, протесты против условий их содержания в тюрьмах и ссылке постоянно поступали от зарубежных социалистов в советские полпредства по всей Европе. Заграничная делегация ПСР продолжала искусно поддерживать неослабевавший интерес западного общественного мнения к судьбе «двенадцати смертников» и других видных деятелей ПСР, продолжавших пребывать в советских тюрьмах в нечеловеческих условиях.

Так, когда в начале сентябре 1922 года до заграничных эсеров дошли слухи о том, что член ЦК ПСР Е.М. Тимофеев якобы совершил самоубийство, Заграничная делегация вновь ударила в набат. В.М. Чернов на страницах «Голоса России» выступил со страстной статьёй под названием «Борьба – смертью», в которой содержался призыв к всему цивилизованному миру «вырвать заложников у палачей большевизма» и «остановить начавшуюся роковую развязку»61. В этом же номере газеты была опубликована телеграмма ЗД ПСР, отправленная в ЦК РКП (б), СНК и Коминтерн, с требованием предоставить официальную информацию о судьбе Тимофеева и других осуждённых. Заграничная делегация обратилась также к лидеру II Интернационала Э. Вандервельде с просьбой предпринять меры, чтобы выяснить правду о заключённых, «пропавших без вести со времени вынесения приговора», и облегчить их положение.

Опасаясь новой волны антибольшевистской кампании на Западе, зампред ГПУ И.С. Уншлихт поспешил подготовить заявление, опровергавшее слухи о самоубийстве Тимофеева, и, по согласованию со Сталиным, его было решено опубликовать в советских газетах.

Не меньшей неожиданностью и неприятностью для большевистской власти стала появившаяся в эмигрантской печати в конце февраля 1923 года информация о том, что Н.В. Крыленко якобы заявил о готовности временно выпустить некоторых осуждённых эсеров за границу для поправления здоровья, но с одним условием: их место в тюрьме должны занять находившиеся за рубежом видные деятели ПСР. И хотя данная информация не подтверждалась никакими официальными сообщениями, она стала основой целой серии публичных заявлений со стороны зарубежных эсеров. Пребывавшие за границей лидеры ПСР – В.М. Зензинов, А.Ф. Керенский, С.П. Постников, Н.С. Русанов, В.М. Чернов, Г.И. Шрейдер и другие – заявили о своём желании пойти на такой обмен, если от советского правительства будет на то официальное предложение.

От имени Заграничной делегации В.М. Чернов составил открытое обращение к «трём интернациональным объединениям социалистического рабочего класса», которое 25 февраля 1923 года появилось в газете «Дни», а затем было перепечатано в «Революционной России»62. Зарубежные эсеры, подтвердив свою готовность стать заложниками за осуждённых, просили международные рабочие и социалистические организации вступить в переговоры с Москвой об условиях обмена. В обращении, в частности, говорилось: «Если переданные телеграфом слова Крыленко верны, они не вносят в характеристику правосознания Кремля ничего нового: те, кто готов торговать людьми и воскрешать посреди мирного времени первобытные институты коллективной ответственности, взаимной головной круговой поруки и заложничества, не могут упасть ещё ниже, требуя за временное освобождение захваченных заложников их заместителей. Мы ни на один момент не считаем возможным своими действиями как бы санкционировать эту чудовищную варваризацию правовых понятий и приёмов политической борьбы. И тем не менее, в высших интересах человечности, перед лицом беспримерно тяжёлого положения товарищей, которые по свидетельству самого Крыленко не раз приводились на грань самоубийства, мы, члены ЗД партии с.-р., за себя и за своих организованных товарищей по партии за границей заявляем, что в любой момент готовы представить возглавленный нами список заместителей за всех двадцать двух осуждённых московского процесса. Мы готовы быть за них заложниками в полном и точном смысле этого слова. Мы явимся и сядем за них в тюрьму… Мы просим три существующие ныне в Европе интернациональных объединения рабочих социалистических сил (Венское, Амстердамское и Лондонское) взять на себя все переговоры с кремлёвскою властью, необходимые для осуществления хотя бы временного освобождения заключённых по московскому процессу, если оно возможно тою ценою, о которой говорил главный прокурор кремлёвской власти Крыленко»63. Безусловно, данное заявление было не только эффектным пропагандистским ходом, но и актом неподдельного, настоящего мужества эсеров-эмигрантов.

