главная / о сайте / юбилеи / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум

К.Н.Морозов, к.и.н.

Парадоксы реабилитации подсудимых процесса с.-р. 1922 г. Генпрокуратурой РФ в контексте проблемы юридической «виновности» участников гражданской войны

Мысль о необходимости написать о парадоксах и даже абсурдности проведенной Генеральной прокураторой РФ в 1997-2001 гг. реабилитации (и отказов в ней) подсудимых 1-й и 2-й группы процесса социалистов-революционеров 1922 г. возникла у меня сразу же после знакомства с прокурорскими заключениями. То, что эта тема достойна широкого общественного обсуждения и осмысления, было достаточно очевидно. Сразу же встал вопрос о написании дискуссионной статьи для нашего сайта, а кроме того возникло желание затронуть эту проблему и в завершавшейся мною в тот момент монографии (посвященной процессу с.-р. и тюремному противостоянию). Сосредоточившись на последнем, я рассказал о парадоксах этой реабилитации своему соавтору по сборнику документов о процессе с.-р новосибирскому историку С.А.Красильникову, который немедленно выразил желание написать статью о парадоксальности отказа в реабилитации члену ЦК ПСР Д.Д.Донскому. (Сосланный после окончания тюремного срока в 1925 г. в Сибирь, Д.Д.Донской будучи талантливым врачом и хорошим организатором много сделал для жителей с. Парабель Нарымского края.)

Так собственно и родились обе эти статьи, в которых мы попытались осмыслить странности и абсурдность реабилитации политических противников советского режима на конкретных примерах осужденных по процессу с.-р. 1922 г.

* * *

К весне 2001 г. завершилось рассмотрение дел всех подсудимых процесса с.-р. и ряда лиц, проходивших по нему в самых разных качествах. Итоги этой работы были аккумулированы в двух десятках «Заключений» Генпрокуратры, подшитых к одному из дел фонда эсеровского процесса Н-1789, хранящегося в ЦА ФСБ РФ1.

Первым, в 1997 г., был реабилитирован М.И.Львов, человек, чье настоящее имя стало известно только сейчас. М.И.Львов в 1925 г. бежал из чердынской ссылки, спасая новорожденного ребенка, оставшегося без матери, и был при аресте в Москве опознан как видный казанский эсер и «председатель Казанского Совета Рабочих и Солдатских депутатов в 17 г. Галанов Прохор Саввич»2.

Ответ на вопрос, почему М.И.Львов (П.С.Галанов) стал первым и почему временной разрыв между ним и его товарищами составил четыре года, достаточно очевиден. Потому что его дело для прокуратуры было одним из самых бесспорных и очевидных.

Так, в заключении о реабилитации М.И.Львова (П.С.Галанова), подписанном в 1997 г. прокурором отдела реабилитации жертв политических репрессий Генпрокуратуры РФ В.С.Гринько, говорилось: «Согласно итоговому постановлению следователя и приговору суда он обвинялся в том, что состоял членом наиболее активной группировки ПСР, подготавливающей экспроприацию собственности для нужд партии. В сентябре 1918 г. с этой целью он снабдил члена группы Коноплеву явкой в г. Калуге для проверки возможности ограбления Калужского губпродкома. Данное обстоятельство Львов категорически отрицал, других доказательств, кроме показаний Коноплевой, в ходе следствия не добыто. Лицо, через которое якобы должна быть совершена эта акция не допрошено. Ограбление не было совершено и никаких практических, реальных мер для его совершения не предпринято. Участие Львова в других «мероприятиях» ПСР, признанных судом незаконными: [...] не установлено и он за них к ответственности не привлечен. Львов не отрицал своей принадлежности к партии социалистов-революционеров, разделяя идеологию той ее части , которая строго стояла на позиции политической легальной борьбы за демократию без использования насилия и других незаконных методов. При таких обстоятельствах следует признать привлечение его к ответственности за контрреволюционную деятельность незаконным. В последующем Львов совершил побег с места поселения, за что подвергнут заключению в концлагерь. Вопрос об отмене этого решения будет поставлен в судебном порядке»3.

Кратко прицитируем ряд «Заключений», чтобы составить себе представление о духе, логике и стиле этих документов.

28 мая 2001 г. Помощник Генерального прокурора Российской Федерации Н.С.Власенко утвердил «Заключение об отказе в реабилитации», составленное А.Г.Абрамовым и подписанное прокурором отдела реабилитации И.О.Ковалевской, в котором отмечалось: «[...] Гоц признан виновным в том, что, будучи одним из влиятельнейших членов ЦК партии социалистов-революционеров (правых) поддерживал и разделял установку ЦК на вооруженное свержение рабоче-крестьянской власти в России. В прошлом участвовал в организации в контрреволюционных целях вооруженных восстаний и вторжений на территорию России вооруженных отрядов и банд, участвовал в попытках захвата власти в центре и на местах и насильственном расторжении договоров, заключенных РСФСР, отторжении от Республики некоторых частей ее. Кроме того, руководил деятельностью террористических партийных групп, готовивших покушения на Ленина, Троцкого, Берзина и поезд Совета Народных Комиссаров, убийство Володарского. В основной своей части предъявленное Гоцу обвинение подтверждено его собственными показаниями, данными в суде, в которых он заявил, что считает себя полностью ответственным за все решения ЦК партии, направленные на организацию вооруженной борьбы с советской властью, подтвердил , что сразу же после свержения правительства Керенского он принимал меры к свержению власти большевиков и с этой целью выезжал в войска под Петроградом, в том числе к генералу Краснову, для организации их выступления на Петроград (выделено нами — К.М.). Показаниями Паевского, Игнатьева, Семенова, Коноплевой, Ракитина-Броуна, Краковецкого подтверждено, что Гоц принимал активное участие в подготовке юнкерского восстания в Петрограде в конце октября 1917 года, когда основные революционные силы были брошены на борьбу с корниловским мятежом (так! — К.М.). По его настоянию руководителем восстания был назначен полковник Полковников. Входил в военную организацию и штаб «Союза возрождения», куда входили и представители буржуазных партий, координировал деятельность «Союза» и партии эсеров по борьбе с советской властью (выделено нами — К.М.). Семенов, Коноплева подробно рассказали , что именно Гоц поддержал их решение об организации убийства Володарского, слежку, а затем и покушение на Ленина, причем поддержал не только от своего имени, но и от имени ЦК партии эсеров[...]. доказанные Гоцу преступные действия содержат состав инкриминированных ему преступлений. На основании изложенного, руководствуясь ст. 4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» в реабилитации ГОЦА Абрама Рафаиловича отказать (выделено нами — К.М.).4

В заключении о реабилитации, утвержденном 28 июня 2001 г. и.о. пом. Генерального прокурора Т.М.Бобылевой, касавшемся кроме Е.М.Тимофеева, также Н.Н.Иванова, А.И.Альтовского, Ф.Ф.Федоровича, В.Л.Утгофа-Дерюжинского, констатировалось: «[...] суд в приговоре в отношении Иванова, Тимофеева, Федоровича значительно вышел за рамки предъявленных им обвинений, что нельзя признать правильным. [...]Хотя по делу установлено, что будучи руководителем военной работы в Москве, Тимофеев принимал меры к направлению в Поволжье, где концентрировались силы эсеров, для организации правительства Учредительного Собрания, сторонников эсеров, но не установлено, что он туда направлял и заведомо контрреволюционные элементы. Сама же работа эсеров по организации в Поволжье правительства Учредительного Собрания, была не контрреволюционной, а только антибольшевистской (выделено нами — К.М.). Отсутствуют в деле доказательства того, что Тимофеев имел связь с представителями иностранных государств, находящихся в состоянии войны с республикой Советов. [...] Отсутствуют доказательства того, что Тимофеев имел связь с организованной в Москве подрывной группой партии эсеров, оказал помощь в подготовке в апреле 1918 года покушения на Ленина»5.

