О.В. Коновалова

Политические идеалы В.М.Чернова: взгляд через годы

Глава 1. Теоретико-методологические основы политической доктрины В.М.Чернова

Виктор Михайлович Чернов родился 25 ноября (7 декабря) 1873 г. в волжском городе Хвалынске, одном из уездных центров Саратовской губернии, в семье уездного казначея Михаила Николаевича Чернова, женатого третьим браком на Анне Николаевне Булатовой. Мать Виктора умерла рано, когда ему не было и двух лет. Он рос с мачехой, как он сам писал впоследствии, «униженным и оскорбленным»¹.

С детства его окружала атмосфера, способствовавшая формированию особого душевного склада, обостренного чувства справедливости и сострадания к ближнему. Это во многом предопределило судьбу будущего революционера. Уже во время учебы в саратовской гимназии он вступает в народнический кружок. В 1893 г., будучи студентом юридического факультета Московского университета, активно участвует в деятельности «Партии народного права», организованной М.А.Натансоном, одним из ярких деятелей революционного народничества 70-х гг. За участие в деятельности партии Чернов в 1894 г. был арестован и приговорен к ссылке.

Во время отбывания заключения в Петропавловской крепости Чернов начал первую серьезную литературную работу «Философские изъяны доктрины экономического материализма». Часть ее под заглавием «Экономический материализм и критическая философия» появилась в журнале «Вопросы философии и психологии», а другая - «Типы психологического и социологического монизма» - в народническом издании «Русское богатство».

Тамбовская ссылка 1895-1899 гг. стала важным этапом в становлении Чернова как будущего теоретика и лидера партии эсеров. В этот период для местных периодических изданий «Саратовский дневник», «Тамбовские губернские ведомости» и «Орловский вестник» Виктором Михайловичем был написан цикл статей по вопросам социологии. В них были заложены основные идеи, которые впоследствии составили теоретическую базу эсеровской доктрины. В Тамбове определилось ставшее впоследствии центральным поле его деятельности – работа с крестьянством и для крестьянства. При содействии Чернова в селе Павлодар появилась крестьянская организация «Братство для защиты народных прав», для которой он подготовил Устав. В Уставе впервые выдвигались требования ликвидации частной собственности на землю и перехода земли в руки всего трудящегося крестьянства.

Для более глубокого изучения философско-социологических и экономических вопросов Чернов в начале 1899 г. выезжает за границу. С этого времени начинается второй важный этап в развитии научных взглядов будущего теоретика и идеолога эсерства. В Берне под руководством доктора философии Х.О.Житловского Чернов осваивает немецкую философско-социологическую литературу, слушает курсы по философии в Бернском университете. Знакомство с новейшими достижениями в области философской и экономической мысли, их творческое переосмысление позволяет Чернову приступить к обоснованию своих теоретических позиций на страницах «Русского богатства».²

1. Философско-социологические взгляды

Конец ХIХ - начало ХХ вв. в развитии российской философской и социально-политической мысли ознаменовался кризисом старых эволюционистских концепций позитивистского направления и усилением разнообразных оттенков «социологического идеализма». Выход из методологического кризиса виделся в поиске некого среднего пути в направлении синтеза материалистической традиции и новейших течений идеалистической школы. В русле этого направления следует рассматривать теоретико-методологические искания Чернова. Он стремился дистанциироваться от философских ортодоксий, взяв ценное зерно из социологических теорий классического позитивизма, неокантианства, русской субъективной школы, эмпириокритицизма и марксизма. Такой путь, несмотря на определенную опасность эклектического смешения разнородных теоретических элементов, открывал возможность для плодотворного решения методологических проблем современного научного знания. Разработка Черновым важнейших теоретических вопросов о прогрессе, движущих силах исторического развития, эволюции и революции, роли личности в истории, соотношении этики и политики сделали его имя известным в научном мире и способствовала признанию как идеолога и лидера эсеровской партии.

В давнем споре теоретиков о задачах философской науки Чернов пытался объединить марксистское понимание вопроса с подходами к его решению в российской философской традиции ХIХ в. Он отстаивал мысль о том, что философия не должна ограничиваться только установлением научной истины, но и служить руководством к активной деятельности по преобразованию мира. В этом смысле он солидаризировался с пониманием сущности научной истины, высказанным К.Марксом в «Тезисах о Л.Фейербахе», но считал необходимым дополнить его рассуждениями Н.К.Михайловского, который видел задачу науки в выработке системы морально-этических ценностей. В 1910 г., полемизируя с авторами «Вех» в статье «Научная философия и философствующая мистика», Чернов писал, что философия должна не только освещать пути к истине, но и указывать направление нравственной воли к идеалу общественной справедливости и людскому счастью.³ В этом смысле философия, с точки зрения Чернова, является синтезом теории и практики, «правды-истины» и «правды-справедливости».

Под знаменем научной философии Чернов провозглашал веру в человеческую личность, в безграничные возможности, раскрывающиеся познанию. «Нет внешних твердых границ познания; границы познания полагаются лишь его собственной внутренней сущностью», - утверждал он.⁴ Несмотря на то что современное научное знание представляет «крошечный островок в океане безграничного», человек все же способен, опираясь на него, совершать новые и новые завоевания. «С верой и действенной энергией может человек идти навстречу будущему, стряхнуть с себя и кошмары традиционной веры, и миражи мнимых проблем метафизики», - убежденно писал ученый.⁵

Чернов считал постановку марксистами основного философского вопроса об отношении бытия и сознания проявлением метафизического подхода, утверждая, что это разделение мнимое. Он полагал, что эмпириокритицизм, провозглашая опытное происхождение человеческих знаний, упраздняет его. В решении этого сложного гносеологического вопроса эсер исходил из принципа относительности понятий объективного и субъективного, полагая, что свойства окружающей среды не являются каким-то абсолютно объективным, внутренним свойством, данным от природы независимо от восприятия человека.⁶ В программной работе «Субъективный метод в социологии и его философские предпосылки», написанной Черновым в 1901 г. и впоследствии переизданной в авторском сборнике «Философские и социологические этюды», он отмечал, что наши представления о внешнем мире являются отражением субъективного рода. Можно различать лишь различные ступени субъективного, полагал он. «Причем каждая предыдущая, низшая ступень субъективного будет объективной по отношению к высшей ступени и субъективной по отношению к низшей».⁷

Рассуждая таким образом, Чернов приходит к заключению, что нет абсолютной «вне человеческой» истины, есть истина для человека. «Истинных представлений о мире... существует столько же, сколько различных типов психофизических организаций», - утверждает он в статье «Философские основы учения Н.К.Михайловского», написанной в связи с развернувшейся в начале ХХ в. дискуссией о значении философского наследия основоположника субъективного метода.⁸ Отсюда Чернов выводит мысль, что отношение человека к социальному бытию неизбежно окрашено его субъективным восприятием. Оно отражено в его идеале - оценочном критерии, через призму которого воспринимается действительность. Идеал во многом определяется нравственными установками человека. Таким образом, истина, по мнению Чернова, - это синтез объективного и субъективного - «правды-истины» и «правды-справедливости».

Признание нерасторжимого единства субъективного и объективного составляет, по мнению эсера, суть «субъективного метода», который задолго до появления неопозитивизма и эмпириокритицизма утвердился в русской философско-социологической школе. Но в то время выдвинутые П.Л.Лавровым и Н.К.Михайловским идеи оставались в ранге научной гипотезы, они не были подкреплены данными других наук. Ситуация в начале ХХ в. изменилась. В результате новейших достижений в области психологии появилась возможность обосновать правоту выдвинутых народниками утверждений о том, что человек в процессе познавательной деятельности привносит в сам процесс познания определенные субъективные элементы, при этом в акте познания он выступает как целостное биосоциальное существо с присущими ему эмоциональными, волевыми и интеллектуальными импульсами.

Отвергая идеалистическое внеопытное происхождение знания, Чернов утверждал невозможность механического зеркального отражения мира, провозглашавшегося материалистами. Человек в процессе познания выступает как активное творческое существо, он не копирует мир, а определенным образом «пропускает» его через себя и тем самым неизбежно привносит в познание субъективный элемент. Субъективное мнение, как считал Чернов, характерно для любого исследования в разных отраслях знаний. Влияние субъективного элемента, привносимого человеком, возрастает при переходе от естественных наук к гуманитарным. Специфическую особенность социологических и политических исследований по сравнению с естественнонаучными Чернов усматривает в том, что в них возникает необходимость дополнять объективно констатируемые данные «своеобразными комбинациями, конструкциями из материалов внутреннего, субъективно-психологического мира».⁹

Чернов выделял в процессе познания социальных явлений три субъективных элемента: «предвзятое» мнение, оценку и идеал. Он полагал, что их присутствие в акте познания обусловлено участием человека как целостного социального существа с присущими ему чувствами, мыслями и стремлениями. Он призывает не игнорировать субъективные элементы, а изучать, исследовать их для того, чтобы более объективно подойти к анализу общественных явлений. «Научный путь лежит на поверхности субъективных элементов и не мимо них, а через них», - писал он.¹⁰ Только учитывая своеобразный коэффициент преломления действительности в человеческом познании, исследователь может приблизиться к истине, «подняв неизбежный человеческий субъективизм до степени научно регулируемого приема мышления, до степени... субъективно-телеологического метода мышления».¹¹

В основе субъективной оценки исследования социальных явлений, по мнению Чернова, лежит идеал. Идеал - это «верховный критерий всех человеческих оценок», «высшее единство всех активных тенденций и потребностей человеческого духа», «система ценностей, расположенных по их связи и достоинству».¹² Он лежит в основе классификации социальных явлений и процессов на прогрессивные и регрессивные.

Таким образом, в анализе социальных явлений Чернов исходит из приоритета ценностных, этических критериев. Такой подход требует рассмотрения общества с позиций определенного нравственного идеала. Эти исходные философско-гносеологические посылки были положены Черновым в основу его концепции общественного развития.