Спустя четверть века В.М. Чернов так вспоминал об этих событиях: «Возвращаясь взволнованной памятью к тем дням, когда, ловя вести о ходе процесса и о его эпилоге, мы вибрировали всеми своими чувствами в такт речам и жестам подсудимых, так высоко поднявших на суде над головами друзей и врагов наше партийное знамя, нельзя не вспомнить, как всех нас осенила мысль: если двенадцать русских социалистов нужны как заложники, почему именно эти, а не другие двенадцать? Эти уже достаточно натомились в застенках Лубянки, их здоровье подорвано в корне, их нервная система потрясена, сквозь тюремные решетки, ограды и запоры проскальзывают вести о росте их болезненности, об обреченности иных из них на скорую смерть. Не стыдно ли, что не раздалось доселе общего крика, стона, вопля: выпустите же их хоть ненадолго для того, чтобы они смогли перевести дух, побывать на вольном воздухе и солнечном свете!.. Пусть же берут нас, которым только чистая случайность не дала сидеть на скамье подсудимых вместе с двенадцатью. Мы готовы: мы даем взамен двенадцати пленных, давно уже брошенных в узилища, двенадцать других таких же авангардных работников партии. Выпустите же их и берите нас. Каждый из нас готов в свою очередь заместить тех, кому выпал тяжкий жребий отвечать за всю партию.

Я роюсь в своей памяти – и не могу вспомнить, кто в нашей среде первый выговорил эти облегчающие нашу партийно-политическую совесть слова. Ясно: они у всех зрели в глубинах сознания и просились на язык. Я сейчас вспоминаю лишь, с каким спокойным и твердым энтузиазмом формулировал их перед иностранными товарищами Рубанович. Первые, выслушавшие его, недоуменно пожимали плечами. Идея наша была встречена ими без сочувствия, и мне казалось, не совсем была она и понята нашими европейскими товарищами. И помню, как под конец она все же была воспринята далеко за пределами нашей партии. Если память мне не изменяет, то первым из заграничных социалистов, трогательно предложившим и себя на смену любого из «двенадцати», оказался член бельгийской рабочей партии Вотерс64; и уж следом за ним посыпались ещё и ещё имена заслуженных общественных работников разных стран – не исключая далекой Америки. Помню: сами подсудимые переслали нам протестующие призывы к самообладанию, к отказу от подобных предложений палачам, способным над ними лишь издеваться»65.

Настоящий переполох у кремлёвских властителей вызвало самоубийство одного из 12 «смертников», члена ЦК ПСР С. В. Морозова, который добровольно ушёл из жизни 20 декабря 1923 года. Из его предсмертного письма, адресованного родным и близким, следует, что одним из главных мотивов такого поступка стали не несломленная воля борца и не разочарование в политических идеалах, а те нечеловеческие условия тюремного существования, на которые «смертники» в силу вынесенного им приговора оказались обречёнными в течение неопределенно долгого времени66.

Смерть Морозова была расценена политическими противниками большевиков как жертвенный подвиг, как самораспятие за других, как протест смертью, что грозило власти новыми и серьёзными осложнениями в международных делах. В значительной мере для того, чтобы предотвратить очередную волну антибольшевистского движения за рубежом или хотя бы не позволить ей подняться в полную силу, ВЦИК в январе 1924 года отменил смертные приговоры осуждённым по процессу 1922 года и назначил им пятилетние сроки тюремного заключения с последующей высылкой в отдалённые районы страны67.

Ясно, что большевистскийждународного социалистического и рабочего движения пойти на такого рода формальные уступки ...сегда шёл снова той же дорогой, режим без непрекращавшихся протестов самих осуждённых, самоотверженно боровшихся в тюремных застенках за свои права политзаключенных, без усилившихся в связи с судебным процессом антибольшевистских настроений в стране и без опасения оказаться окончательно изолированным от международного социалистического движения вряд бы пошёл на подобные уступки. В связи с последним обстоятельством следует заметить, что ставка ЗД ПСР на помощь и солидарность со стороны социалистических кругов Запада полностью себя оправдала. В.М. Чернов совершенно справедливо подчёркивал: «Заграничная делегация с честью выдержала свою миссию – охвата всего цивилизованного мира энергией своей агитации»68. К этому следует добавить, что зарубежные эсеры постоянно поддерживали своих осуждённых товарищей и материально – слали им и их семьям денежные переводы, посылки с продовольствием и предметами первой необходимости.

Ценой неимоверных усилий ЗД ПСР смогла не только достойно представлять партию социалистов-революционеров за рубежом, но и добиться некоторых успехов в неравной борьбе с большевистской властью. По своей сути международная кампания в защиту российских социалистов, инициированная эсеровской эмиграцией, явилась первой широкомасштабной акцией объединённых сил мирового социализма против одной из нарождавшихся форм тоталитаризма. В.М. Чернов намного раньше других пришёл к такому выводу. К сожалению, далеко не все западные правительственные и неправительственные институты, общественные организации и деятели, преследуя собственные текущие интересы и выгоды, оказались в состоянии вовремя увидеть это, осознать и должным образом оценить.