21 мая 2001 г. Отделом реабилитации Генеральной прокуратуры РФ было написано заключение о реабилитации В.В.Агапова, в котором говорилось: «По приговору Агапов признан виновным в том, что состоя членом руководящих органов эсеров, выполнял директивы своего ЦК, руководил подрывной группой ЦК, организованной в Москве в целях подрыва, поджогов и разрушения железнодорожных путей. Как следует из материалов дела и обвинительного заключения, в августе 1918 года членом ЦК Донским в Москвы была организована подрывная группа во главе с эсером Давыдовым, [...] Агапов по заданиям Донского имел определенную связь с этой группой. В то же время нет объективных данных подтверждающих, что группа выполняла возложенные на нее задачи. [...] имеются показания о том, что [...] в декабре 1918 года, [...] она была ликвидирована именно за бездеятельность. При таких условиях можно говорить только о попытке создания подрывной группы и следовательно осуждение Агапова по ст.65 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за организацию вредительства на железной дороге, нельзя признать доказанным. Можно говорить только о том, что репрессированный знал о создаваемой группе, которая бездействовала.

Его обвинение по ст. 60 УК РСФСР в настоящее время также нельзя признать обоснованным, так как по своей сути эсеровская организация не была контрреволюционной, а только антибольшевистской [...].

На Агапова Владимира Владимировича распространяется действие ст.3 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991г.»6

В заключении о реабилитации А.И.Альтовского, утвержденном 28 июня 2001 г. и.о. помощника Генерального прокурора Т.М.Бобылевой говорится: «Альтовский, как установлено, находясь в Самаре, по заданию партии обеспечивал прибывавших туда членов партии документами и жильем. Но делал он это не с контрреволюционными целями, а для оказания помощи съехавшимся туда членам Учредительного Собрания, которые им воспринимались как представители законно избранного правительства»7.

21 мая 2001 г. было утверждено заключение реабилитации А.Н.Артемьева, в котором говорилось: «[...] Артемьев признан виновным в том, что состоял членом Московского бюро ЦК, с некоторыми другими руководил всей партийной работой партии эсеров (правых) на территории России, подвластной Рабоче-крестьянскому правительству, в то время, когда члены ЦК прибывали за Волгой, знал о существовании в Москве боевой группы Семенова. Артемьев подтвердил, что действительно являлся членом Московского бюро ЦК и проводил партийную работу. Однако, по делу не установлено, в чем конкретно заключалась работа репрессированного. [...]Сам Артемьев утверждал, что после 8 Совета партии, когда на повестку дня встал вопрос о вооруженной борьбе с советской властью, он военной работой не занимался. Осуждение же его только за то, что он был членом Московского бюро ЦК партии эсеров нельзя признать обоснованным без установления его конкретного участия в борьбе с Советской властью»8.

С.В.Морозов был реабилитирован 21 мая 2001 г. В заключении о реабилитации констатируется: «Из материалов дела следует, что Морозов присутствовал на заседании бюро ЦК, когда решался вопрос о ликвидации ранее организованной в Москве подрывной группы в связи с ее бездеятельностью. В чем заключалась другая работа Морозова, по делу не установлено. Столь суровое наказание, как следует из материалов дела, Морозову определено только потому, что в своем последнем слове в суде он заявил, что он всю работу в Москве вел с другим осужденным Донским, вина которого доказана, как в причастности к организации террактов , так и экспроприаций. [...]Так как никакой конкретной работы со стороны Морозова , направленной на совершение преступлений, предусмотренных ст.4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий», при доказанности которых можно было отказать в реабилитации, по делу не установлено»9.

В заключении о реабилитации М.А.Веденяпина, утвержденном 28 мая 2001 г. помощником Генерального прокурора РФ Н.С.Власенко констатировалось: «[...]Веденяпин действительно был членом ЦК партии эсеров (правых), ставившей целью вооруженное свержение власти большевиков, так как считали, что большевики узурпировали власть, насаждают антидемократические порядки, что власть должна принадлежать Учредительному собранию, избранному народом. Эту позицию разделял и Веденяпин. [...]материалами дела доказана вина Веденяпина в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст.57, 58 ч. I, 59, 60 УК РСФСР (в ред. 1922). В то же время в деле отсутствуют доказательства, подтверждающие вину репрессированного в совершении преступлений, предусмотренных ст. 76 ч. 2 и 65 УК РСФСР, т.е. в пособничестве боевой организации партии в совершении экспроприаций или сокрытии добытого, а также в организации диверсий. Характерно, что сам Верховный трибунал в описательной части приговора признал Веденяпина виновным в совершении преступления, предусматривающей ответственность за укрывательство и пособничество контрреволюционным преступлениям, а в резолютивной части почему-то безмотивно осудил его по ст. 76 ч. 2 УК РСФСР (выделено нами — К.М.). Исходя из изложенного следует признать, что в 1922 году Веденяпин был репрессирован в основном обоснованно по политическим мотивам, однако в настоящее время подлежит реабилитации, так как в доказанных ему действиях не установлено таких, которые перечислены в ст. 4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» и наличие которых является основанием для отказа в реабилитации и признании репрессирования обоснованным в настоящее время»10.

В заключении о реабилитации М.Я.Гендельмана, утвержденной 28 июня 2001 г. и.о. помощника Генерального прокурора РФ Т.М.Бобылевой говорится: «Хотя Гендельман, будучи членом ЦК партии эсеров (правых) и членом фракции Учредительного Собрания, знал и поддерживал позицию партии в вопросах борьбы с большевистской властью, но ни в материалах дела, ни в судебных материалах нет доказательств его личного участия в контрреволюционной работе. Единственное , что установлено по делу, он , как представитель Самарского Комитета членов Учредительного собрания, участвовал на Уфимском совещании, где власть была передана по существу антисоциалистическому органу — Директории, что в конечном счете привело к передаче власти к Колчаку. Как видно из материалов дела, такое решение (вписано от руки — «?! коллективным» – К.М.) было вынужденным и его инициатором Гендельман не был. Поэтому и его осуждение нельзя признать обоснованным»11 (выделено нами — К.М.).