Чернов принял активное участие в развернувшейся на рубеже веков полемике между марксистами и народниками по проблемам движущих сил исторического развития. В статьях «Монистическая точка зрения в психологии и социологии», «Динамическая социология перед судом марксизма», «Идеализм в марксизме», опубликованных в 1905-1906 гг., он обосновывал идею о несостоятельности монистического метода, типичного как для идеалистов, так и материалистов. При таком подходе исторический процесс представлялся либо как результат развития общественного производства, либо как исключительно проявление личной воли субъекта. Ограниченность монизма, по мнению Чернова, заключалась в механическом разделении органической целостности исторического процесса на его составляющие. Это ведет к упрощению, и даже искажению сложной картины исторической реальности. Вместе с тем такое разделение имеет и свою позитивную сторону, так как способствует детальному изучению разных сторон исторического процесса. Так, например, экономический материализм, к которому Чернов относил марксизм, «оставаясь плоской социальной философией», принес немало пользы, позволив «путем точного анализа исторических данных осветить экономическую сторону каждого исторического периода, понять, так сказать, экономическую подоплеку всякого социального явления».¹³

Очевидность несостоятельности монистического метода привела к появлению позитивистской теории «взаимодействия факторов», в которой признаются относительная самостоятельность и равноправность правового, экономического, политического и культурного факторов. Однако Чернов считал ее эклектичной. Оптимальный подход он видит в признании единства и целостности исторического процесса, при котором дифференциация экономической, политической, культурной, идеологической сфер возможна лишь как научная абстракция.

По мнению Чернова, не следует искать в историческом процессе первичный источник движения. Речь можно вести лишь о взаимообусловленности различных факторов. Только вся совокупность исторических условий в определенной комбинации превращает историческую возможность в необходимость. Такое понимание исторического процесса требует нового переосмысления закономерности и причинности. Материалистическому пониманию закона как чему-то внешнему, самодовлеющему над фактами и явлениями, определяющему их, Чернов противопоставляет свое представление, в котором закон выступает как абстрактное понятие, отражающее функциональные связи явлений и единообразное проявление их при сходных условиях.¹⁴ Выявляемая закономерность, считает Чернов, это не жестко детерминированная необходимость, срабатывающая при любых обстоятельствах, а лишь возможность, альтернативность развития, потенциально заложенная в истории при схожести условий.

Выдвинутое Марксом понимание закономерности исторического процесса, по мнению Чернова, не учитывает альтернативности развития. В этом смысле открытый Марксом процесс зарождения и развития капитализма не является универсальным, утверждает эсер. Он срабатывает лишь при определенных условиях места и времени. Если они меняются, меняется и направленность, динамика, характер развития и, следовательно, его результаты.

Предлагаемое Черновым новое виденье исторических закономерностей позволяло эмансипировать человеческий фактор от жестких условий «естественного хода вещей». Человек, утверждал Чернов, с его потребностями, идеалами - активная составляющая исторического процесса. История не управляется внешними, не зависимыми от человека законами, а делается людьми.

Рассматривая движущие силы исторического процесса, Чернов выделяет объективные и субъективные условия его развития. К первым он относит географическую, климатическую, почвенную среды. Ко вторым – человека как биологическое, антропологическое и социальное существо. Он подчеркивал, что человек - это не только властелин природы, но и неотъемлемая ее часть, и всегда при любом социальном строе естественно-природные факторы будут оказывать существенное влияние на его жизнедеятельность. Однако влияние природного фактора может меняться от эпохи к эпохе.¹⁵ Современная тенденция исторического развития проявляется в росте власти человека над природой, но это отнюдь не означает полной независимости и беспредельности человеческих возможностей в процессе преобразования природы. В осмыслении сложной дихотомии человека и природы Чернов подошел к новому видению природной среды, как к целостному живому организму, преобразование которого человеком может проходить лишь в определенных рамках. Эти идеи Чернова были созвучны научным поискам представителей русского космизма и перекликались с учением В.И.Вернадского о ноосфере.

Рассматривая человека как часть природной среды Чернов подчеркивает, что в отличие от природы он «обладает определенными внутренними законами своей самодеятельности, проявляет определенную совокупность активных тенденций».¹⁶ К таким активным тенденциям Чернов относит потребности индивида. Существование всякого организма, рассуждает он, основано на наличии известного минимума благоприятных объективных условий, выполнение которых есть «само по себе объективная необходимость для организма». «Но лишь обращение этой объективной необходимости в субъективную дает начало потребности - явлению психическому».¹⁷

Таким образом, потребности, в интерпретации Чернова, - это отражение влияния внешней среды на сознание человека, в них объективное и субъективное сливаются в единое неразделимое целое. Потребности играют роль первоначального импульса в развитии человека и человеческого общества. Классифицируя потребности, ученый разделяет их на «низшие» и «высшие». К первым он относит «предохранительные», способствующие сохранению индивида и обеспечению его материально-экономических нужд (потребности в пище, одежде, жилище), и «воспроизводительные», направленные на воспроизводство человеческого рода.¹⁸ Под высшими Чернов подразумевает потребности творческого самовыражения человека - интеллектуальные, эстетические, этические. Соотношение различного рода потребностей - величина переменная. На ранних этапах общественного развития превалируют низшие, но по мере поступательного продвижения к прогрессу возрастает влияние высших потребностей.¹⁹

Рассуждения Чернова о значении психического фактора в истории имеют определенные параллели с концепцией Л.Уорда. Разделяя в главном идею ученого о человеческих потребностях как отправной точке исторического развития, он все же считал, что Уорд абсолютизировал субъективную природу потребностей. Чернов полагал, что потребности не сводятся только к особенностям индивидуальной психики, а обусловлены социальными, экономическими и пр. условиями. Он убежден, что «психическое взаимодействие есть... одна из сторон всякого социального взаимодействия».²⁰

Поэтому Чернов считал необходимым изучение конкретных проявлений взаимодействия объективного и субъективного факторов в истории. Большую роль Виктор Михайлович отводил влиянию демографического фактора. Его мысли в этом направлении созвучны взглядам М.М.Ковалевского, но в отличие от последнего Чернов не считал демографический фактор первопричиной исторического развития и указывал на его социальную обусловленность и зависимость роста населения от качества жизни в той или иной стране, уровня ее социального и экономического, политического и культурного развития.²¹

В оценке роли экономического фактора Чернов выступал против придания ему характера всеобщности и сведения всего многообразия общественно-политических отношений к вторичным явлениям, детерминированным экономическими процессами. В полемике с марксистами, развернувшейся в 90-е гг. XIX в. на страницах «Русского богатства», эсер обрушивается с острой критикой на сторонников экономического материализма, которые, с его точки зрения, преувеличивали роль экономических отношений в общественной жизни.

Но это отнюдь не означало, что он вообще не признавал роли производственных отношений в историческом процессе и игнорировал достижения марксизма в изучении экономической стороны общественного развития. Выступая против эпигонов марксизма, Чернов всегда подчеркивал, что для него «Михайловский и Лавров, с одной стороны, Маркс - с другой, в равной мере являются великими учителями социалистической мысли». А попытку социал-демократов «поссорить их между собой, вырыть между ними пропасть» расценивал как «покушение с негодными средствами».²²

Чернов считал, что общественное производство, рост производительных сил играют важную роль в удовлетворении нарастающих потребностей человечества. Однако экономические отношения, с точки зрения Чернова, не могут считаться первичными, поскольку они сами являются результатом «всей совокупности общественных отношений».²³ Экономические отношения складываются при активном участии людей и несут отпечаток их религиозных, общественно-политических взглядов. «Идеи суть нераздельная, неразрывная и притом существенная часть действительности», - заключает он.²⁴ Таким образом, Чернов рассматривает политические, идеологические, культурные институты как равноправные, а не вторичные, пассивные компоненты исторического процесса. Такой подход, как очевидно, заметно отличается от принципа редукционизма, характерного для марксистской социологии.

Отвергая изначальную целесообразность и предопределенность исторического развития, Чернов полагал, что исторический процесс по характеру не прогрессивен и не регрессивен. «Прогресс есть понятие субъективное», - утверждал он. «Один и тот же процесс, - пишет Виктор Михайлович в черновых набросках своей первой неопубликованной работы «Философские изъяны доктрины экономического материализма», - может быть назван прогрессом с одной точки зрения и регрессом - с другой».²⁵ Объективного критерия для оценки события нет, считает Чернов. В основе оценки действительности лежит идеал исследователя, то есть его субъективные установки.

В его представлении история человечества - это не переход от низшего к высшему, осуществляющийся через революцию, а процесс развития, в котором мирно или конфликтно сосуществуют разные уклады общественной жизни, тесным образом переплетаются сословные и классовые, национальные антагонизмы. «Развитие мировой культуры представляет собой уходящий в бесконечность процесс смены социальных укладов», - отмечал он.²⁶

Понятие культуры для Чернова многозначно. В широком смысле - это «искусственная среда», отличная от природной среды. В этом случае понятие «культура» тождественно понятию «цивилизация». Рассуждая о развитии культуры, Чернов дистанциировался как от сторонников формационного, так и цивилизационного подходов. Формационный подход не удовлетворял Чернова, поскольку он не только навязывал жесткий экономический детерминизм, но и неизбежно приводил к упрощенному пониманию сложной связи между универсальным, всеобщим и особенным в историческом процессе.²⁷ Марксисты, по мнению Чернова, преувеличивали значение действующих в мире всеобщих законов, шаблонизировали человеческую историю. Признавая сильную сторону марксизма в использовании дедуктивного метода в анализе экономических законов капитализма, Чернов был убежден, что нельзя превращать теорию Маркса, намечавшую в самых общих чертах основное направление процесса социального развития, в готовый шаблон для каждой страны.²⁸

Однако в равной степени ученый не приемлет и противоположный подход, сторонники которого подчеркнуто акцентировали неповторимую индивидуальность, своеобразие исторического развития отдельных народов. В «Проекте новой партийной программы», который был подготовлен Черновым в 1924 г., он критикует теорию замкнутых национально-культурных типов Н.Д.Данилевского и О.Шпенглера, поскольку полагает, что «универсализм мировой цивилизации и своеобразие, оригинальность составных его частей уже являются не абсолютными, исключающими друг друга, а относительными... понятиями, друг друга предполагающими и друг друга обуславливающими».²⁹ Общие тенденции мирового развития по-разному преломляются в различных национальных культурах.

Сторонники формационного подхода, по мнению Чернова, абсолютизируют линейную схему исторического развития, утверждая «фаталистический оптимизм», веру в изначальную прогрессивность общественного развития. Лидер эсеров убежден, что история не является логически безукоризненным, правильным восхождением от низшего к высшему, а представляет собой стихийный процесс, в котором идет борьба творческих и разрушительных сил.³⁰ При торжестве последних в человеческой истории возможны «попятные» движения, тогда имеет место выявленная Вико цикличность в историческом процессе. Одолеют ли разрушительные силы конструктивные или нет будет зависеть не только от внешних условий, но и от самого человечества.

Различая качественные стадии в истории человечества (первобытное общество, феодализм, капитализм, на смену которому идет социализм), Чернов обращал внимание на то, что каждой ступени общественного развития присущ особый тип взаимодействия человека и природы, свой комплекс экономических, правовых, идеологических, психологических характеристик. Они, преломляясь сквозь призму национальных особенностей и традиций, определяют своеобразие исторического развития в той или иной стране.