Примечания

1 См.: Постановление пленума ЦК РКП (б) «Об эсерах и меньшевиках» от 28 декабря 1921 г. // Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов / Сост. С.А. Красильников, К.Н. Морозов, И.В. Чубыкин. – М., 2002. С.147.

2 См.: Там же. С. 148 –173, 176 – 179, 189 – 192. В.И. Ленин был не только в курсе готовившейся антиэсеровской кампании, но и давал непосредственные директивы по её ведению. В письме к народному комиссару юстиции Д.И. Курскому от 20 февраля 1922 года он поставил задачу: «Усиление репрессии против политических врагов Сов<етской> власти и агентов буржуазии (в особенности меньшевиков и эсеров); проведение этой репрессии ревтрибуналами и нарсудами в наиболее быстром и революционно-целесообразном порядке; обязательная постановка ряда образцовых (по быстроте и силе репрессии; по разъяснению народным массам через суд и через печать значения их) процессов в Москве, Питере, Харькове и нескольких других важнейших центрах». – См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 396.

3 Воззвание ЦБ ПСР «Ко всем трудящимся» // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 12 – 13; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. С. 811 – 813.

4 См.: Семёнов (Васильев) Г. Военная и боевая работа партии социалистов-революционеров за 1917 – 1918 гг. – М., 1922.

5 См.: Чернов В. Иудин поцелуй // Голос России. 1922. 25 февраля; Революционная Россия. 1922. № 16/18. С. 11 – 12.

6 Ярославские пленники // Революционная Россия. 1920. № 1. С. 27.

7 См.: Протокол заседания Заграничной делегации от 1 марта 1922 г. // Hoover Institution Archives. Nicolaevsky (Boris I.) Collection (далее – HIA NC). Box 9. Folder 8.

8 См.: Чернов В. «Невольникам своего ремесла». Открытое письмо // Голос России. 1922. 1 марта.

9 См.: Чернов В. Заявление о привлечении редакции газеты «Новый мир» к судебной ответственности за клевету // Там же.

10 Записка Л.Д. Троцкого в редакции газет «Правда» и «Известия» от 19 марта 1922 г. // Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 390.

11 Письмо И.С. Уншлихта в Политбюро ЦК РКП (б) от 22 марта 1922 г. Приложение к протоколу Политбюро № 116. п. 8 // Там же. С. 207 – 208. Политбюро ЦК РКП (б) поддержало предложение Уншлихта и поручило Оргбюро составить соответствующий циркуляр. – См: Постановление Политбюро ЦК РКП (б) «Об издании циркуляра, разъясняющего обязанности членов РКП выходцев из других партий» от 23 марта 1922 г. // Там же. С. 208.

12 Письмо Н.Н. Крестинского к секретарю ЦК тов. Молотову от 2 марта 1922 г. // Там же. С.184.

13 См.: Почто-телеграмма Л.Д. Троцкого в Политбюро ЦК РКП (б) от 8 марта 1922 г. // Там же. С. 193.

14 См.: Стеклов Ю. Пойманы с поличным // Известия. 1922. 7 марта; Сосновский Л. Как отвечает Виктор Чернов? // Правда. 1922. 17 марта; Он же. Есть ещё судьи в Берлине! // Правда. 1922. 18 марта; Он же. В ожидании суда // Правда. 1922. 23 марта; Коноплёва Л. Открытое письмо В. Чернову // Известия. 1922. 22 марта; Ярославский Ем. Общее дело контрреволюции // Правда. 1922. 28 марта; Стеклов Ю. Новый акт лицемерия // Известия. 1922. 29 марта и др.

15 Письмо И.С. Уншлихта к Н.Н. Крестинскому от 3 мая 1922 г. // Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 212.

16 См.: Письмо К.Б. Радека к тов. Троцкому, Дзержинскому, Каменеву от 10 мая 1922 г. // Там же. С. 400.

17 Шифротелеграмма Г.В. Чичерина в Наркомат иностранных дел от 19 июня 1922 г. // Там же. С. 277.

18 См.: Там же. С. 665. По другим сведениям, суд приговорил Керстена к штрафу в 6 тыс. германских марок или к 60 дням ареста. – См.: Ипполитов С.С., Катаева А.Г. Становление русской издательской деятельности в Германии // Ипполитов С.С., Катаева А.Г., Ершов В.Ф., Шинкарук И.С. Очерки антибольшевистской эмиграции. – М., 2002. Вып. 2. С. 42. Однако приговор суда был обжалован как Черновым, так и Керстеном. Новое заседание суда состоялось 19 февраля 1923 года и закончилось тем, что дальнейшее разбирательство этого дела было перенесено на 30 апреля 1923 года. Как завершился данный процесс установить не удалось.