В заключении о реабилитации Л.Я.Герштейна, утвержденном 30 мая 2001 г. пом. Генерального прокурора РФ Н.С.Власенко, констатируется: «Фактически материалами дела, показаниями репрессированного, других осужденных, свидетелей Ракитина-Броуна, Краковецкого, Семенова установлено, что Герштейн, будучи в 1917 году представителем ЦК партии эсеров в военной комиссии, считая совершенный большевиками октябрьский переворот незаконным, принимал меры к организации вооруженного сопротивления большевикам. Дал задание организовать боевые группы эсеров, посылал делегатов в войска, агитируя за поддержку Временного правительства. После неудавшейся попытки восстановления власти Временного правительства Герштейн организовывал работу по поддержке Учредительного собрания. Выехав затем на Украину, проводил там работу по собиранию вооруженных сил и отправке их на Восток и в Сибирь, для организации там вооруженного сопротивления большевистской власти. В то же время, будучи сторонникам Учредительного собрания как органа «народоправства» Герштейн после захвата власти в Сибири Колчаком организовал борьбу и с ним. В то же время, материалами дела не подтверждено обвинение Герштейна в руководстве деятельностью террористических партийных групп, осуществивших покушения на Ленина, Троцкого, Берзина, поезд Совета Народных Комиссаров и убийство Володарского. По обвинительному заключению эти действия репрессированному не вменялись в вину. Никто из допрошенных по делу свидетелей не подтвердил факта руководства Герштейном террористическими группами. При таких обстоятельствах осуждение Герштейна по ст. 64 УК РСФСР следует считать необоснованным. Хотя обвинение Герштейна в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 57, 58 ч.1 и 60 УК РСФСР, подтверждено материалами дела, но репрессирование его по этим ст. ст. УК в настоящее время надлежит расценивать как необоснованное, так как в соответствии со ст.4 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» граждане, репрессированные по политическим мотивам, могут считаться обосновано осужденными (репрессированными) только в случае доказанности совершения ими преступлений, перечисленных в этой статье Закона. Таковых в действиях Герштейна не установлено»12.

В заключении о реабилитации Г.Л.Горькова, утвержденном 15 мая 2001 г. пом. Генерального прокурора РФ Н.С.Власенко, говорится: «[...]Признан виновным в том, что состоял членом различных руководящих органов партии эсеров (правых) и выполнял директивы своего ЦК (выделено нами — К.М.). Как сказано в резолютивной части приговора, репрессированный отрицательно относился к вооруженной борьбе с советской властью, установлен незначительный объем его контрреволюционной деятельности. Как следует из материалов дела, Горьков-Добролюбов являлся в 17-18 годах членом военной комиссии Московского комитета партии эсеров. Оказывал содействие в переправе за Волгу членов разогнанного Учредительного Собрания, присутствовал на заседании Московского бюро ЦК, когда там делал доклад представитель Уфимского антисоветского правительства. Так как суд в приговоре признал, что все установленные действия репрессированного являются незначительными, не были направлены на свержение советской власти, следует признать, что Горьков-Добролюбов осужден только за то, что являлся членом партии эсеров (правых), что нельзя признать достаточно правильным, так как причастность к партии не может рассматриваться как уголовное преступление, если не установлено, что конкретный ее член занимался антисоветской деятельностью (выделено нами – К.М.). По делу же не установлено, кого конкретно из членов бывшего Учредительного Собрания репрессированный переправил за Волгу (выделено нами – К.М.). Сам же он признал себя в виновным только в том, что проводил агитационную работу против партии большевиков, считая ее действия насильственным захватом власти. В соответствии со ст. 5 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» такие действия не содержат состава преступления. На ГОРЬКОВА-ДОБРОЛЮБОВА Григория Лаврентьевича распространяется действие с.с. 3 и 5 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г.»13.

В «Заключение в отказе от реабилитации» Д.Д.Донскому, подготовленном А.Г.Абрамовым и прокурором отдела реабилитации И.О.Ковалевской и утвержденном пом. Ген. прокурора РФ Н.С.Власенко 28 мая 2001 г. говорится: «Был в курсе подготовлявшихся группой Семенова с участием Каплан терактов в отношении Ленина и Троцкого, направил Каплан в группу Семенова. Поддерживал необходимость террористической деятельности в отношении руководителей партии большевиков. Обвинение по ст. 59 УК РСФСР не нашли подтверждения. Таким образом, материалами дела подтверждена вина Донского в совершении преступлений, предусмотренных ст.ст. 57, 58 ч. 1, 60, 76 ч. 1, 65 и 64 УК РСФСР, в связи с чем следует признать репрессирование Донского обоснованным, а его не подлежащим реабилитации. На основании изложенного, руководствуясь ст.4 Закона РФ «О реабилитации...» в реабилитации Донского отказать. Дело пересматривается при отсутствии заявлений заинтересованных лиц и организаций»14.

Заключение о реабилитации П.В.Злобина, утвержденное пом. Ген. прокурора РФ Н.С.Власенко, от 15 мая 2001 г. гласило: «В материалах дела никаких доказательств антисоветской деятельности репрессированного нет, кроме того, что он был членом Московского комитета ПСР. Не приведено таковых и в приговоре. Сам же факт его членства в партии эсеров нельзя считать достаточным основанием для признания его осуждения правильным»15.

В заключении о реабилитации Н.Н.Иванова, утвержденном 28 июня 2001 г. и.о. пом. Генерального прокурора Т.М.Бобылевой, говорится: «...Кроме того, в материалах дела нет доказательств того, что Иванов лично занимался военной работой, направленной на свержение советской власти, знал о террористической деятельности партии, имел сношения с иностранными государствами, находящимися в состоянии войны с Республикой Советов. Его переговоры с одним из руководителей «Союза Возрождения» о выделении денег на военную работу партии эсеров, внесение им на обсуждение ЦК вопроса о возможности применения в отношении большевиков террора и экспроприаций необоснованно расценены как контрреволюционные действия, так как со стороны Иванова ограничились только разговорами»16. Заключение констатировало, что «[...]суд в приговоре в отношении Иванова[...] значительно вышел за рамки предъявленных им обвинений, что нельзя признать правильным»17.

В «Заключении об отказе в реабилитации по материалам уголовного дела арх. N Н-1789, н п 13 /48-97», утвержденном и.о. пом. генпрокурора РФ Т.М.Бобылевой 13 июня 2001 г., относящемся помимо нескольких человек из 2-й группы подсудимых и к Е.А.Ивановой-Ирановой, отмечалось: «[...]Иванова-Иранова, кроме того, признана виновной в том, что состояла членом руководящих органов партии эсеров и выполняла директивы ЦК этой партии, осуществляла связь боевой группы с членами ЦК партии. [...] Одновременно Иванова-Иранова, Усов и Зубков ожидали c подрывным устройством поезд Троцкого в районе ст. Томилино. Потому только, что Троцкий выехал с другого вокзала, эти преступления не были совершены. ...Также доказано, что Иванова-Иранова, выполняя указания ЦК партии о вооруженной борьбе с советской властью, находясь в Петрограде, занималась отправкой членов партии, офицеров за Волгу, где создавался «военный кулак» для борьбы с советской властью (выделено нами – К.М.). Исходя из изложенного следует признать, что и вина Пелевина и Ивановой-Ирановой доказана только по эпизоду подготовки теракта на Троцкого, действия Ивановой-Ирановой следовало квалифицировать не по ст. 64, а по ст. 13 и 64 УК РСФСР (в ред. 1922 г.), как покушение на совершение теракта.