Так, для первобытного состояния человечества характерны сильная зависимость человека от природы, низкий уровень экономического развития, примитивные социальные связи, в общественном сознании преобладают мистические, религиозные начала. Более высокий уровень экономического развития в феодальном обществе приводит к социальной дифференциации; сословная иерархия жестко закрепляется юридическими нормами, господствует теологический и метафизический типы сознания. Капитализм знаменует собой дальнейший рост власти человека над природой, поступательное развитие производительных сил; жесткую сословную иерархию сменяет классовая дифференциация, набирают силу индивидуализм и рационализм.

Чернов полагал, что основным направлением исторического процесса является переход от стадии «стихийного или... пассивного приспособления человечества к самопроизвольно слагающимся формам хозяйственного быта... в высшую стадию все более активного и сознательного приспособления человечеством этих самопроизвольных форм к потребностям своего дальнейшего роста и развития».³¹ Он связывал эту тенденцию с торжеством нового общественного строя - социализма.

Социализм для Чернова означал общество с высоким уровнем производительности труда, в котором торжествует плановое начало, устраняются классовые антагонизмы, утверждается новое трудовое правосознание, основанное на сотрудничестве, солидарности, коллективизме, удовлетворяются потребности, обеспечивается всестороннее и гармоническое развитие каждой личности, человеческое сознание эмансипируется от религиозных и метафизических догм, на все человечество распространяются общепринятые нравственные нормы. «Истинный расцвет всех потенций, всех сил, всех способностей каждой отдельной личности будет только там, в свободной планомерной организации», - писал он в 1922 г. в «Записках социалиста-революционера».³² И в этом плане новый общественный строй являлся для Чернова не только научным предвидением, но и общественным идеалом. Идеал, с точки зрения эсера, «есть построение, которое соединяет в себе элементы предвидения и оценки», он является не только результатом научного предвидения, но и его конечной целью.³³

Представление Чернова об основных тенденциях исторического развития, таким образом, неразрывно связано с его этическими установками. Привнесение нравственных критериев в анализ исторического процесса Чернов рассматривал как составную часть научного познания. «Вся история человечества, - утверждал эсер, - есть история борьбы за существование самых разнообразных идеалов, и свои передовые идеалы человечество выстрадало вековыми скитаниями от одного миража к другому».³⁴ Но само предвосхищение будущего, признает Чернов, есть лишь научное комбинирование накопленного предыдущими поколениями исторического опыта и переосмысление человечеством «наличных элементов действительности».³⁵

Если в решении проблемы движущих сил исторического процесса Чернов дистанциировался от марксизма, то в оценке роли народных масс он во многом солидаризировался с его представителями, отдавая им должное за постановку и разработку этой проблемы в социологии. Хотя и в этом вопросе полного единства с марксистами у Чернова не было. В статье «Экономический материализм и критическая философия», опубликованной в 1895 г. и впоследствии вошедшей в вышеупомянутый сборник философских и социологических работ Чернова, эсер отмечал, что марксисты недооценивали значение личного фактора в истории, не сумев «гармонически сочетать с ним учение об активной... сознательной и самостоятельной роли масс».³⁶ Пытаясь исправить этот недочет, Чернов призывал соединить в борьбе за лучшее будущее силу масс с деятельностью авангардного отряда - интеллигенции. В своей статье «Инициативное меньшинство и массы» в 1907 г. Чернов писал: «Не нам, социалистам-революционерам, умалять или отрицать роль сознательного, инициативного меньшинства... мы никогда не сводим к нулю роль личности, пробивающей новые пути. Но для нас вся сила инициативного меньшинства лежит в способности действовать для народа и через народ, убеждая его силой довода, подкрепляя смелым примером. Но никогда не будем мы для такого меньшинства требовать преимущественного права перед численной силою, большого удельного веса для его голоса в решении вопросов жизни. Мы всегда до мозга костей останемся в этом вопросе демократами».³⁷

Для Чернова как политика и ученого недостаточно было провозгласить социальный идеал. Он стремился увязать его с конкретной социально-политической и экономической действительностью, уровнем политической культуры народных масс и в соответствии с этим строить свою практическую программу. Эпоха революционных бурь и потрясений, моральные эксцессы в революции 1905-1907 гг. продемонстрировали существенные пробелы в «новом моральном сознании» интеллигенции и народа и потребовали критического переосмысления итогов революции.

Первая русская революция, с ее черносотенными погромами, расправами над интеллигенцией, вакханалией экспроприации, способствовала осознанию Черновым того, «каким сложным и разнообразным конгломератом является «народ», какую пестроту вносят в его настроения и разные способы борьбы за жизнь, национальные, бытовые, локальные и культурные особенности».³⁸ Но несмотря на это, Чернов оставался верен своему убеждению о великой исторической миссии народа, надеясь, что в недрах его «творится новое народное самосознание, вырабатывается новое миросозерцание».³⁹

В работе «Сквозь туман грядущего», опубликованной в 1917 г., Чернов рассматривает исторический процесс как непрерывное чередование «органических» и «критических» эпох. Содержание «критического периода» в истории составляет зарождение нового общественного уклада и кризис старого. Преодоление конфликтов «критического периода» осуществляется через альтернативу: реформы - революции. «Органическая» эпоха, согласно Чернову, - время стабилизации общественных отношений, поступательного эволюционного развития.⁴⁰

Рассматривая причины революции, Чернов отмечал, что в какой-то момент между потребностями развития общества и политическими формами возникает конфликт. Если власть не понимает необходимость уступок, то «страна идет к тому, чтобы взять снизу и силой то, в чем ей отказывали сверху».⁴¹ Таким образом, в отличие от марксистской трактовки революции, как жестко предопределенной объективно-исторической необходимости, Чернов рассматривает ее как историческую альтернативу реформам.

Понятие революции Чернов анализирует в двух ракурсах. Во-первых, как насильственный по форме способ изменения в обществе. В этом смысле революция противостоит реформе, которая представляет мирный путь преобразований. Исход революционной или реформаторской альтернатив в историческом развитии определяется соотношением различных социальных, экономических и политических условий. Оправдание революции, по Чернову, не в выигрыше времени и ни в экономии сил. Ее оправдание в том, что «она является единственным способом двинуться вперед там и тогда, где и когда упорство и слепота господствующих, ... классов пытаются глухою стеною остановить мощное и неудержимое историческое движение».⁴²

При этом Чернов не связывает революции с изменениями в способе общественного производства. Для него главным в революции является ее общественно-политический, социальный и духовный аспекты. Революция для Чернова - это переход от одного общественно-политического строя к другому, который знаменуется определенным перераспределением ролей между классами. Содержание революции у него тем значительнее, чем «серьезнее приносимое ею перераспределение ролей» между классами. Соответственно с этим он выделяет в своей поздней работе «Рождение революционной России (Февральская революция)» (Прага, 1934) «малые революции», в которых происходит перераспределение власти между различными фракциями одного и того же класса; «подлинные» - заменяющие у государственного руля один класс другим; и «великие» революции, при которых происходят кардинальные изменения в общественно-политическом строе и духовной жизни общества. К таким «великим» революциям он относил Великую французскую революцию и Февральскую революцию 1917 г. в России.⁴³

В более широком плане революция представляется Чернову как качественный скачок в поступательном движении общества. И в этом смысле революция - это часть эволюционного процесса, но чрезвычайно ускоренного по темпам и насыщенности эпохальными переменами. При этом преобразования могут совершаться и мирным путем. К революциям такого рода Чернов относит, например, реформы Петра I. Таким образом, для Чернова революционная альтернатива обуславливается спецификой социально-политических отношений в обществе и лишь опосредованно связана с изменениями в экономическом базисе.

В работе «Рождение революционной России» Чернов подходил к изучению социологического смысла революции как достаточно сложного и многозначительного явления. Для большинства передовых стран Европы, переживших много революций, существовала возможность ставить, разрешать проблемы, составляющие социальное содержание этих революций, постепенно, «не оптом», а «в розницу», считал эсер. В Европе переход к Новому времени был ознаменован несколькими, разделенными друг от друга историческими промежутками времени, революциями. Революция духовная осуществилась в рамках европейской религиозной реформации, которая позволила эмансипировать личность от духовного диктата религии. Крестьянские войны и жакерии были «первым приступом мужицкой антифеодальной аграрной революции». В рамках буржуазных революций удалось окончательно освободиться от феодальных пут и прийти к власти денежной аристократии. Провозглашение идей политического и правого равенства, в свою очередь, стимулировало развитие национальных движений и революций. «И, наконец, последнею полосою социальных конфликтов и революций является борьба труда с капиталом, особенно в форме борьбы пролетариата с буржуазией».⁴⁴

Странам же, запоздавшим в своем развитии, приходится разрешать накопившиеся проблемы не поочередно, а разом. Ибо в таких странах очередные неразрешенные проблемы скапливаются, «подмораживаются гнетом архаически деспотического государства, вооруженного с ног до головы всею техникой современной цивилизации, и сплетаются в один грандиозный исторический «гордиев узел», который чем труднее становится развязать, тем необходимее разрубить».⁴⁵

Революция, по мнению Чернова, призвана решить двойной комплекс задач: разрушить старые устои государства, народного хозяйства, быта и создать новые. «Разрушает всякая революция», но не всякая «быстро и успешно компенсирует разрушительную работу созидательной». Успешность созидательной работы зависит от «всей совокупности внутренних и внешних условий», от степени подготовленности и организованности класса, претендующего на господствующее положение в обществе. ⁴⁶

Особенность русской революции – широкий размах разрушительных тенденций и неразвитость созидательных начал. По мнению Чернова, это обусловлено преобладанием «стихийной ненависти и жажды мести» над стремлением к созидательному устройству нового порядка. «Дух русской революции -...есть дух максимализма», - писал он. Но максимализм революции есть прямое отражение «максимализма самой русской жизни, самой русской истории».⁴⁷ В свою очередь, по преимуществу разрушительный характер русской революции оказывает большое влияние на трансформацию социально-психологических основ общества. Наряду с деморализацией и маргинализацией «врагов нового», «деклассируются сами сторонники революции», наступает период охлократического перерождения революции.⁴⁸

В статье «Охлос и демос», написанной по поводу октябрьских событий 1917 г., эсер различает «демос» - ту часть общества, которая проникнута единым сознанием, единой волей и высокоразвитой самодисциплиной, и «охлос» - массу, «дающую волю своим страстям, бушующую грубо и дико, как элементарная слепая стихия».⁴⁹ Охлос проявил себя в погромных настроениях, легковерном отношении ко всякого рода демагогии, во враждебности к интеллигенции. Демос и охлос различаются по своему отношению к человеческой личности. В толпе личность нивелируется. В «демосе» личность бережно охраняется.