19 Воззвание ЗД ПСР «К социалистическим партиям всего мира» // Революционная Россия. 1922. № 19. С.14; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. С. 813 – 814.

20 См.: Воззвание ЗД ПСР «К социалистическим партиям всех стран» // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 14 – 16; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. С. 814 – 819.

21 См.: Единый фронт // Революционная Россия. 1922. № 16/18. С. 56.

22 См.: Письмо С.П. Постникова к ЦБ ПСР от 4 апреля 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 4.

23 Чернов В.М. Последний бой Рубановича. Воспоминания // HIA NC. Box 383. Folder 1. Единодушное массовое осуждение готовившегося судилища над эсерами стало для большевистской власти действительно полной неожиданностью. В этой ситуации на выручку «главным специалистам» по организации судебного процесса пришёл В.И. Ленин, который составил проект довольно циничного ответа советского руководства иностранным социалистам. В нём, в частности, речь шла о возможности освобождения эсеровских лидеров в обмен на освобождение из тюрем германских коммунистов. Данное предложение было совершенно нереальным, ибо вопрос об освобождении немецких коммунистов никоим образом не относился к сфере непосредственной компетенции ни Второго, ни Венского Интернационалов. Тем не менее, ленинский текст, несколько поправленный Г.Е. Зиновьевым и Л.Б. Каменевым, был отправлен Э. Вандервельде и опубликован в российской прессе за подписью наркома юстиции Д.И. Курского, как того требовал Ленин, в качестве официального ответа советского руководства. – См.: Заявление Советского руководства Центральным Комитетам Бельгийской социалистической партии и Социал-демократической партии Нидерландов // Известия. 1922. 21 марта.

24 Письмо секретаря ЗД ПСР В.М. Зензинова к В.В. Рудневу от 9 марта 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 18. Подробнее о сотрудничестве и совместных действиях эсеров и меньшевиков в период антибольшевистской кампании против преследования российских социалистов см.: Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 – 1926): этика и тактика противоборства. – М., 2005. С. 84 – 108.

25 См.: Совместное совещание представителей заграничных делегаций РСДРП и ПСР от 27 марта 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 11; Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П.С-Р. / Собрал и снабдил примечаниями и очерком истории партии в пореволюционный период Marc Jansen. – Amsterdam, 1989. С. 602 – 607; Письмо В.М. Зензинова к И.А. Рубановичу от 28 марта 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 18.

26 Чернов В.М. Последний бой Рубановича. Воспоминания // HIA NC. Box 383. Folder 1.

27 См.: Меморандум Заграничной делегации партии социалистов-революционеров, представленный конференции 3-х Интернациональных объединений социалистических и коммунистических партий от 2-го апреля 1922 года в Берлине // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 1 – 11; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. С. 820 – 841.

28 Вопрос о едином рабочем фронте и об участии представителей ПСР в Международном конгрессе социалистических и коммунистических партий обсуждался на заседании ЦБ ПСР 4 февраля 1922 года. Делегация от партии социалистов-революционеров на планируемый конгресс была утверждена ЦБ ПСР 8 февраля 1922 года. В её состав наряду с В.М. Черновым и В.В. Сухомлиным включили находившихся в тюрьме пятерых членов ЦК ПСР, что, безусловно, было демонстративным политическим актом. Не исключено, что эсеры надеялись таким образом вырвать их из большевистских застенков. При этом предполагалось, что ПСР к началу работы Берлинской конференции присоединится к Венскому Интернационалу. Однако по ряду причин этого не произошло. Эсеровская партия в это время не входила и во II Интернационал. Будучи вне рядов международных социалистических объединений, она не имела формального права быть представлена на Берлинском форуме. Этой ситуацией воспользовались большевики, заявив решительный протест против участия эсеров в Международной социалистической конференции. Дабы не обострять ситуацию, лидер Венского Интернационала Ф. Адлер, один из инициаторов созыва Берлинской конференции, формально высказался в поддержку требования большевиков. И лишь при усиленном ходатайстве зарубежных меньшевиков он согласился на присутствие эсеров-эмигрантов в качестве гостей конференции. В.М. Чернов осудил «пробольшевистскую» позицию Адлера и требовал предоставить эсеровской делегации официальный статус участницы конференции, ссылаясь на то, что такой статус получили представители итальянских социалистов, не входившие, также как и эсеры, ни во Второй, ни в Венский Интернационалы. Не соглашался Чернов с позицией Адлера и в вопросе о признании правомерности с формально-юридической точки зрения большевистского суда над эсерами. На этой основе личные взаимоотношения Чернова и Адлера в этот период заметно обострились, и решение эсеров присоединиться к Венскому Интернационалу было пересмотрено.