На основании изложенного, руководствуясь ст. 4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий», в реабилитации ... Ивановой-Ирановой Елены Александровны ...отказать (выделено нами – К.М.)»18.

Заключение о реабилитации А.В.Либерова от 15 мая 2001 г. гласило: «Фактически материалами дела установлено, что в октябрьские дни 1917-1918 годов Либеров работал в эсеровской организации в Крыму и входил в городскую думу, которая хотя и не поддерживала октябрьский переворот, но и не выступала против него, контактировал свою работу с Ревкомом. Убедившись, что Ревком ведет свою политику, не согласную с установками эсеров, т.е. на установление рабоче-крестьянской, а не буржуазно-демократической власти, занимался агитацией против такой политики [...]. Затем выехал в Москву, где работал в кооперативных организациях. В своей квартире имел партийную явку. В то же время материалами дела не установлено, кто пользовался этой явкой, какую антибольшевистскую, кроме агитации работу репрессированный проводил. Учитывая, что антисоветская, антибольшевистская агитация в соответствии со ст. 5 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» не признается преступлением, а наличие у Либерова в квартире партийной явки при не установлении того, кто ею пользовался, нельзя рассматривать как преступление, осуждение его следует признать необоснованным»19.

М.А.Лихач выделяется из среды своих товарищей экзотичностью своего тюремного опыта (хотя у многих он был весьма и весьма серьезный), потому что он сидел не только в царских и советских тюрьмах, но и в качестве члена архангельского правительства (был управляющим отделами труда и народного образования) в 1918 г., после переворота, был вместе с другими членами правительства посажен в тюрьму Соловецкого монастыря. После освобождения уехал в Сибирь, где снова был посажен в тюрьму, на этот раз колчаковскую. После ареста большевиками 26 января 1921 г. для него началась череда уже советских тюрем, закончившаяся Челябинским политизолятором, где он и умер в 1931 г. в тюремной больнице от воспаления легких20.

В «Заключение об отказе в реабилитации по материалам уголовного дела арх. N Н-1789, н/п 13/48-97», подготовленном А.Г.Абрамовым и прокурором отдела реабилитации Генпрокуратуры РФ И.О.Ковалевской и утвержденном 28 июня 2001 г. и.о. помощника Генерального прокурора РФ Т.М.Бобылевой, говорится: «[...] Лихач признан виновным в том, что состоя членом ЦК партии эсеров (правых), ставившей целью вооруженное свержение рабоче-крестьянской власти в России и в прошлом организовавшей в контрреволюционных целях вооруженные восстания и вторжения на территорию Республики вооруженных банд и отрядов, а равно участвовавшей в ряде попыток захвата власти в центре и на местах, насильственном расторжении договоров, заключенных РСФСР, и отторжении от Республики некоторых частей ее.

[...]Вина Лихача в инкриминированных ему действиях также доказана показаниями самого осужденного , Игнатьева, Семенова, Коноплевой и других, документами, приобщенными к материалам дела.

Этими доказательствами подтверждено, что Лихач с момента провозглашения власти Советов участвовал лично в организации вооруженной борьбы с ней, входя в «Комитет спасения Родины и Революции». На полученные от иностранных антисоветских миссий деньги, переданные ему Игнатьевым, выехал для организации антисоветского восстания в Вологду, откуда, ожидая антантовский десант, перебрался в Архангельск, войдя в состав антисоветского правительства »Северной области», опирающегося на антантовские военные силы, по существу оккупировавшие эту территорию, т.е. фактически перешел на сторону врага, ведущего войну с Советской Россией.

При таких обстоятельствах осуждение ЛИХАЧА Михаила Александровича и Игнатьева Владимира Ивановича следует признать обоснованным и они в соответствии со ст. 4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» реабилитации не подлежат (выделено нами – К.М.)»21.

Заключение о реабилитации Е.М.Ратнер, утвержденное 15 мая 2001 г. помощником Генпрокурора РФ Н.С.Власенко гласило: «Как следует из обвинительного заключения , конкретно Ратнер-Элькинд обвинялась только в том, что являясь кассиром ЦК партии эсеров, получила от Семенова на нужду ЦК экспроприированные его отрядом у артельщика Наркомпрода деньги, зная о их происхождении. Таким образом, вменяя репрессированной все действия, совершенные другими членами ЦК партии эсеров, Верховный трибунал вышел за пределы предъявленного ей конкретно обвинения. Учитывая, что материалами дела никаких других конкретных действий, Ратнер-Элькинд Е. не установлено, что, как следует из показаний Семенова, он о совершенной его группой экспроприации доложил не репрессированной, а члену ЦК Донскому, через которого передал деньги репрессированной, и что, принимая их, Ратнер-Элькинд просто выполняла свои обязанности кассира, факт экспроприации был политическим действием, так как он был согласован заранее с перевозившим эти деньги, и что они изымаются на нужды партии, следует признать , что Ратнер -Элькинд Евгения Моисеевна, как по ст. ст. 57, 58 ч. I, 60 УК РСФСР, так и по ст.ст. 68 и 76 ч.2 УК осуждена необоснованно».22

В заключении о реабилитации, утвержденном 28 июня 2001 г. и.о. пом. Генерального прокурора Т.М.Бобылевой говорится о том, что В.Л.Утгофу вменялось «[...]то, что он вел военную работу в Петрограде до созыва и в период Учредительного Собрания[...] По делу не установлено, что контрреволюционного совершил репрессированный Утгоф-Дерюжинский, кроме того, что после 4-го съезда партии эсеров он был избран в военную комиссию»23.

В заключении о реабилитации Ф.Ф.Федоровича, утвержденной 28 июня 2001 г. и.о. помощника Генерального прокурора Т.М.Бобылевой говорится, что «Федоровичу вменялось в вину то, что он находился в сношениях с агентом антисоветчика Савинкова (выделено нами — К.М.)» и констатируется, что в деле «отсутствуют доказательства того, что Федорович имел связь с одним из членов контрреволюционной организации Савинкова для налаживания общей антисоветской деятельности», и что «[...]суд в приговоре в отношении [...]Федоровича значительно вышел за рамки предъявленных им обвинений, что нельзя признать правильным»24.

Е.С.Берг был реабилитирован 15 мая 2001 г.. Помощником Генерального прокурора РФ Н.С.Власенко было утверждено заключение, подготовленное прокурором отдела реабилитации И.О.Ковалевской и исп. А.Г.Абрамовым, гласившее: «Берг был признан в том, что состоял членом различных руководящих органов партии эсеров (правых) и выполнял директивы своего ЦК. Фактически материалами дела установлено, что будучи несогласным с действиями большевистской партии, совершившей разгон Учредительного собрания и, по мнению Берга, опирающейся на не большинство населения России, вместе с другими представителями небольшевистских партий создал собрание уполномоченных фабрик и заводов Петрограда, легальное, но противопоставившее себя Петроградскому Совету. На собраниях выдвигались политические требования свободы печати, собраний и другие, соответствующие лозунгам эсеров. Когда же по решению Петросовета собрание было распущено, он попытался такое же организовать в Москве как всероссийское. Никакой подпольной работы не вел, а занимался антибольшевистской агитацией, которая в соответствии со ст. 5 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» не содержит состава преступления. Поэтому осуждение Берга в настоящее время следует считать необоснованным. На Берга Ефрема Соломоновича распространяется действие ст. 3 и 5 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий»[...]»25.