Как считает Чернов охлократическая фаза революции - это ее предпоследняя фаза. Она свидетельствует о том, что либо «поставленные ею себе цели оказались объективно недостижимыми, либо... что в достижение этих целей она взяла не тот курс». Охлократическое вырождение революции обычно заканчивается «каким-нибудь цезаризмом» и бывает ознаменовано перерождением террора толпы в государственный централизованный террор.⁵⁰ И все же, несмотря на охлократическое перерождение, Чернов не терял веры в народ. «Не отчаивайтесь в народе, не ставьте над ним крест... продолжайте любить и жалеть его. Не любя, нельзя ему помочь выздороветь духовно», - призывал он демократическую интеллигенцию.⁵¹ Без «демоса» не может быть демократии, не может быть социализма. Новый строй нуждается в новом человеке, поэтому необходимо воспитание культурной и моральной личности.

Проблема культурного и нравственного воспитания народа давно была обозначена в творчестве русской интеллигенции, но особенно остро она проявлялась в периоды общественных бурь и потрясений. Переосмысление событий 1905-1907 гг. привело в среде российской интеллигенции к стремлению кардинально пересмотреть свои взгляды на революционный процесс и роль интеллигенции в обществе. Серьезной попыткой в этом плане стал вышедший в 1909 г. сборник «Вехи». Авторы сборника поставили перед российской общественностью ряд злободневных вопросов: о политике и политической культуре, этике и политике, о народе и интеллигенции. Но в конечном счете свели все эксцессы революции к просчетам народнической интеллигенции, которую обвинили в «нигилистическом морализме», правовом нигилизме, отрицании культуры, игнорировании вопросов политического воспитания и самовоспитания народных масс.

Обвиняя авторов сборника в реакционности, антинародническом уклоне со страниц сборника «Вехи как знаменье времени», опубликованного в 1910 г., Чернов, в отличие от В.И.Ленина, не считал их выразителями интересов контрреволюционной буржуазии. По его мнению, появление сборника «Вехи» связано с эпохой реакции. В нем наиболее ярко отразилась деморализация либеральной интеллигенции, вызванная поражением освободительного движения в стране. Давая ряд жестких оценок праволиберальным авторам, Чернов тем не менее отмечал, что поднятый ими вопрос о необходимости переосмысления итогов революции, анализ ошибок освободительного движения, несомненно, заслуживает внимания.⁵² В ходе развернувшейся полемики по вопросам политики и этики Чернов конкретизирует и развивает свои взгляды по обозначенным проблемам на страницах журналов «Современник» и «Заветы».

Особое внимание этой проблеме Чернов уделяет в статье «Этика и политика», опубликованной на страницах журнала «Заветы» в 1912 г. Он подчеркивал, что проблемы этики и политики приобретают особую актуальность в России, ибо от их решения зависят «моральный престиж и нравственная притягательность» освободительного движения.⁵³ Его возрождение невозможно без пересмотра «всего нашего теоретического и морального багажа».

Чернов предлагает распространить на этическую сферу один из принципов политического демократизма - принцип «равноценности воль». «Если я не могу претендовать на то, что мое убеждение в истинности, справедливости, рациональности моего идеала человеческого общежития есть абсолютно безошибочное, то отсюда у меня не может не вытекать нравственной нормы терпимости к чужому мнению... Я обязан принять его вызов на борьбу честным и равным оружием - оружием убеждения. И если в этой честной борьбе чужая идея победила и овладела мнением большинства, - я не имею нравственного права физической силой возместить недостаток силы доказательством», - разъяснял ученый в статье «Н.К.Михайловский как этический мыслитель», опубликованной в 1914 г.⁵⁴

Принцип «естественной равноценности разных сталкивающихся воль» является основополагающим для Чернова и при решении вопроса о возможности применения насилия в политике. Право применять насилие возникает тогда, когда одна из политических сторон отказывается признавать провозглашенный демократический принцип и претендует на монополию власти и диктат, а значит, ставит себя вне нравственного закона. В этом случае для нравственной личности возникает обязанность «восстановить нарушенное право человеческого убеждения и человеческой совести, не останавливаясь, если этого нельзя избегнуть, перед средствами, присущими войне».⁵⁵ Одним из средств такой борьбы Чернов считал политический террор.

Процесс вырождения революционного террора в массовый террор эпохи гражданской войны и государственный в период коммунистической диктатуры заставил Чернова скорректировать свою позицию в отношении террора и насилия. От романтического упования революцией периода своей молодости в 30- е гг. у Чернова не осталось и следа. Он признает революции, как и войны «болезненными процессами жизни человечества» и надеется, что «эпоха моральной зрелости человечества, его подлинного Очеловечения, сдаст в исторический архив не только революции, но и саму память о них, - как еще ранее этого она сдаст в него безобразное чудовище Войны».⁵⁶

К вопросу о соотношении этики и политики Чернов возвращается в 1933 г. в связи с распространением фашистского движения, организационным и идейным кризисом социализма. В неопубликованной работе «Итоги марксизма», написанной к 50-летию годовщины смерти К.Маркса, эсер полагал, что между политикой и этикой необходимо выработать определенное соотношение. Размежевание между ними должно носить такой характер, при котором этика очерчивает для политики определенные рамки, вне которых остаются недостойные средства борьбы, на них лежит моральное табу, и их применение «не оправдываемо никакими практическими удобствами и никакой конкретной целесообразностью».⁵⁷

Он считал, что провозглашение классового характера этики и культуры привело марксизм к отрицанию общечеловеческих ценностей, к растворению этики в политике и в конечном счете к произволу. Чернов был убежден, что возрождение социалистической идеологии невозможно без осознания того, что здоровый «пацифизм чувств» широких народных масс, «пацифизм человечности» являются неотъемлемым общечеловеческим достоянием, которым нельзя поступиться в угоду победы какого-либо класса, даже если этот класс – пролетариат.⁵⁸ Отрицание общечеловеческих и демократических ценностей в идеологии марксизма сыграло роковую роль. Фашизм смог заполнить образовавшуюся в душе народа духовную пустоту идеей «о милитаристической нации».

Чернов признавал, что нравственное и культурное развитие личности сдерживается определенными социально-классовыми рамками. Но влияние классового фактора на личность, убеждал он, величина меняющаяся от эпохи к эпохе по мере того, как усложняются общественно-политические отношения.⁵⁹ Тенденция современного развития идет в направлении возрастания роли личности в историческом процессе. Сознательная, критически мыслящая личность, по глубокому убеждению Чернова, не воспринимает автоматически мораль своего класса, она выводит интересы различных классов на суд некоторой высшей инстанции - своего идеала. «Повинуясь решению этого верховного идейного судилища, она поднимается над моралью своего класса, порывает с ним и его интересами и примыкает к другому классу, в котором видит носителя высших начал общественности», - писал Чернов в работе «Идеализм в марксизме».⁶⁰

Содержание исторического процесса представляет, по мнению эсера, борьбу человечества «за два основных устоя общественности»: борьбу за индивидуальность и борьбу за солидарность.⁶¹ При этом под индивидуальностью Чернов, как и Н.К.Михайловский, подразумевает не только отдельного индивидуума, но и целый ряд «коллективных индивидуальностей» - семью, государство, нацию, касты, сословия, классы.⁶²

В процессе этой борьбы у человека, как существа общественного, идет «приспособление к социальности», то есть вырабатываются общезначимые нормы, чувства, мысли, позволяющие ему действовать сообща для того, чтобы выжить. Между индивидами, входящими в одну социальную группу, возникают чувства альтруизма и отношения солидарности.

В процессе многосложной борьбы за индивидуальность классовая борьба выступает лишь как ее частное проявление. Поэтому, по мнению Чернова, не следует универсализировать ее значение и подменять ею другие формы социальной борьбы.⁶³ Классовая борьба как историческое явление ограничена во времени, утверждает теоретик. Говорить об истории как о классовой борьбе, возможно, считает он, 1) когда существуют классы; 2) когда они имеют противоположные интересы; 3) когда они осознают их противоположность.⁶⁴

Полагая, что классы - это историческое явление, Чернов связывал их появление на исторической арене с эпохой капитализма. Он считал, что в докапиталистический период говорить о классах в полном смысле этого слова не приходиться. Общество дифференцируется по сословному принципу, для которого характерно жесткое юридическое оформление отдельных социальных категорий граждан в зависимости от их происхождения.⁶⁵ Только в буржуазно-капиталистическом обществе приобретает значение «естественное» самопроизвольно и стихийно складывающиеся деление общества по экономическому признаку на классы. Кроме того, возможно, будет существовать время, когда классы уйдут в небытие. Поэтому для Чернова неприемлема марксистская абсолютизация принципа классовой борьбы как движущей силы истории.

Классовая борьба в истории, считает Чернов, ограничена не только временными рамками, но и пространственными. «Даже и при существовании классов могут быть налицо обстоятельства, затемняющие классовый антагонизм».⁶⁶ Наряду с классовыми противоречиями на исторический процесс оказывают свое воздействие национальные, политические, религиозные, семейные противоречия, которые имеют не производное, а вполне самостоятельное значение, утверждает эсер. Эти идеи, высказанные Черновым в начале ХХ в., получили развитие в научных построениях ведущего представителя русской социологии П.А.Сорокина, в его концепции социальной стратификации общества и мобильности.

Признание важности экономических параметров в классовой дифференциации капиталистического общества было то общее, что объединяло марксистское и социал-революционное направления. Такое сходство позволило Сорокину отнести социологические построения Чернова к производственной теории.⁶⁷ Но наличие общих черт еще не определяет сходность концептуальных позиций.

Чернов полагал, что в качестве главного критерия классовой дифференциации общества выступают отношения распределения, а не производства, как полагал Маркс. По его мнению, «разделение общества на классы стоит в непосредственной связи именно с отношениями распределения» и опосредованно связано «со всем производственным строем данного общества».⁶⁸ В советской историографии вульгарно-марксистская интерпретация этого положения легла в основу обвинения лидера эсеров в непонимании принципиальной значимости производственных отношений в процессе классообразования.