29 Меморандум Заграничной делегации партии социалистов-революционеров // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 11.

30 См.: Отчёт комиссии ЗД ПСР по ведению кампании в связи с процессом над социалистами-революционерами // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 46; Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Т. 3. Ч. 2. С. 846.

31 Подробнее см.: Международная социалистическая конференция (объединённое заседание исполкомов трёх интернационалов). Стенографический отчёт. – М., 1922; Сухомлин В.В. Итоги Берлинской конференции // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 29 – 36; Отчёт о Берлинской конференции трёх Интернационалов // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 36 – 42; Sukiennicki W. An Abortive Attempt at International Unity of the Worker’ Movement (The Berlin Conference of the Three Internationals, 1922) // Revolution and Politics in Russia. Essays in Memory of B.I. Nicolaevsky / Ed. Alexander and Janet Rabinowtch with Ladis K.D. Kristof – Bloomington – London, 1972. P. 204 – 242.

32 При выработке общей декларации конференции представитель Венского Интернационала Р. Гримм потребовал внести следующий параграф: «Конференция заявляет, что все пролетарские партии обязаны со всей энергией стремиться содействовать освобождению всех политических заключённых своей страны, в особенности тех, кто ещё со времени открытой гражданской войны находится под следствием или отбывает наказание в тюрьме». Делегация Коминтерна заявила, что не может присоединиться к этому пункту, на что последовала незамедлительная реакция: «Коммунистический Интернационал так дорожит возможностью держать и в дальнейшем в тюрьмах русских социалистов, что он готов во имя этого отказаться от борьбы за освобождение пролетариев, томящихся за политические преступления в тюрьмах капиталистических государств». – См.: Отчёт о Берлинской конференции трёх Интернационалов // Революционная Россия. 1922. № 19. С. 42.

33 Письмо ЦБ ПСР к Заграничной делегации ПСР от 24 марта 1922 г. // HIA NC. Box 3. Folder 9; Революционная Россия. 1922. № 19. С. 43.

34 Наряду с иностранными адвокатами Заграничная делегация ПСР намеревалась послать в Москву в качестве защитников представителей эсеровской партии, находившихся за границей. В частности, обсуждались кандидатуры В.Я Гуревича, В.М. Зензинова, С.А. Кобякова и В.В. Сухомлина. – Подробнее об этом см.: Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 219 – 236. Однако ЦБ ПСР совместно с заключёнными членами ЦК посчитали, что приезд в Москву заграничных эсеров нецелесообразен. – См.: Письмо ЦБ ПСР к Заграничной делегации ПСР от 28 апреля 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 4. А 15 мая 1922 г., перед непосредственным отъездом адвокатов-социалистов в Москву, состоялось совместное заседание представителей заграничных делегаций меньшевиков, эсеров и иностранных защитников, на котором меньшевики и эсеры предложили включить в состав защиты Ю.О. Мартова. – См.: Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 - 1926): этика и тактика противоборства. С. 85. Однако иностранные защитники настояли на том, чтобы никто из российских революционеров-эмигрантов в Москву не ехал. В этой связи В.М. Зензинов писал в ЦБ ПСР: «Из русских кандидатур реально стояли две: Сухомлина и Зензинова, но мы их в последнюю минуту сняли, благодаря вашим настояниям и просьбе здешней защиты, которая боялась, что их присутствие на процессе ненужно осложнит последний и может принести вред делу. Этих соображений для нас было достаточно, чтобы снять кандидатуры». – См.: Письмо Акакия (В.М. Зензинова) к ЦБ ПСР от 17 мая 1922 года // HIA NC. Box 9. Folder 4.

35 См.: Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Москве. – Берлин, 1922.; Обвинительное заключение по делу Центрального Комитета и отдельных иных организаций партии социалистов-революционеров по обвинению их в вооружённой борьбе против Советской власти, организации убийств, вооружённых ограблений и в изменнических сношениях с иностранными государствами. – М., 1922; Процесс П.С.-Р. Речи государственных обвинителей. Приговор Верховного Революционного трибунала. Постановление Президиума ВЦИК. Воззвание Коминтерна. – М., 1922; Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 - 1926): этика и тактика противоборства; Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов; Янсен М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров. – М., 1993.

36 Уже 11 апреля 1922 года в газетах «Правда» и «Известия» была опубликована статья В.И. Ленина «Мы заплатили слишком дорого», в которой критиковались действия представителей Коминтерна на Берлинской конференции за их обещание не применять смертной казни к подсудимым эсерам и допустить на процесс представителей Второго и Венского Интернационалов. Правда, Ленин тут же оговаривался, что берлинские договорённости не должны нарушаться. Однако и до судебного разбирательства, и во время «суда» устами его сподвижников неоднократно высказывалась мысль, что берлинские соглашения не имеют для них обязательной силы.