Судьбы подсудимых 2-й группы подсудимых-ренегатов, несмотря на то, что после завершения процесса их ждал банкет в Кремле26, более или менее удачно складывались лишь до середины 30-х годов. Немалая их часть была выведена на процесс Н.И.Бухарина, с которым, связали воедино террористические покушения группы Семенова на большевистских лидеров в 1918 г.27.

В »Заключении об отказе в реабилитации по материалам уголовного дела арх. N Н-1789, н п 13 /48-97», подготовленном прокурором отдела реабилитации И.О.Ковалевской и утвержденном 13 июня 2001 г. и.о. пом. генпрокурора РФ Т.М.Бобылевой, в реабилитации было отказано Г.И.Семенову, Л.В.Коноплевой, Е.А.Ивановой-Ирановой (подсудимой 1-й группы), К.А.Усову, Ф.Ф.Федорову-Козлову, Ф.В.Зубкову, П.Н.Пелевину. Они были «признаны виновными в том, что участвовали в боевой группе партии эсеров, совершившей террористические акты против вождей пролетарской революции, вооруженные нападения и ограбления в пользу партии эсеров, причем руководителем группы был Семенов. [...]Показаниями осужденных, свидетелей, другими материалами дела доказано, что боевая группа, организованная и возглавлявшаяся Семеновым, была создана с согласия членов ЦК Гоца, Донского. О ее деятельности и задачах знал и член ЦК Тимофеев, по указанию которого группа, будучи в Москве, готовилась совершить вооруженное нападение на охрану с целью освобождения Гоца, арестованного в то время советскими органами. Нападение не было совершено только потому, что Гоцу самому удалось совершить побег. Установлено, что 20 июня 1918 года член группы Сергеев совершил в Петрограде убийство одного из руководящих работников партии большевиков Володарского. Убийство организовывалось Семеновым с согласия члена ЦК партии эсеров Гоца.

Все осужденные члены группы, кроме Пелевина, участвовали в подготовке террористических актов на Ленина и Троцкого, при этом в группу членом ЦК партии эсеров была направлена Ф.Каплан, как лицо, ставившая себе задачу убийство Ленина. [...]Группа с участием Семенова, Усова совершила экспроприацию [...] Таким образом, вина Семенова, Коноплевой, Ивановой-Ирановой, Усова, Федорова-Крзлова, Зубкова в предъявленных им преступлениях в достаточной степени доказана с некоторыми изменениями. [...] Исходя из изложенного следует признать, что и вина Пелевина и Ивановой-Ирановой доказана только по эпизоду подготовки теракта на Троцкого [...] На основании изложенного, руководствуясь ст. 4 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий», в реабилитации Семенова Григория Ивановича, Коноплевой Лидии Васильевны, Ивановой-Ирановой Елены Александровны, Усова Константина Андреевича, Федорова-Козлова Филиппа Федоровича, Зубкова Федора Васильевича и Пелевина Павла Николаевича отказать»28.

Но в то же время П.Т.Ефимов и Ф.Е.Ставская были реабилитированы. В заключении о реабилитации П.Т.Ефимова, подготовленном прокурором отдела реабилитации И.О.Ковалевской и утвержденном 31 мая 2001 г. пом. Генпрокурора РФ Н.С.Власенко, констатировалось: «Осуждение Ефимова нельзя признать обоснованным, так как материалами дела не подтверждено, что он состоял членом группы, возглавлявшейся Семеновым, когда она совершала террористические акты, нападения и ограбления. Нет в деле данных и о том, что Ефимов укрывал или пособничал членам группы, т.е. совершил преступления, предусмотренные ст.ст. 76 и 68 УК РСФСР. Показаниями осужденного, Коноплевой, другими материалами дела установлено, что в марте 1918 года, еще до образования боевой группы, Коноплева высказала некоторым руководителям партии эсеров желание совершить теракт в отношении Ленина [...] Для выполнения этого намерения ей в помощь был выделен Ефимов, с которым она выехала в Москву [...] Так как никакой подготовительной работы для совершения теракта проведено в Москве не было и Коноплева с Ефимовым также ее провести не смогли, они отказались от выполнения своего намерения и вернулись в Петроград. Эти действия Ефимова квалифицированы по ст. 64 УК РСФСР . Полагаю, что в данном случае имелся добровольный отказ от совершения преступления. А так как при этом Ефимовым никаких уголовно наказуемых деяний совершено не было, то по этому эпизоду его осуждение следует признать необоснованным. На ЕФИМОВА Петра Тимофеевича распространяется действие ст. 3 Закона Российской Федерации «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г.»29.

В заключении о реабилитации Ф.Е.Ставской, утвержденной десятью днями раньше, говорилось: «Как установлено материалами дела, к моменту, когда Ставская вошла в так называемую эсеровскую боевую группу, эта группа почти распалась. Ставская реально участвовала только в собрании по поводу памяти Каплан. Как она сама показала, и это ничем не опровергнуто, что к этому времени она уже разочаровалась в политике правых эсеров, поняла ее вредность для дела революции. При таких обстоятельствах осуждение Ставской не может быть признано обоснованным»30.

В заключении о реабилитации В.К.Дзеруля, А.Б.Ельешевича, Н.И.Городской, С.Е.Кононова, В.И.Паевского, дело в отношении которых «постановлением РЗ Судебной коллегии ВТ при ВЦИКе Советов от 20 мая 1922 г. прекращено по амнистии от 27 .02.1919 года» говорилось: «Как усматривается из материалов дела, Дзеруль, Ельяшевич, Городской, состоя в партии эсеров (правых), с момента октябрьского переворота ведшей борьбу с партией большевиков и советской властью, сами в этой борьбе участия не принимали, хотя и знали о существовании при ЦК партии военной комиссии, образованной для организации вооруженной борьбы с большевистской властью, и проводимой в некоторых воинских частях Петрограда агитации в поддержку Учредительного собрания еще до его разгона. Паевский и Кононов, будучи членами партии эсеров (правых), участвовали в создании в Петрограде в 1917 г. после октябрьского переворота боевых дружин партии эсеров, но активной роли в борьбе с большевиками и властью Советов не играли[...] Полагаю, что уголовное дело в отношении Дзеруля, Ельяшевича, Городского, Кононова и Паевского подлежит прекращению не по «амнистии», т.е по нереабилитирующим основаниям, а по закону РФ «О реабилитации жертв политических репрессий»»31.

Кроме того весной 2001 г. Генпрокуратурой РФ был реабилитирован целый ряд людей, в том или ином качестве привлекавшихся или к предварительному следствию или непосредственно участвовавших в процессе. Так, уголовное дело в отношении Б.Г.Закгейма, М.М.Соколова, В.К.Белецкого, Л.В.Бергмана и Борисенко, было прекращено «постановлением распорядительного заседания Судебной коллегии Верховного трибунала при ВЦИКе Советов от 20 мая 1922 года по амнистии от 27.02.1919 года, объявленной ВЦИКом Советов в связи с отказом партии эсеров (правых) от вооруженной борьбы с Советской властью, то есть по нереабилитирующим обстоятельствам» в то время, как «указанные лица никакой активной работы против Советской власти не проводили, а являлись по существу только очевидцами борьбы эсеров с большевиками за власть (выделено нами — К.М.)» и «были привлечены к уголовной ответственности необоснованно и дело в отношении их подлежит прекращению по реабилитирующим основаниям»32.