Анализируя тесную связь между процессами классообразования и отношениями распределения, Чернов считает, что решающей «скрепой, объединяющей людей в класс», является общность источника их дохода, которая определяет и общность экономических интересов, и их антагонизм с интересами других классов. В этом случае Чернов не видел принципиальных расхождений с самим Марксом. И действительно, в третьем томе «Капитала» Маркс говорит, что «Собственники одной только рабочей силы собственники капитала и собственники земли, соответственными источниками дохода которых являются рабочая плата, прибыль и рента, следовательно, наемные рабочие, капиталисты и землевладельцы составляют три обширных класса современного общества, основывающегося на современном способе производства».⁶⁹ Таким образом, Чернов связывает деление буржуазного общества на классы с делением общего национального дохода «на такие основные его виды, которые при данной величине национального дохода могут расширяться только один за счет другого». То есть «рента, прибыль и заработная плата, по его мнению, являются тремя основными формами, или видами дохода в развитом капиталистическом обществе».⁷⁰ Значит, класс как экономическая величина, определяется объективно-материальными, чисто хозяйственными признаками.

Но понятие класса не исчерпывается его экономическим смыслом. Для класса как социологической категории, утверждает Чернов, не менее существенным является и признак субъективно-психологический. Для этого необходимо, чтобы «к одинаковости интересов присоединилась их общность», осознанное взаимное тяготение «живых элементов класса»; чтобы «класс по отношению к другим стал классом для самого себя», но это возможно только в борьбе за свои общие интересы. Борьба за эти интересы требует подавления естественной конкуренции в пределах класса и предпочтения общего классового интереса перед интересами индивидуальными, местными, цеховыми».⁷¹

Социологическая характеристика класса будет неполной, считал Виктор Михайлович, без принятия во внимание политико-правовых моментов, степени сплоченности, политической организованности класса, его способности участвовать в политической жизни общества. Таким образом, резюмирует Чернов, «обще-социологическое определение класса охватывает не какое-либо одно, а все три измерения социального развития», определяемые тремя различными по направлению исследования точками зрения: «объективно-материальной, или хозяйственной, субъективной, или социально-психологической и формально-нормативной, или политически правовой».⁷²

С усложнением общественных форм, ростом общезначимых связей, отмиранием социально-классовых, национальных, религиозных антагонизмов, полагает эсер, идет процесс социализации - формирования общечеловеческих эстетических, моральных, интеллектуальных, культурных, социальных норм. Этот процесс и есть, по мнению Чернова, продолжение «великого процесса эволюции и приспособления человечества к условиям своего существования. То, что не доделала стихийная эволюция, человек доделывает сам».⁷³

Носителем «высших начал общественности» в буржуазном обществе выступает рабочий класс. Именно он, по мнению Чернова, больше всех ненавидит классовый строй и стремится его разрушить. Это делает его привлекательным для других классов, которым становится «узко в сословных и классовых загородках, которые хотят открыть свою душу и ум всему миру».⁷⁴ «Лишь поскольку пролетариат подчиняет свои непосредственные интересы дня высшему интересу создания бесклассового общества, растворяя тем самым классовое начало в общечеловеческом - лишь постольку он становится... высшей моральной силой современности... Но как только пролетариат обнаруживает свою классовую узость.., он тотчас же теряет эти свои магнитные свойства», - писал Чернов в работе «Итоги марксизма».⁷⁵

Привнесение нравственных, ценностных установок в процесс научного познания, анализ политической действительности можно рассматривать не только как особенность методологического подхода Чернова, но и как глубоко личностную черту его характера. По нашему мнению, она являлась неким компенсаторским механизмом его антирелигиозной позиции. В своих воспоминаниях он отмечал, что «никакого религиозного воспитания в церковно-православном духе не получил». Но в то же самое время признавал факт тесного общения с крестьянским миром, в процессе которого у него формировались особые впечатления, почерпнутые из реальной жизни, рождались, хотя и «туманные мистико-религиозные увлечения и тайные молитвенные восторги».⁷⁶ Вера в науку, в возможности человеческого разума вытеснили в сознании социалиста не получившие развития религиозные искания, но идеи общечеловеческих, нравственных ценностей оставались в подсознании. Чернов стремился дать им рационально-научное объяснение.

В конце 20-х гг. ХХ в. журнал «Современные записки», издаваемый правыми эсерами, и газета А.Ф.Керенского «Дни» открыли полемику по вопросу об отношениях социализма и религии. Антицерковная политика большевиков продемонстрировала, по мнению правых эсеров, опасность атеистических установок. В связи с этим они предлагали исключить из программ социалистических партий все возможные намеки на атеизм. «Позиция социалистической партии в религиозном отношении, - писал по этому поводу В.Руднев, - должна быть абсолютна нейтральна». Поэтому все противоречащие религии «элементы миросозерцательно-метафизические» из программы «должны быть решительно устранены».⁷⁷ Ответ Чернова по этому вопросу прозвучал в статье «Социализм и религия», опубликованной в «Революционной России» в 1928 г.

Чернов различает религию в узком и широком смысле слова. Религия в узком смысле слова предполагает «верование в существование «иного мира», откуда пришли и куда по смерти возвращаются людские души, мира, который является в то же время царством «Все-духа» или «Божества». Религиозная “техника” в этом смысле есть не что иное, как способ общения “сего” мира с “миром иным”». Религия в широком, переносном или фигуральном смысле подразумевает веру как таковую и в этом смысле атеизм, отмечает Чернов, можно тоже назвать религией. Социализм как «религия Труда», для Чернова «есть насквозь земная философия», которая категорически исключает в своем миросозерцании элементы религии в узком смысле этого слова и исходит из того, что загробная сторона бытия является «псевдо-понятием».⁷⁸

По его глубокому убеждению, социализм и религия несовместимы, поскольку методы их отношения к действительности совершенно противоположные. Для социализма основным кредо является «свобода индивидуальной мысли, критическое отношение ко всему, применение научных методов». Для религии – «авторитет откровения, святость и неприкосновенность догмы, показное отречение разума от себя самого». Социалистическая идеология, по мнению Чернова, перехватила эстафету у классического либерализма по «секуляризации мысли», освобождению от плена «незыблемых вечных истин» религии и провозгласила научный разум и его методы высшим авторитетом во всех вопросах.⁷⁹

В религии Чернова не устраивает не только ее внешняя сторона: догматизм веры, обрядовые каноны, монополия церкви на общение с высшими силами, но и внутренняя основа - ограничение личной свободы человека в процессе принятия решений. Вера в потусторонний мир современного человека является, по мнению Чернова, выражением эгоистического начала в индивиде, обусловленного страхом смерти. Естественная психическая инерция превращает самый элементарный и естественный инстинкт самосохранения в непохожий на самого себя «абсолют», в жажду жизни без конца, и за гробом, и притом жизни индивидуализированной, ревниво сохраняющей раковину обособленного духовного «персонализма». Инстинктивное отталкивание человека от смерти приводит к тому, что смерть для сознания превращается в какую-то «жуткую бездну», воплощение загадочного «ужаса небытия». Вера в существование потустороннего мира, как некого «инобытия», в котором проявляется «жажда реванша за все неудачи и несовершенства сей жизни», для Чернова является иллюзией. Избавиться от этой иллюзии возможно и необходимо, научившись преодолевать страх смерти, осознавая, что смерть – естественная сторона самой жизни – «гармоническое увенчание законченного здания жизни». И даже если она и является небытием, то это «небытие есть подлинное небытие, т.е. небытие ужаса в том числе».⁸⁰

Чернов является противником религии в том плане, в котором она уводит человека в мир иллюзий из реальной жизни, мешает ему радоваться, жить полной жизнью здесь и сейчас. «Вложиться в жизнь всей совокупностью своих потенций; развернуть их до конца; исчерпав себя этим вкладом, дать место для того же другим, без тайной зависти и ненасытного недовольства, но с удовлетворенным сознанием эквивалентности деяний своего круга жизни своему высшему моральному «я»; стать этим сознанием выше страха смерти, - вот альфа и омега современного, если угодно, – позитивистского стоицизма» и миропонимания Чернова.⁸¹

«Каждый момент жизненного существования лица, поколения, нации, человечества в самом себе несет свой смысл: он называется развитием, подъемом на высшую ступень. На высшую ступень не только в смысле все большей и большей власти над временем, пространством и материей (механико-техническая культура), но и все большей и большей власти над самим собой, над всеми собственными своими силами, страстями, способностями, умственными, эмоциональными, волевыми ресурсами (духовная культура), приведенными в гармоническую согласованность между собою, т.е. слитыми в высшее, целостное, сильное и красивое «я», в свою очередь, столь же согласованное с другими «я» в высшее коллективное «я»: семейное, национальное, общечеловеческое (моральная и социальная культура). Жизнь тем полнее и ценнее, чем энергичнее идет этот процесс личного и национального самопреодоления и возвышения над самим собою; и в этом смысле каждый момент целостной жизни есть «камень самоценный»; он светит своим собственным светом, а не отраженным светом какого-то «последнего дня», ради которого он существует.⁸²

В этом плане между социализмом и религией действительно глубокая непреодолимая пропасть, подчеркивает эсер, и как примирить в своем сознании веру в социализм и религию, каждый человек решает по-своему. «Социалистическая партия совершенно не вмешивается в дела личной интеллектуальной совести». Ей достаточно, чтобы в конкретных вопросах политики, хозяйства и культуры верующие члены партии не менее чем неверующие «шли бы в ногу и не дезертировали из-под партийных знамен». «В пределах партии – религия частное дело каждого», но религия и церковь - внешняя сила для партии, и с точки зрения ее интересов непозволительно, чтобы религия и церковь вмешивались во внутренние дела партии.⁸³

Конструктивная критика религии Черновым, с одной стороны, приводила к подмене культа религии культом науки - с другой. Но в целом все это соответствовало общей тенденции развития общественно-политической мысли в эпоху модерна. Представления Чернова о соотношении стихийного и сознательного, рационального и иррационального в историческом процессе не оставались неизменными. До революции 1917 г. Чернов преувеличивал значение сознательного элемента. Он полагал, что при правильной расстановке сил и верном учете ситуации возможно «организованное использования всех тех стихийных элементов движения, которые могут быть предвидены».⁸⁴ Серьезный удар по рационально-научной картине мира Чернова был нанесен в годы революции и гражданской войны. В своих программно-тактических установках в революционный период он делал ставку на обуздание стихийных процессов, на умелое направление в надлежащее организационное русло народной стихии, на рост сознательности в народной среде. Лишь переосмысление революционных событий и гражданской войны во время последней эмиграции привели Чернова к признанию значимости иррациональных, стихийных процессов в революции, обратили его внимание на иррациональные стороны народного духа. «Революции не «делаются» революционерами, - писал Чернов в книге «Рождение революционной России (Февральская революция)», - а происходят, подобно землетрясениям и извержениям вулканов».⁸⁵

Под воздействием глубокого кризиса западноевропейской культуры и цивилизации в ХХ в., проявившемся в развитии фашизма и развязывании второй мировой войны, Чернов вынужден был признать, что «жизнь неисчерпаема мыслью до конца», она «богаче всякой самой тонкой, глубокой и богатой мысли». Жизнь – это живая многообразная бесконечность. «Бесконечность вширь – в пространстве»; «вдаль – во времени»; «вглубь – в делимости; в расчленении целого на части». История человечества «не заключает в себе никакой стройной рациональной цельности, и в этом смысле иррациональна».⁸⁶

Подводя итог анализу философско-социологических взглядов Чернова, следует отметить, что он существенно продвинул развитие теоретико-методологических основ народничества. Синтезируя материалистическое и идеалистическое понимание истории, Чернов сделал попытку соединить философско-социологическую доктрину классического народничества с достижениями теоретической мысли начала ХХ в. Лидеру эсеров, конечно, не удалось преодолеть все устаревшие стереотипы прошлого. В мировоззрении Чернова тесным образом переплетались новые идеи о целостности исторического процесса с абсолютизацией его научной, рациональной стороны. Но вместе с тем методология исследования, предложенная Черновым, оказалась научно-продуктивной и позволила ему приступить к разработке концепции типов капиталистической эволюции, которая только в последнее время получила признание современных историков.