37 ЦК РСДРП намеривалось послать на судебный процесс в качестве защитников известных меньшевиков С.Л. Вайнштейна (Звездина), Б.Н. Гуревича (Бера) и И.И. Рубина. – Подробнее см.: Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 - 1926): этика и тактика противоборства. С. 85 – 90.

38 Травля иностранных защитников в большевистской печати началась сразу же, как только стало известно об их намерении приехать на московский судебный процесс. По прибытии в Москву 25 мая они были встречены на Виндавском (Рижском) вокзале организованной советскими властями многотысячной и агрессивной демонстрацией. Во время судебного процесса защитники оказались в весьма сложных условиях: продолжалась их травля в советских газетах, в зале суда они постоянно подвергались оскорблениям и прямым угрозам, им прекратили предоставлять официальные стенограммы слушаний, агенты ГПУ осуществляли за ними беспрестанную слежку. Попытки защитников апеллировать к берлинским договорённостям вызвало со стороны большевистских лидеров ярость и раздражение, в конечном итоге им открыто заявили, что достигнутое в Берлине соглашение разорвано. Стало ясно, что дальнейшее их присутствие на «суде» не имеет смысла. По договорённости с обвиняемыми иностранные защитники заявили о прекращении своей миссии и 19 июня 1922 года покинули Москву. Возвратившись домой, они в обращении к социалистическим партиям всех стран дали отчет об обстоятельствах, заставивших их уйти с суда: «Берлинское соглашение, – писали они, – имело целью создать для пролетариата уверенность, что московский процесс против социалистов-революционеров будет вестись при соблюдении всех правовых гарантий свободной защиты и на строго объективной почве... Тот способ, которым ведется процесс, не оправдал наших ожиданий, и с самого начала стало ясно, что вопреки обещаниям, данным Третьим Интернационалом в Берлине, обвиняемые были поставлены не перед судьями, а перед своими политическими противниками, намерением которых было осудить обвиняемых по государственным соображениям. Было уже знаменательно, что председатель суда вскоре после открытия заседания сделал заявление, что этот суд является классовым судом и будет сознательно проводить классовую юстицию… Берлинское соглашение не было соблюдено. Этим была отнята почва у нашей защиты. Наше дальнейшее пребывание могло бы вызвать ложное впечатление, будто обещания, данные в Берлине, были сдержаны. Вследствие нарушения берлинского соглашения ставилось под вопрос и важнейшее из его постановлений – на процессе социалистов-революционеров исключается вынесение смертных приговоров. В течение целых недель коммунисты в печати и на собраниях ведут кампанию, чтобы не только добиться осуждения на смерть социалистов-революционеров, но и исполнения смертных приговоров. Суд заявляет, что ему нет никакого дела до берлинского соглашения. Представители 3-го Интернационала утверждают, что соглашение порвано, и что все обещания 3-го Интернационала потеряли значение. Если бы мы выслушивали такие заявления, не выражая против них немедленно же самого резкого протеста и не обращаясь всеми нашими силами к международной социалистической совести, то мы подвергались бы опасности внезапно очутиться перед совершившимся фактом». – См.: Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Москве. С. 53 – 56.

39 Письмо члена ЦБ ПСР Люсьмарина (Г.К. Покровского) к ЗД ПСР от 12 июня 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 4; Партия социалистов-революционеров после октябрьского переворота 1917 года: Документы из архива П.С.-Р. С. 278 – 279.

40 Обращение заграничных делегаций РСДРП, БУНДа, левых социалистов-революционеров и ПСР «К социалистическим партиям и рабочим организациям» от 12 июня 1922 г. // Социалистический вестник. 1922. № 12. С. 3. В этом же номере журнала «Социалистический вестник» была помещена обширная и страстная статья Ю.О. Мартова «Кровавый фарс», в которой подчёркивалось: «… В Москве происходит не судебный процесс, хотя бы по законам революционного времени, а самая подлая, ибо прикрытая трусливо-иезуитской казуистикой расправа над политическими противниками… Большевики питают серьёзное намерение закончить процесс кровавой тризной. Самая непосредственная опасность вновь грозит обвиняемым социалистам-революционерам и самое решительное вмешательство международного пролетариата неотложно необходимо, чтобы помешать совершиться преступлению».

41 Подробнее см.: Двенадцать смертников. Суд над социалистами-революционерами в Москве. С. 86 – 96; Красильников С.А., Морозов К.Н. Предисловие // Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 97 – 103; Морозов К.Н. Судебный процесс социалистов-революционеров и тюремное противостояние (1922 – 1926): этика и тактика. С.245 – 274.