Пытаясь осмыслить выше процитированное, сразу следует отметить, что знакомство с заключениями Генеральной прокуратуры РФ о реабилитации и об отказе в ней целому ряду участников процесса с.-р. 1922 г. не может не породить множества недоуменных вопросов. Парадоксальность и порой абсурдность, как многих формулировок заключений, так и самой ситуации в целом достаточно очевидны.

Об этом справедливо писал бывший политзэк и правозащитник В.В.Иоффе: «Осужденных советской властью по политическим мотивам легко реабилитируют, по возможности не входя в рассмотрение существа обвинения, из-за отмененной ныне статьи обвинения, [...] или по недостаточной доказанности факта покушения на устои советской власти. Так, при реабилитации участника Петроградской боевой организации Н.С.Гумилева главным оказывается не вопрос о том, был ли он прав или не прав, борясь с коммунистическим режимом, а то, что его враждебность к советской власти оказалась неубедительно документирована»33.

Конечно, корни парадокса гнездятся в компромиссном характере закона о реабилитации жертв политических репрессий, принятого в 1991 г.

Заключения Генпрокуратуры РФ о реабилитации и отказе в ней участников процесса с.-р. не просто подтверждают эту мысль, они ярко демонстрируют, какие абсурдные ситуации возникают при проведении реабилитации политических противников режима, боровшихся с ним всеми доступными для них средствами (речь идет вовсе не только о терроре). Обращает на себя внимание логика и язык заключений, идентичные логике и языку советской прокуратуры и органов ВЧК-МГБ. Так, например члена ЦК ПСР и члена архангельского правительства в 1918 г. М.А.Лихача не реабилитировали, фактически обвинив в измене родине и пособничестве антантовским оккупантам: «На полученные от иностранных антисоветских миссий деньги, переданные ему Игнатьевым, выехал для организации антисоветского восстания в Вологду, откуда, ожидая антантовский десант, перебрался в Архангельск, войдя в состав антисоветского правительства »Северной области», опирающегося на антантовские военные силы, по существу оккупировавшие эту территорию, т.е. фактически перешел на сторону врага, ведущего войну с Советской Россией»35 С другой стороны, Д.Ф.Ракова реабилитировали, подчеркнув, что он свергал «антисоветский, антинародный режим Колчака»36.

А вот строки заключения о реабилитации Г.Л.Горькова: «...Горьков-Добролюбов осужден только за то, что являлся членом партии эсеров (правых), что нельзя признать достаточно правильным, так как причастность к партии не может рассматриваться как уголовное преступление, если не установлено, что конкретный ее член занимался антисоветской деятельностью (выделено нами – К.М.)»37. Здесь четко и недвусмысленно сказано, что если установлено, что данный человек занимался «антисоветской деятельностью», то это может рассматриваться «как уголовное преступление». Этому постулату прокуроры пытаются следовать, но в ряде случаев абсурдность конкретных ситуаций заставляет их искать лазейки для выхода из тупиковой ситуации. Ведь все 22 подсудимых 1-й группы на эсеровском процессе не скрывали и даже гордились тем, что занимались «антисоветской деятельностью», в том числе и используя вооруженные формы борьбы.

Совершенно ясно, что многое из их борьбы с большевиками в годы гражданской войны не стало известно суду, но они вовсе от этого не перестают быть противниками большевисткой власти. Более того, большинство из них и в ходе суда и своих последних словах недвусмысленно заявляли о своем желании продолжить эту «антисоветскую деятельность». Чтобы их реабилитировать, прокуратуре приходится сочинять совсем уж странные формулировки. Так, в заключении о реабилитации все того же Г.Л.Горькова констатируется: «Как следует из материалов дела, Горьков-Добролюбов являлся в 17-18 годах членом военной комиссии Московского комитета партии эсеров. Оказывал содействие в переправе за Волгу членов разогнанного Учредительного Собрания, присутствовал на заседании Московского бюро ЦК, когда там делал доклад представитель Уфимского антисоветского правительства. Так как суд в приговоре признал, что все установленные действия репрессированного являются незначительными, не были направлены на свержение советской власти (выделено нами – К.М.) ...По делу же не установлено, кого конкретно из членов бывшего Учредительного Собрания репрессированный переправил за Волгу (выделено нами – К.М.)»38.

Действия и Г.Л.Горькова, и партии с.-р. были направлены именно на «свержение советской власти» — именно об этом говорят решения всех партийных съездов и Советов партии, именно на это нацелена была работа многих членов партии (в том числе, и всех 22-х подсудимых). Еще раз подчеркнем, что они (в том числе, и Г.Л.Горьков) этого и не отрицали и от подобной цели в будущем не отказывались. Более того, еще раз напомним о заявлении Г.Л.Горькова в Верховный Трибунал и председателю ГПУ Дзержинскому в сентябре 1922 г., в котором он возмущался тем, что в приговоре говорилось о его «...якобы принципиально отрицательном отношении к вооруженной борьбе» и заявлял, что «считает своим революционным долгом заявить Верховному трибуналу» о том, что в ходе процесса «ни разу и ни слова не говорил о своём принципиально-отрицательном отношении к вооруженной борьбе» (подчеркнуто Г.Л.Горьковым – К.М.), что «в вопросе о вооруженной борьбе, как и в других вопросах», у него с ЦК ПСР и с товарищами по процессу «никогда никаких расхождений не было, нет и теперь и во всем была полная солидарность»39. И, как мы уже отмечали, в ответ на это заявление Дзержинский просил Н.В.Крыленко увеличить Горькову срок более чем втрое (вместо 3 лет по приговору 7 августа 1922 г. «повысить до 10 лет», «созвав для этого новое заседание Верхтриба»40).

Нетрудно догадаться, что если Г.Л.Горьков отказывался от «реабилитации» Верхтриба и ГПУ, то вряд ли он принял бы реабилитацию из рук Генпрокуратуры РФ, тем более, когда его товарищи по скамье подсудимых А.Р.Гоц, М.А.Лихач, Д.Д.Донской и Е.А.Иванова-Иранова остались нереабилитированными.

Но, с другой стороны, строго следуя логике Закона о реабилитации и логике прокурорских работников – ни одного из 22-х подсудимых реабилитировать ни в коем случае нельзя. Выходит, что если было бы установлено, кого конкретно Горьков из членов Учредительного собрания переправил за Волгу, то тогда его нельзя было бы реабилитировать. А собственно какое уголовное преступление содержится в переправке лиц российского гражданства через великую русскую реку Волгу? Это же не переправа через пограничную реку, которая карается законами? Да, конечно, он переправлял в Самару членов Учредительного собрания, ставших затем членами антибольшевистского Самарского правительства Комитета членов Учредительного Собрания. Но даже для того, чтобы считать его сообщником преступлений этих конкретных людей, нужно доказать, что они совершили преступление. Это не требовало доказательств в глазах большевиков ни в 1918 г., ни в 1922 г., но это требует доказательств сегодня. Тем более, что Самарский Комуч, созданный членами легитимного Учредительного Собрания, незаконно разогнанного большевиками, был восстановлением власти Учредительного Собрания, легитимность которого, в отличие от Совнаркома, бесспорна.