2. Теория типов капитализма

Исходные методологические установки в изучении закономерностей исторического процесса были положены в основу разработки конкретных научных проблем в творческом наследии Чернова. К таковым относится проблема капитализма и его особенностей в России. Для народников она имела не только теоретическую, но и практическую значимость, определяя программно-тактические установки партии и ее практическую деятельность.

Идеи классического народничества об особом некапиталистическом пути развития России в 90-е гг. обнаружили свою полную несостоятельность. Застойный характер экономического развития 80-х гг. ХIХ в. сменился бурным подъемом промышленности и торговли. Капитализм вторгался во все сферы общественного бытия, но последствия его были весьма неоднозначны. Все это требовало переосмысления старой теории. Ее научная разработка выдвинула Чернова в ряды идеологов и лидеров неонародничества.

Чернов рассматривал капитализм в двух ракурсах. До начала первой мировой войны он преимущественно уделял внимание статике капитализма, подробно останавливаясь на соотношении «отрицательных» и «положительных» сторон капитализма. Новые тенденции в развитии капитализма накануне первой мировой войны подтолкнули Чернова к теоретическому осмыслению изменений в экономике современного капитализма. Этому посвящены работы «Сквозь туман грядущего», «Империалистические мечты и действительность», «Война и третья сила», «Марксизм и славянство», написанные в годы первой мировой войны. Новые мотивы в характеристике капитализма нашли отражение и в выступлениях лидера эсеров на III съезде партии в мае 1917 г.

Новым во взгляде на капитализм, привнесенным Черновым в сравнении с ортодоксальной народнической доктриной стал отход от канонического представления о капитализме как регрессе. Под влиянием новейших экономических и социологических теорий он признает известные достижения современного капитализма. К ним он относит создание крупного машинного производства и «коллективных форм труда», которые, по его мнению, подготавливают условия для будущего социалистического производства и содействуют «объединению в сплоченную сознательную силу промышленных армий наемных рабочих». Это то, что Чернов называет «светлыми» сторонами капитализма.

Но признание положительных сторон капитализма Черновым отнюдь не означало, что народник примирился с необходимостью его как блага для России. Ему была глубоко чужда позиция представителей экономического материализма, призывавших, подобно П.Б.Струве, «идти на выучку к капитализму». Наряду с положительными чертами капитализму, по мнению Чернова, присущи и отрицательные, «темные» черты. При этом положительные проявления капитализма не столько относятся к его экономической природе, сколько являются своеобразным ответом на «вызов» разрушительных стихийных рыночных тенденций, а потому развиваются не благодаря, а вопреки капитализму и представляют как бы зародыш иных общественно-экономических отношений, приближающих общество к социализму. «Капитализм заключает в самом себе и разрушительные, и созидательные силы, причем созидательные или положительные стороны капитализма принадлежат ни капитализму, как определенной форме общественного сочетания сил, а самому этому сочетанию сил, крупному производству, кооперации, но которые проявляются не благодаря их капиталистической оболочке, а несмотря на нее», - отмечал он в статье «Типы капиталистической и аграрной эволюции».⁸⁷

Соотношение «светлых» и «темных» сторон определяет особенности капитализма в каждой стране. Говоря об особенностях российского капитализма, Чернов признает его реальным историческим фактом, но вместе с тем утверждает, что «нет какой-то общей универсальной формы капитализма, через все стадии которого должна была пройти всякая страна в силу железной экономической необходимости».⁸⁸

Чернов выступает против доктринерского подхода в изучении капитализма, согласно которому промышленно развитые страны показывают отсталым только картину их собственной будущности. А разные экономические и культурные уровни этих стран отражают лишь различие между «ступенями одной и той же лестницы».

Анализируя современные экономические и социально-политические тенденции, Чернов пытается разрешить проблему общего и особенного в развитии капитализма. По его мнению, есть общие свойства капитализма, которые имеют место во всех странах. Это «разрушение натурального хозяйства, втягивание продукта труда непосредственных производителей в круговорот товарного обращения, отлучение работников от средств производства, стягивание их в крупные фабрики, первоначальное накопление».⁸⁹

Эти черты наиболее явно проявляются на ранних стадиях развития капитализма. Но в дальнейшем основная тенденция капиталистической эволюции идет в направлении все большей и большей дифференциации, нарастания своеобразных типических черт. Поэтому наиболее удачным, по мнению Чернова, является определение капитализма, данное немецким экономистом Ф.О.Герцем. Капитализм - это «такое состояние народного хозяйства, в котором осуществление начал свободного обмена, свободы личности и свободы собственности достигли своего относительно высшего пункта, определяемого для каждого отдельного народного хозяйства эмпирическими условиями его существования и давлением экономического развития».⁹⁰ Нет общей универсальной модели капитализма, утверждает Чернов, есть различные типы капитализма, обусловленные спецификой исторического развития каждой страны.

Важным фактором, влияющим на формирование типа капитализма, Чернов считает, во-первых, естественно-природные условия развития страны. Во-вторых, - исторические условия, под которыми он подразумевает хозяйственные формы, общественное сознание, особенности политического устройства. От различных комбинаций природных и исторических условий зависит время вступления страны на путь капиталистической эволюции.

Чем раньше страна вступает на этот путь, тем благоприятнее будет соотношение между «темными» и «светлыми» сторонами капитализма. Чем позднее, тем в более короткий срок приходится ей пережить «все метаморфозы, связанные с завоеванием капитализмом внутреннего рынка, тем резче для него хозяйственный переворот, тем концентрированней общая сумма бедствий и страданий, с ним связанных».⁹¹ В этом случае, считает Чернов, «формальное господство капитализма по преимуществу будет ограничиваться сферой эксплуатации, мало проникая в сферу реорганизации самого производства на новейших началах». В странах, с опозданием вступивших на капиталистический путь, «развитие капитализма будет идти более вширь, чем вглубь». Это приводит к недостатку творческих сторон в развитии капитализма при избытке разрушительных.⁹²

Концепция типов капиталистической эволюции Чернова является, по сути, альтернативой марксистской схеме исторического развития. Умелое сочетание дедуктивного и индуктивного методов в социологических исследованиях позволило ему выявить ряд существенных социологических закономерностей. Проанализировав положение таких социальных групп, как буржуазия, интеллигенция и пролетариат в странах первого и второго типов капитализма, Чернов выводит коррелятивную связь между положительными и отрицательными сторонами капитализма и степенью прогрессивности буржуазии, лояльностью интеллигенции и эффективностью экономической борьбы рабочего класса. «Прогрессивное, творческое значение буржуазии прямо пропорционально положительным сторонам капитализма и обратно пропорционально его отрицательным сторонам, точно так же оно стоит в обратном отношении ко времени вступления страны на путь капиталистического развития», - утверждает он.⁹³

В статье «К характеристике общественного движения в отсталых странах», опубликованной на страницах «Русского богатства» в 1905 г., Чернов доказывает, что между буржуазией и либеральной идеологией нет прямой обусловленности, не всякая буржуазия либеральна. Степень ее либерализма есть явление производного и вторичного характера. «Она зависит от целого ряда условий времени и места, а потому меняется не только от страны к стране, но и от одной исторической эпохи к другой».⁹⁴ В связи с некоторыми особенностями современного экономического развития, продолжает эсер, облик буржуазии последовательно меняется к худшему, «в общем настроении всеевропейской буржуазии совершается заметная эволюция вправо».⁹⁵

Характеризуя социальную структуру буржуазного общества, Чернов большое внимание уделяет месту и роли интеллигенции. Он выявляет определенную взаимосвязь между общественно-политическими настроениями интеллигенции и соотношением положительных и отрицательных сторон в капитализме. «Степень тяготения интеллигенции к новым антибуржуазным идеям обратно пропорциональна положительным и прямо пропорциональна отрицательным сторонам капитализма», то есть «обратно пропорциональна гармонии между формой и содержанием современного хозяйственного строя».⁹⁶ В странах, где развивался капитализм депрессивного типа, интеллигенция выступала застрельщиком в борьбе народных масс против господствующего режима.

Успешность экономической борьбы рабочего класса также во многом обусловлена соотношением положительных и отрицательных сторон капитализма. Экономическая борьба приобретает самодовлеющий и более успешный характер в странах с более благоприятным соотношением «темных» и «светлых» сторон капитализма.⁹⁷ Буржуазия этих стран, получая огромные барыши на международном рынке, охотнее, по сравнению с буржуазией отсталых стран, делится определенной их частью с пролетариатом своей страны. Этим объясняется тесная спайка интересов буржуазии и пролетариата развитых стран, особенно в период международных катаклизмов.

К странам первого типа эволюции, для которого было характерно преобладание «светлых сторон», Чернов относит Великобританию, Францию и США. Крупная промышленность здесь развивалась путем последовательной эволюции, следуя за ростом техники, производство принимало крупные размеры, шла концентрация рабочих. Переход к высшим стадиям в развитии капитализма шел постепенно, создавая соразмерность между процессами отмирания одних форм и нарастания других, между разрушительными и созидательными сторонами.⁹⁸ Это обусловило прогрессивный характер буржуазии, приверженность ее либеральным ценностям, определенные успехи рабочего класса в завоевании им политических и экономических свобод.