42 Чернов В.М. Последний бой Рубановича. Воспоминания // HIA NC. Box 383. Folder 1.

43 Там же.

44 В конце апреля 1922 года из Москвы писали в Берлин: «Задержка в выпуске Р.Р. из-за газетной работы не должна была иметь места. Для нас в России Р.Р. необходима как воздух». – См.: Письмо ЦБ ПСР к Заграничной делегации ПСР от 27 апреля 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 4.

45 Чернов В.М. Лицом к лицу // Революционная Россия. 1922. № 20. С. 31.

46 Там же. С. 32.

47 Продолжением и развитием данной темы стала книга воспоминаний бывшего осведомителя чрезвычайки Н. Безпалова «Исповедь агента ГПУ», увидевшая свет в 1925 году в Праге.

48 Чернов В.М. Кровавые психозы (Вместо предисловия) // Че-Ка: Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий. – Берлин, 1922. С. 18.

49 См. Протокол заседания ЗД ПСР от 10 мая 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 8.

50 ЗД ПСР отправляла в Москву 15 экземпляров книги. О том, сколь велик был интерес к этой книге, свидетельствует тот факт, что ЦБ ПСР давало её на прочтение за плату – 1,5 млн. руб.(по курсу того времени) за сутки. – См.: Письмо Ф.Е. Махина к ЗД ПСР от 2 августа 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 5.

51 Письмо ЦБ ПСР к Заграничной делегации ПСР, май 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 4.

52 Двенадцать смертников. Суд над социалистами - революционерами в Москве. С. 11, 13.

53 Вишняк М.В. Годы эмиграции. 1919 – 1969. (Воспоминания). С. 89.

54 См.: Протокол заседания Заграничной делегации ПСР от 15 марта 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 8; Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 474 – 477. М.В. Вишняк признавал: «Громадная, ответственная и, как показали события, успешная работа сосредоточилась в более близком к месту действия драмы – Берлине. Главная тяжесть легла на плечи тамошней группы эсеров… Помощь со стороны парижских эсеров была чрезвычайно скромной». – См.: Вишняк М.В. Годы эмиграции. 1919 – 1969. (Воспоминания). С. 89, 92.

55 Первоначально большевики предполагали предать суду Верховного Трибунала 47 человек, затем, уже после Берлинской конференции трех Интернационалов, число обвиняемых было сокращено до 32. В этом числе было 22 человека действительно принадлежащих к партии социалистов-революционеров, они представляли в процессе «1-ю группу обвиняемых». Рядом с ними на скамье подсудимых сидела еще «2-я группа», состоявшая из десяти человек и возглавляемая Семёновым и Коноплёвой – это были перебежчики из эсеровского лагеря, по большей частью давно уже вставшие в ряды правящей партии и предательством товарищей заранее купившие себе прощение и милость.

56 Письмо члена ЦК РКП (б) Е.А. Преображенского в Политбюро ЦК РКП (б) от 26 июля 1922 г. // Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 309.

57 Шифротелеграмма наркома иностранных дел Г.В. Чичерина в ЦК РКП (б) от 21 июля 1922 г. // Там же. С. 300.

58 Цит. по: Вишняк М.В. Годы эмиграции. 1919 – 1969. (Воспоминания). С. 90.

59 К смертной казни были приговорены 9 членов ЦК ПСР: М.Я. Гендельман, Л.Я. Герштейн, А.Р. Гоц, Д.Д. Донской, Н.Н. Иванов, М.А. Лихач, С.В. Морозов, Е.М. Ратнер и Е.М. Тимофеев, а также трое других из так называемой 1-й группы обвиняемых: В.В. Агапов, А.И. Альтовский и Е.А. Иванова-Иранова. Остальные обвиняемые из этой группы получили различные сроки заключения: Н.И. Артемьев, А.В. Либеров, Д.Ф. Раков, Ф.Ф. Федорович – по десять лет строгой изоляции, Е.С. Берг, М.И. Львов, В.Л. Утгорф-Дерюжинский – по пять лет строгой изоляции, Г.Л. Горьков-Добролюбов – три года строгой изоляции, П.В. Злобин – два года строгой изоляции.