Или вот, например, формулировка из Заключения по делу В.В.Агапова: «Его обвинение по ст. 60 УК РСФСР в настоящее время также нельзя признать обоснованным, так как по своей сути эсеровская организация не была контрреволюционной, а только антибольшевистской (выделено нами – К.М.), так как была не согласна с методами действия большевиков». Даже если не вступать в спор о наполнении терминов — контреволюционный и антибольшевистский, между которыми большевистская власть ставила знак равенства, возникают вопросы. Большинство эсеров центра, правых, правоцентристов и даже левоцентристов (последние — с рядом оговорок) были сторонниками Февральской революции и боролись за ее демократические завоевания и в этом смысле они революционная партия. Но они же категорически были против Октябрьской революции, которую считали переворотом, узурпацией власти Временного правительства и, что важнее, Учредительного Собрания, и с этой точки зрения — они контрреволюционны. Фантастический парадокс: безусловные революционеры безусловно контрреволюционны. А если по ст. 60, скажем, осудили белого офицера за его действия в годы гражданской войны, офицера-монархиста, который был не только антибольшевистски настроен, но и в прямом смысле слова «контрреволюционен», являясь противником любой революции, то по логике закона о реабилитации и прокурора очевидно, что приговор в отношении него следует признать сохраняющим юридическую силу. Но сие в сегодняшних реалиях, а в не реалиях 1991 г., когда принимался закон о реабилитации, есть явный нонсенс.

И еще одно важное соображение. В.В.Иофе справедливо писал: «Но главное противоречие состоит в том, что все судебные решения советского периода по политическим делам, в том числе, и последних десятилетий его существования, так и не признаны неправосудными и подлежащими отмене из-за того, что их вынесли с нарушением законов своего времени, которые и тогда требовали от обвинителя доказательств наличия субъективного умысла нанесение вреда своей стране [...]. Никто этого никогда не доказывал, тем самым судебные процессы были беззаконны, а правоприменители очевидным образом были повинны в преступлениях против правосудия»41.

Но серьезность, даже, если так можно выразиться, «глобальность» отступлений от основополагающих юридических принципов и собственных законов при организации и проведении процесса с.-р. 1922 г. даже с точки зрения сугубо юридической делают все его решения «неправосудными и подлежащими отмене», а сам он должен быть признан сугубо политическим действом.

При постановке процесса с.-р. был нарушен один из основных постулатов римского права, гласивший – «нет закона, нет преступления». Осуждение по свежепринятому в 1922 г. УК РСФСР за события 1918-1920 гг. — правовой нонсенс. Еще один нонсенс, хорошо передал Ю.О.Мартов: «Чтобы правительство, само созданное заговорщическим переворотом, судило сторонников предыдущего правительства за их противодействие перевороту, да еще через 5 лет, — случай небывалый. Удивительно, как еще не привлечены к суду члены разогнанного Учредит. Собрания за попытку провозгласить последнее единственным носителем власти!»42.

Но есть и еще одно обстоятельство. Большевики, захватив власть, взорвали не только политическую ситуацию в стране, но и единое дотоле правовое поле. Отменив законы Временного правительства, большевики создали собственное правовое пространство, но ведь оно в годы гражданской войны вовсе не было единственным на территории России. В условиях гражданской войны самые разные борющиеся за власть силы (большевик, белые, социалисты и др.), стремились создавать (и создавали) собственные государственные образования и собственные правовые пространства.

Почему сегодня Генпрокуратура, рассматривая события 1918–1920 гг., приоритет отдает законотворчеству большевиков, распространяя его и на те территории, где в то время действовало право совсем других государственных образований? Разве по логике вещей летом-осенью 1918 г. жители тех частей Поволжья и Урала, которые входили в состав Комуча, не находились в его правовом пространстве и не должны за все их действия, совершенные тогда, судиться по законам Комуча, а вовсе не враждебной ему РСФСР. Разве то же самое не должно быть применено к территориям архангельского, колчаковского, деникинского и прочих правительств, вплоть до территорий, находившихся в правовом пространстве движении Н.И.Махно? Парадоксально? Да. Но в значительно меньшей степени парадоксально и более юридически правомерно, чем судить по советским законам 1922 г. за действия, совершенные в ином правовом пространстве в 1918-1920 гг.

Примечательно, что после Февраля 1917 г. в руки новой власти попало много высших должностных лиц, включая весьма и весьма одиозных, вроде П.Г.Курлова, жандармского генерала А.В.Герасимова, небезызвестной кн. Вырубовой и многих других, в которых новая власть (в том числе, и социалисты), видела старых, заклятых врагов, запятнанных кровью их товарищей. Но, чтобы не создавать юридического парадокса, Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства, расследовавшая их деятельность, в качестве своей правовой основы использовала законы Российской империи, действовавшие на момент совершения преступления данными должностными лицами, и все следствие пошло по пути рассмотрения «должностных преступлений», т.е. превышения служебных полномочий в рамках действовавших законов.

Или мы признаем в раздираемой гражданской войной России право на существование всех государственных образований и на их правовые пространства или отрицаем такое право для всех. Парадокс в том, что юридическую оболочку сугубо политического действа — расправы и дискредитации политической партии — Генпрокуратура принимает за главное. Плевела приняты за зерно — и отсюда и парадоксы, и путаница, в которой они оказались. Нельзя забывать, что эсеров вывели на открытый процесс вовсе не для того, чтобы юридически квалифицировать их враждебные власти действия, и не для того, чтобы расправиться с данными конкретными людьми, а для того, чтобы расправиться с политической партией, развенчать ее в глазах народа и затем «добить» ее полицейскими мерами.

Ведь анализ следствия ГПУ и формулирования обвинения и, особенно, перекраивания списка обвиняемых позволяют утверждать, что правовая сторона лишь обслуживала политические цели и задачи, которые ставили перед процессом. Конкретные обвинения конкретным людям в ряде случаев носили случайный характер – то, что подвернулось под руку. Представляется, что все эти процедуры с предварительным следствием, следствием и заседаниями Верхтриба, приговором и проч., хотя и имеет всю необходимую атрибутику, но правового веса не имеет никакого, а является лишь политическим действом, облеченным в одежды правосудия.

Еще один аргумент в пользу того, что приговор 7-го августа и его корректировка 8 августа Постановлением Президиума ВЦИК не может иметь правового значения сегодня. Постановление Президиума ВЦИК от 8 августа 1922 г., приостанавливая исполнение смертных приговоров, связывало это с тем, будет ли ПСР далее в борьбе с властью использовать методы вооруженной борьбы в разных ее формах и проявлениях. Таким образом, сама власть в лице высшего ее органа фактически объявляла подсудимых заложниками, грубейшим образом попирая и Конституцию страны и все существующие законы, в том числе и Уголовный кодекс.