Менее благоприятно соотношение «светлых» и «темных» сторон в странах, с опозданием вступивших на путь капитализма, но успевших развить свою крупную промышленность. К ним Чернов относит Германию. Либерализм германской буржуазии носит формальный характер. Тем не менее дарованная сверху конституция, позволяет рабочему классу перевести острие классовой борьбы из политической сферы на экономическую.

Иначе дело обстояло в России, где, по мнению Чернова, развивался особый тип капитализма, который он квалифицирует как «паразитический». Для этого типа была характерна эксплуатация капиталом непосредственных производителей без соответствующей реорганизации производства из мелкого в крупное, основанное на новейших технологиях. Чернов считал, что складывание специфического типа капитализма в России связано с более поздним вступлением ее на этот путь. Капитализму в России «приходилось делать скачок от примитивных форм эпохи натурального хозяйства прямо к высшим формам европейской промышленности», и, следовательно, «ни о какой соразмерности, устойчивости и равномерности, последовательности процессов созидательных и разрушительных в России речи быть не может».⁹⁹

Переход России от традиционного общества к индустриальному был осложнен серьезными противоречиями, отмечает эсер в статье «Революция, реакция, оппозиция» в 1906 г. Здесь сосуществовали кабальные отношения, «пахнувшие дореформенной стариной и крепостным правом, и оазисы крупной индустрии»; здесь «чисто азиатская патриархальная опека самодержавного режима, опутавшего всю страну колоссальной бюрократической паутиной, и современный вопрос о борьбе между капиталом и трудом». «Деревня тонет во мраке первобытных суеверий... и в то же время в ней шире, острее и радикальнее, чем где либо, поставлен аграрный вопрос».¹⁰⁰

Но не только запоздалостью Чернов объясняет специфические особенности российского капитализма. Сходство России с такой, рано вступившей на капиталистическую стезю страной, как Италия, где также доминируют отрицательные стороны капитализма, наталкивают его на мысль, что дело не только в этом. Паразитический тип капитализма - удел стран по преимуществу аграрных. Ученый отмечает ряд общих черт для стран Восточной Европы, Италии и России. Это, прежде всего, перевес земледелия над промышленностью, зависимость экономики от иностранного капитала, слабость национальной буржуазии, ее реакционность; неблагоприятная социально-экономическая обстановка ведет не столько к пролетаризации крестьянского населения, сколько к его пауперизации, создавая реальную возможность союза трудового крестьянства с пролетариатом; нерешенность политических вопросов, отсутствие гражданских и политических прав в этих странах выдвигает перед рабочим классом необходимость подчинения экономической борьбы политической. Все это вместе взятое ведет к широкому распространению среди рабочих социалистических идей.¹⁰¹

Чернов приходит к выводу, что в странах, подобно России, поздно вступивших на путь капиталистической эволюции и сохраняющих в структуре своей экономики высокий удельный вес сельского хозяйства, перспективы развития капитализма ограниченны. Во-первых, они не могут эффективно использовать возможности внешнеэкономического фактора для накопления капитала, поскольку на мировом рынке, где они сталкиваются с конкуренцией развитых промышленных стран, могут выступать лишь как аграрно-сырьевой придаток. Во-вторых, развитие промышленности в них идет за счет выкачивания средств из деревни, а это приводит к обнищанию основного крестьянского населения, ограничивая его покупательную способность и тем сужая развитие капиталистического рынка. Таким образом, поскольку перспективы развития капитализма в аграрных странах ограниченны, экономический и культурный прогресс в них Чернов связывает с некапиталистической альтернативой.

Исходной посылкой концепции некапиталистической эволюции сельского хозяйства Чернова является ревизия взглядов народнических экономистов и экономической доктрины марксизма. В своих теоретических построениях Чернов опирался на положения народнических экономистов Н.Ф.Даниэльсона, В.П.Воронцова об ограниченных возможностях развития капитализма в России о зависимости экономического роста от потребительского рынка, необходимости сбалансированного развития промышленности и сельского хозяйства. Чернов не абсолютизировал некапиталистический тип развития сельского хозяйства. Он допускал, что наряду с некапиталистической существует возможность капиталистической эволюции, но полагал, что в странах с отрицательным сальдо между творческими и деструктивными сторонами капитализма последний не в состоянии обеспечить прогрессивное развитие сельского хозяйства.

Марксистскую концепцию капиталистического развития сельского хозяйства Чернов подвергает последовательной и аргументированной критике, утверждая в работе «Марксизм и аграрный вопрос», опубликованной в 1906 г., что ее принципиальными пороками являются «индустриоморфизм» и «индустриоцентризм». По мнению эсера, теория Маркса была типичным продуктом времен капиталистической индустриализации. «Индустриоморфизм» в понимании ученого проявляется в механическом перенесении закономерностей развития промышленности на сельское хозяйство. Согласно этому подходу перспективы сельского хозяйства и судьба крестьянства связывались с развитием крупного товарного хозяйства и пролетаризацией крестьянства.¹⁰²

Последователи К.Маркса - К.Каутский, Р.Люксембург, К.Цеткин - на рубеже веков пересмотрели эту позицию, признав отчасти особенности развития капитализма в сельском хозяйстве, но тем не менее не отказались от признания ведущей роли промышленности в экономическом развитии и продолжали рассматривать деревню как пассивный придаток индустрии. Такой подход Чернов определяет как «индустриоцентризм».

Чернов считает, что для утверждения в науке «индустриоцентризма» имелись определенные объективные предпосылки, поскольку на раннем этапе в развитии капитализма различия между сельским хозяйством и промышленностью не проявлялись достаточно четко. Лишь со временем выявляется их дифференциация. А так как Россия отставала в своем развитии и эти различия еще не обнаружили себя сколько-нибудь явственно, то и в общественном сознании «задержались» устаревшие теории. «В России, экономически отсталой стране, - говорил Чернов, - оба типа (индустриального и земледельческого капитализма - К.О.) в значительной мере еще переживают зародышевые фазы развития, где черты различия вырисовываются еще недостаточно резко».¹⁰³

Индустриоцентрическому подходу в анализе экономических явлений Чернов противопоставляет комплексно-функциональный. Он призывает рассматривать народное хозяйство страны как единый целостный организм, все структурные части которого должны развиваться пропорционально.¹⁰⁴ Оптимальным для развития народного хозяйства страны он считал такое соотношение между промышленностью и сельским хозяйством, при котором происходит рост производительных сил в сельском хозяйстве и создается одновременно рынок сбыта для промышленных товаров.¹⁰⁵ Чернов подчеркивал, что равномерное развитие промышленности невозможно без достаточного уровня благосостояния основной массы потребителей - крестьянства. С этих позиций он подходит к анализу экономического кризиса в России начала ХХ в. Причину «полного паралича» производительных сил страны Чернов видит в непрочности фундамента здания народного хозяйства - в истощении платежеспособных сил деревни и сужении внутреннего рынка.¹⁰⁶

Чернов считал, что капитализм в сельском хозяйстве проявляет себя преимущественно с деструктивной стороны. Суммируя отрицательные проявления капитализма в сельском хозяйстве, Чернов приходит к выводу, что капитализм не выполняет в этой сфере экономики своей исторической миссии. Он не создает крупное производство, поскольку в сельском хозяйстве существуют определенные пределы для расширения производства. В индустрии всякое увеличение размеров производства ведет к концентрации производительных сил со всеми выгодами: экономией времени, издержек, материалов. В сельском же хозяйстве, напротив, всякое увеличение производства, при прочих равных условиях, означает вместе с тем большее протяжение производства в пространстве, следовательно, увеличение потерь в производительности.¹⁰⁷ В итоге издержки сельскохозяйственного производства перевешивают выгоды дальнейшего его обобществления.

Альтернативу крупному капиталистическому хозяйству Чернов видел в крестьянском хозяйстве, которое в отличие от марксистов он не считал мелкобуржуазным. Опираясь на труды западноевропейских экономистов Э.Вандервельде, Г.Гатти и положения народнических исследователей, он доказывал, что крестьянскому трудовому хозяйству «свойственны свои особые законы и тенденции развития».¹⁰⁸ Виктор Михайлович считал, что в отличие от капиталистического хозяйства, главной целью которого является получение прибыли, цель крестьянского хозяйства в воспроизводстве хозяйственных и социально-демографических ресурсов крестьянской семьи. А потому к характеристике крестьянского хозяйства неприложимо понятие буржуазности. «Вся сущность функционирования крестьянского хозяйства - это постоянное превращение средств существования в рабочую силу и обратно - рабочей силы в средства существования», - писал он.¹⁰⁹

По мнению Чернова, крестьянское хозяйство более конкурентоспособно и устойчиво по сравнению с крупным капиталистическим хозяйством. Его устойчивость наглядно продемонстрировал сельскохозяйственный кризис конца ХIХ в. Сравнительная жизнеспособность, обнаруженная крестьянским хозяйством, определяется, по мнению Чернова, его потребительским характером, способностью крестьянина довольствоваться при продаже своей продукции лишь возмещением затрат на воспроизводство рабочей силы, а не получением прибыли и тем, что в крестьянском хозяйстве постоянно имеется ресурс рабочей силы в лице членов семьи.¹¹⁰

Признание крестьянского хозяйства неотъемлемым элементом современной экономики является краеугольным камнем теоретических и программных построений Чернова. Для него оно - органическая составная часть народного хозяйства, обладающая способностью развиваться и достигать высших форм благодаря своей эластичности, способности усваивать технический прогресс.¹¹¹ Анализируя динамику сельскохозяйственного производства и эволюцию хозяйственных форм в странах Западной Европы, Чернов приходит к выводу, что там достаточно прочно проявляется тенденция к упрочению крестьянского типа хозяйств. Он видит ее в способности крестьянского хозяйства развиваться по пути интенсификации сельскохозяйственного производства, используя современную агротехнику.

Однако являясь сторонником сохранения мелкого хозяйства, Виктор Михайлович в то же время не склонен был его идеализировать и готов был признать определенные позитивные черты, присущие крупному хозяйству. Оно давало большие возможности для разделения труда и концентрации капитала. В поисках оптимальной модели, соединявшей в себе как преимущества мелкого, так и достоинства крупного производства, он приходит к идее кооперации, при которой мелким производителям можно успешно углублять и развивать специализацию, использовать крупные кредиты и т.д.