60 Суровый приговор, вынесенный «подсудимым», во многом оказался неожиданным и для российских, и для заграничных эсеров. До последнего времени они надеялись, что приговор будет гораздо мягче и, возможно даже, осуждённым будет позволено покинуть пределы страны. (Правда, у самих «подсудимых» такого оптимизма не наблюдалось). Так, в одном из писем ЦБ ПСР к Заграничной делегации говорилось: «Вы уже знаете в общих чертах о постигшей нас катастрофе. О приговоре Рев<олюционного> Трибунала Вы также уже знаете. Приговор произвёл ошеломляющее впечатление, особенно на наши и меньшевистские круги, т.к. в последние дни «суда» и во время заседания ВЦИК по этому поводу мы получили целый ряд заверений из коммунистических источников, что независимо от формального приговора фактический исход «суда» будет самый благоприятный. Теперь же смущены и те, кто так информировал нас, и только в среде кое-кого из беспартийных подголосков коммунистов раздаётся, что «ничего другого и ждать нельзя было», что «большевики по обыкновению нашли остроумный выход из положения». Среди наших товарищей, фигурировавших на «суде», царила уверенность, что с ними покончат под каким-либо предлогом. Как они отнеслись к самому приговору и к постановлению ВЦИК, мы сведений не имеем, т.к. с момента увода их из залы суда с ними никто не соприкасался, даже родственники не знают, где они в настоящее время находятся». – См: Письмо ЦБ ПСР к Заграничной делегации от 11 августа 1922 г. // HIA NC. Box 9. Folder 5.

61 Чернов В.М. Борьба – смертью // Голос России. 1922. 8 сентября.

62 См.: Обращение ЗД ПСР к трём интернациональным объединениям социалистического рабочего класса «По поводу заявления Крыленко об обмене «смертников» от 23 февраля 1923 г. // Дни. 1922. 25 февраля; Революционная Россия. 1923. № 26/27. С. 38 – 39. Крыленко в ответе на запрос И.В. Сталина о воззвании ЗД ПСР полностью отрицал свою причастность к каким бы то ни было заявлениям относительно обмена осуждённых эсеров. – См.: Заявление председателя Верховного Революционного Трибунала Н.В. Крыленко в Политбюро ЦК РКП (б) И.В. Сталину о воззвании Заграничной делегации партии эсеров // Судебный процесс над социалиста ми-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 374.

63 Там же.

64 А. Вотерс выступил с публичным заявлением 27 февраля 1923 года. В нём говорилось: «Из газет я узнал, что прокурор советской республики Крыленко согласен отпустить на год за границу приговорённых к смерти социалистов-революционеров при условии, если их заменят в тюрьме находящиеся сейчас за границей члены центрального комитета социалистов-революционеров. Я узнал также, что это условие последними было принято – я приветствую этих товарищей. Со своей стороны, считая, что, отправившись в мае прошлого года в Москву, я сделал слишком мало для Гоца, Тимофеева, Гендельмана, Лихача, Альтовского, Евгении Ратнер и других, настоящим заявляю, что готов занять место одного из осуждённых. Не знаю, признает ли советское правительство меня достаточно ценным заложником. Делая это предложение, я надеюсь, что правительство РСФСР охотно согласится на одно моё достаточно невинное условие, которое я ему ставлю: моё вновь пошатнувшееся сейчас здоровье не позволяет мне жить в слишком суровом климате, и я прошу, чтобы мне была дана возможность находиться в одной из тюрем южной России. Моё настоящее заявление, конечно, не является демонстрацией солидарности с политической и экономической программой партии социалистов-революционеров, с которой мы расходимся в ряде пунктов». – См.: Революционная Россия. 1922. № 26/27. С. 39.

65 Чернов В.М. Последний бой Рубановича. Воспоминания // HIA NC. Box 383. Folder 1.

66 В своём письме С.В. Морозов, в частности, писал: «Не под влиянием тяжёлой минуты и настроения поступаю так, нет. В течение последних месяцев не было, кажется, дня, чтобы не приходилось делать усилия удержаться от этого шага. Не не хочу, а не могу, нет сил больше жить такой жизнью, как моя. Годы каторги и прошлых лет тюрьмы, очевидно, сделали своё дело. Устал от тюрьмы, тюремных невзгод, а впереди тоже и тоже. Но в прошлом я не раскаиваюсь. Судьба не раз предоставляла мне возможность изменить свою жизнь, но освобождаясь из тюрьмы, я всегда шёл снова той же дорогой, какой, простите, пошёл бы и теперь… Я ухожу, но с сознанием исполненного, насколько позволяли силы, долга и честно прожитой жизни… Нет сил больше жить в тюремной обстановке». – См.: Предсмертное письмо С.В. Морозова родным и близким от 20 декабря 1923 г. // Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь – август 1922 г.): Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов. С. 583 – 584.

67 Осуждённые в 1922 году и вышедшие из тюрем в середине 1920-х годов социалисты-революционеры последующие годы своей жизни провели в лагерях и ссылках. Все они, за исключением А.И. Альтовского, умершего в 1975 году, погибли в ходе сталинских репрессий 1930-х годов.

68 Чернов В.М. Последний бой Рубановича. Воспоминания // HIA NC. Box 383. Folder 1.

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.