Получается, но Генеральная Прокуратура РФ, относясь серьезно к обвинениям и приговорам этого политического действа, не имеющего законных правовых оснований, с одной стороны, реабилитирует не столько подсудимых, сколько сам процесс и его устроителей. Генпрокуратура признает право устроителей этого процесса на него и признает часть приговоров справедливыми, не реабилитируя ряд эсеров, как из 1-й (А.Р.Гоц, М.А.Лихач, Д.Д.Донской и Е.А.Иванова-Иранова, т.е. 4-х из 22-х членов группы), так и из 2-й группы (Г.И.Семенов, Л.В.Коноплева, К.А.Усов, Ф.Ф.Федоров-Козлов, Ф.В.Зубкова, П.Н.Пелевин и В.И.Игнатьев, т.е. 7 из 12-ти ее членов).

Но, объективности ради, нельзя не сказать, что Генпрокуратура в своих заключениях отметила целый ряд нарушений процессуальных норм со стороны Верховного Трибунала, а также откровенной путаницы и небрежности в приговорах ряда подсудимым (в том числе, и случаи, когда обвиняли в одном, а приговаривали за другое). Но главное в том, что Генпрокуратура попыталась восстановить элементарную справедливость, отменив амнистию Г.И.Семенову, Л.В.Коноплевой, К.А.Усову, Ф.Ф.Федорову-Козлову, Ф.В.Зубкову, П.Н.Пелевину, В.И.Игнатьеву, ставшую платой за ту роль, которую они сыграли на процессе.

И все же прокуратура, работая по заведенной схеме, не заметила, что этот процесс выпадает вообще из всех схем. Даже процессы конца 20-х-30-х годов, хотя и были абсолютно лживы, неправедны, сфальсифицированы, но (как это ни странно звучит) были законны (в любом случае, буква закона соблюдалась в несоизмеримо большей степени, чем в ходе процесса с.-р. 1922 г.). Парадоксально, но подсудимые процесса с.-р. совершили против власти не только то, что она им инкриминировала (частью это была ложь и напраслина, но частью правда), наверняка многие из них совершили много таких действий, о которых власть так и не узнала, но тем не менее процесс, как представляется, незаконен.

Из всего того, что мы знаем о ментальности 22-х подсудимых эсеров, об их этике, их поведении на процессе, а затем во Внутренней тюрьме ГПУ и Бутырской тюрьме в 1922-1926 гг., и далее — вплоть до самой гибели, можно утверждать, что они не только не приняли бы такую реабилитацию, но и посчитали бы ее оскорблением и нелепостью.

Трудно не согласиться с сибирским историком С.А.Красильниковым, считающим что: «Если уж тогда, перед лицом возможного расстрела, часть из приговоренных к различным срокам готова была разделить участь смертников, то вряд ли Раков, Морозов, Федорович и другие согласились бы принять свою реабилитацию, когда этого оказались лишены их товарищи — Гоц, Донской, Лихач. Они посчитали бы безнравственным такое решение. Да и сами нереабилитированные, ознакомившись с бюрократическим «Заключением» в отказе в реабилитации, вряд ли бы расстроились, увидев, как из документа 2001 года «растут уши» большевистского «правосудия» Крыленко-Пятакова. Они были искренни и точны, когда говорили и считали, что ответственны только перед судом истории. Прокурорские «Заключения» — это из «другой оперы»»43.

Но, наверное, мы не праве забывать и о том, что отказ Генпрокуратуры РФ от реабилитации Д.Д.Донского дал совсем недавно вполне законное основание отказать в ходатайстве о присвоении больнице в Парабели Нарымского края его имени.

Вряд ли мы можем уповать на нескорый суд истории, игнорируя день сегодняшний. Возможно, следовало бы обсудить возможность внесения в Закон о реабилитации поправок, касающихся всех участников гражданской войны.

Но это также требует тщательного осмысления, ведь и здесь таится немало опасностей и парадоксов. Мы не имеем права упрощать и должны видеть все противоречия такого, казалось бы, логичного, но чересчур прямолинейного подхода.

Примечания

1 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 1. Ч. II. Л. 97–125.

2 АПРФ. Ф. 3. Оп. 59. Д. 18. Л. 103.

3 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 1. Ч. II. Л. 97об., 98.

4 Там же. Т. 1. Ч. II. Л. 105-106об.

5 Там же. Л. 117-118 об.

6 Там же. Л. 100-100об.

7 Там же. Л. 118об.

8 Там же. Л. 99, 99об.

9 Там же. Л. 111, 111об.

10 Там же. Л. 102, 102 об.

11 Там же. Л. 103-103об.

12 Там же. Л. 104-104об.

13 Там же. Л. 106-106об.

14 Там же.

15 Там же. Л. 109.

16 Там же. Л. 118.

17  Там же.

18 Там же. Л. 125.

19 Там же. Л. 110-110об.

20 Янсен М. Суд без суда. 1922 год. Показательный процесс социалистов-революционеров / пер. с англ. М., 1993. С. 204.

21 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 1. Ч. II. Л. 123, 123об.

22 Там же. Л. 113-113 об.

23 Там же. Л. 117об-118.

24 Там же. Л. 117об., 118.

25 Там же. Л. 101, 101об.

26 Янсен М. Суд без суда. С. 214.

27 Подробнее см.: Янсен М. Суд без суда; Литвин А.Л. Азеф второй // Родина. 1999. № 9. С. 80-84; Журавлев С.В. Человек революционной эпохи: Судьба эсера-террориста Г.И.Семенова (1891-1937) // Отечественная история. 2000. № 3. С. 87-105; Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922). Подготовка. Проведение. Итоги. Сб. документов / Сост. С.А.Красильников, К.Н.Морозов, И.В.Чубыкин. М., 2002.

28 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 1. Ч. II. Л. 124-125.

29 Там же. Л. 107-107об.

30 Там же. Л. 114.

31  Там же. Л. 121.

32  Там же. Л. 108,108 об.

33 Иофе В.В. Реабилитация как историческая проблема // Мир после Гулага: реабилитация и культура памяти. Второй международный симпозиум памяти В.В.Иофе. Сыктывкар, 10-11 сентября 2003. Сборник докладов. СПб., 2004. С. 9.

35 ЦА ФСБ РФ. Н-1789. Т. 1. Ч. II. Л. 123, 123об.

36 Там же. Л. 112 об.

37 Там же. Л. 106 об.

38 Там же.

39 Там же. Т. 58. Л. 94.

40  Там же. Л. 93.

41  Иофе В.В. Реабилитация как историческая проблема. С. 9.

42  Цит. по: Судебный процесс над социалистами-революционерами. С. 554.

43 Красильников С.А. Восемьдесят лет спустя: процесс 1922 г. глазами Генпрокуратуры РФ // http://socialist.memo.ru

44 Цит. по: Сын «вольного штурмана» и тринадцатый «смертник» судебного процесса с.-р. 1922 г.: Сборник документов и материалов из личного архива В.Н.Рихтера / Сост. К.Н.Морозов, А.Ю.Морозова, Т.А.Семенова (Рихтер). М., 2005. С. 438-439.

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.