Таким образом, Чернов доказывает, что существуют два совершенно различных типа аграрной эволюции. Один - капиталистический, имеющий своей вершиной частную монополию. Другой - некапиталистический, базирующийся на развитии сельскохозяйственной кооперации и прогрессивной эволюции сельской общины. При этом, по мнению Чернова, один не исключает другой, и они могут идти рядом, дополняя друг друга и борясь за преобладание.¹¹²

Концепция типов капитализма Чернова строилась на теоретических посылках, для которых было свойственно изучение экономических процессов через призму интересов человеческой личности и критериев социального идеала. Такой подход в современной отечественной науке квалифицируется как экономический гуманизм.¹¹³ Социально-этический подход в оценке экономической действительности нашел преломление в терминологии основных концептуальных положений Чернова о положительных и отрицательных сторонах капитализма.

Концепция национальных типов капитализма, которую в начале века развивал Чернов, во многом созвучна поискам историков нашего времени. Плодотворными оказались не только метод сравнительно-исторического анализа в изучении общих закономерностей и особенностей в развитии капитализма разных стран, но и критерии типологии, которые дает Чернов. В зарубежной и российской историографии в настоящее время довольно популярна концепция ранних и поздних эшелонов капитализма, суть которой близка к тем идеям, которые высказывал Чернов.¹¹⁴ Типологическая концепция Чернова проработана намного глубже. Определяя тип капиталистического развития той или иной страны, теоретик эсерства учитывал не только время вступления на путь капитализма, но и целый комплекс естественных, исторических, социально-экономических и политических условий. Различие между индустриально развитыми и аграрно-сырьевыми странами Чернов видел не в разных стадиях развития, а в специфике исторического типа, закрепленного на международной арене своеобразным разделением труда между индустрией и сельским хозяйством.

На процесс эволюционных изменений капитализма Чернов смотрит сквозь призму деления человеческой истории на эпохи «органические» и эпохи «критические». После «критического» периода в развитии капитализма, связанного с процессами первоначального накопления, наступает период «чистого» или «классического» капитализма, отмечает он в «Проекте новой партийной программы» в 1924 г. На этой стадии господство торгового капитала сменяется гегемонией промышленного. Время «классического» капитализма Чернов считает «атомистической фазой» в его развитии, которая характеризуется «расточительнейшей конкуренцией... и своекорыстной борьбой всех против всех за существование и привилегированное положение со всеми их убийственными физическими и моральными последствиями».¹¹⁵ На этом этапе со всей очевидностью начинает проявляться резкий антагонизм между городом и деревней.

На смену «атомистической» фазы капитализма идет период «организационного», или «регулируемого» капитализма внутри страны и «империализма» вовне ее. Следует отметить, что Чернов, как и большинство политиков и экономистов своего времени под империализмом понимал тенденции во внешней политике развитых индустриальных стран, их стремление закрепить свою экономическую диктатуру над странами с аграрно-сырьевой экономикой.¹¹⁶

Эта стадия развития характеризуется направляющей и руководящей ролью финансового капитала. В «организационный» период трансформация экономических и политических отношений приводит к тем сложным формам, которые он квалифицирует как социал-капитализм. В экономике проявляются тенденции к акционированию, трестированию, что ведет к усилению роли крупного монополистического капитала, подчинению ему хозяйственно-экономической и политической жизни страны. «Современный хозяйственный строй пытается преодолеть свойственную ему анархию производства исключительно в интересах денежной олигархии, нормирующей производство, односторонне диктующей цены и всей тяжестью своей концентрированной хозяйственной мощи давящей на современное государство, подчиняя его в скрытой или цинически откровенной форме своему деспотизму».¹¹⁷

Переход капитализма из его первоначальной, классической фазы в «организационно-империалистическую» сопровождается обострением противоречия между городом и деревней. Капитализм передает обессиленную деревню «в щупальца городов-спрутов». «Индустрию, торговлю, финансы, капитал он делает властелином, сельское же хозяйство, земледелие, добывающую, сырьевую промышленность превращает в подданных», - утверждает Чернов в статье «Пересмотр партийной программы», опубликованной им в 1921 г. на страницах «Революционной России».¹¹⁸ Пользуясь своим привилегированным положением, город диктует цены деревне и путем неэквивалентного обмена получает львиную долю прибавочной стоимости. Таким образом, приходит к выводу Чернов, прибыль создается не только в сфере производства, но и в сфере обмена.¹¹⁹

Чернов считал, что Маркс сам попал во власть своего гениального упрощения действительности и фактически свел всю социальную проблему на проблему взаимоотношений капиталистов и наемных рабочих, а их отношения между собой - к производственным отношениям. Он фактически игнорировал противоречие между городом и деревней, индустриальными и аграрными странами. Первые, опираясь на свой мощный экономический потенциал, навязывают кабальные условия на мировом рынке путем завышения цен на промышленную продукцию, что служит дополнительным источником прибыли. Наиболее безотказно подобный механизм действует на международной арене. В международном разделении труда империализм воспроизводит те же противоречия между городом и деревней, но уже в мировом масштабе.¹²⁰

Использование механизма неэквивалентного обмена на мировом рынке позволяет крупному капиталу перенести острие социальной проблемы из своих стран в колонии. Это приводит, с одной стороны, к смягчению социально-классовых антагонизмов в метрополиях и проявляется в определенной поддержке пролетариатом империалистических замыслов национальной буржуазии. «Зависимость заработка рабочего от степени процветания индустрии, зависимость степени процветания индустрии от преобладания на мировом рынке приковывали рабочих к победоносной империалистической колеснице своего национального капитализма. Здесь основание и разгадка социал-шовинистического перерождения руководящих социал-демократических партий Центральной Европы и Западной», -утверждал Чернов в своей речи, посвященной пересмотру партийной программы на сентябрьской конференции эсеров в 1920 г.¹²¹

С другой стороны, перемещение центра тяжести из сферы социальных противоречий внутри страны в сферу международных отношений приводит к росту напряженности между высокоразвитыми странами, обострению борьбы за источники сырья и рынки сбыта и созданию зоны перманентных конфликтов в отношениях со слаборазвитыми странами. «Но, преодолевая анархию, растрату сил и соперничество в пределах отдельных отраслей производства, а частью даже отдельных стран и тем консолидируя их национальный капитализм, современный хозяйственный строй только обобщает их и воспроизводит в еще более грандиозном международном масштабе, превращая всю мировую историю в гигантскую борьбу за «черный передел» земного шара между главными империалистическими колоссами, борющимися за мировую гегемонию».¹²²

С этих позиций Чернов подходит к анализу причин и последствий первой мировой войны. «Противоречия капиталистического строя раньше проявлялись в изолированных кратких и острых кризисах, от времени до времени эпизодических», - рассуждает эсер. «Теперь благодаря возросшей эластичности капитализма, перешедшего в свою высшую империалистическую фазу, они стали накапливаться. Расширяя арену своей деятельности в мировом масштабе, индустриализм передовых стран перелагает действие своих разрушительных сторон на колониальные аграрные области. Для стран - метрополий он оставляет преимущественно свои созидательные, казовые стороны. Но, устраняя таким образом пертурбационные влияния в розницу, он копит их, чтобы обрушить на европейский капиталистический мир оптом».¹²³

Мировая война, с точки зрения Чернова, лишь заострила общий кризис, ускорила эволюцию капитализма в направлении к новой «организационной» фазе. Но именно потому, что она «пришпорила» нормальный процесс, он принял своеобразные формы, усилив антидемократические, авторитарные тенденции. Война еще более углубила дезорганизующие разрушительные стороны капитализма. «Возрождая в этой новой и небывало обостренной форме зоологическую борьбу между людьми и претворяя ее в кровавые формы неслыханных по размерам, длительности и упорству мировых войн, капитализм завершает цикл своего развития, возвращаясь к исходной точке, воскрешая пережитки расовой и национальной вражды, отравляя народное сознание воинствующим шовинизмом, не брезгуя остатками монархической, милитаристской, церковной и дворянско-бюрократической реакции, эволюционируя от демократии к диктатуре и увенчивая всю эту попятную эволюцию новым движением мирового фашизма», - пишет он в «Проекте новой партийной программы».¹²⁴

Последствия первой мировой войны, по мнению Чернова, стали глобальными по своему масштабу. Центр промышленной гегемонии переместился от стран старого света к странам нового света, «сумерки цивилизации опустились на Европу». Появляются первые признаки «гиперимпериализма», выявившиеся в создании международных союзов Лиги наций и Верховного Совета победоносных союзников с целью давления на побежденные страны. В побежденных странах и странах, раздавленных непосильной ношей войны, военный кризис неизбежно перерастал в кризис революционный.¹²⁵

Таким образом, Чернов вскрыл качественные изменения в развитии мировой капиталистической системы: монополизацию промышленности, образование финансовой олигархии, сращивание ее с государственным аппаратом, усиление государственного регулирования в экономике, перенесение центра тяжести в решении социальных проблем изнутри капиталистических стран во вне, обострение борьбы за передел мира, разжигание национальной розни, милитаризм, тенденцию к авторитаризму в политической жизни. Анализируя эти явления, он приходит к заключению, что эпоха социализма для западных стран отдаляется на неопределенное время, усиливая перспективу перерастания империализма в стадию «гиперимпериализма», которая характеризуется созданием сверхмощных союзов промышленно развитых стран в борьбе за передел мира и доминирование над аграрно-сырьевыми странами.

Творческий синтез основных постулатов народничества и марксизма позволил Чернову выйти на новый методологический уровень в решении социальных и политических вопросов. Он заложил методологическую базу для изучения особенностей социальной и политической структуры российского общества в переходный период его развития и вплотную подошел к изучению особенностей модернизации стран с преимущественно аграрным сектором экономики.

Примечания

¹ Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания. - М., 1993. - С.39.

² Чернов В.М. Типы психологического и социологического монизма // Русское богатство. - 1899. - №1. - С.33-69; Он же. По поводу новой книги об экономическом материализме // Русское богатство. - 1899. - №9. - С.149-183; Он же. Субъективный метод в социологии и его философские предпосылки // Русское богатство. - 1901. - № 7, 8, 10, 11, 12.

³ Юрьев Б. [Чернов В.М.] Научная философия и философствующая мистика // Вехи, как знаменье времени. - М., 1910. - С.41.

⁴ Там же. - С.72.

⁵ Там же.

⁶ Чернов В.М. Философские и социологические этюды. М., - 1907. - С. 154-155.

⁷ Там же. - С. 156.

⁸ Там же. - С.14.

⁹ Там же. - С.199.

¹⁰ Там же. - С.236.

¹¹ Там же. - С.239.

¹² Там же. - С.225.

¹³ Там же. - С.375.

¹⁴ Там же. - С.277.

¹⁵ Там же. - С.362.

¹⁶ Там же. - С.364.

¹⁷ Там же. - С.175.

¹⁸ Там же. - С.206.

¹⁹ Там же. - С.326.

²⁰ Там же. - С.185.

²¹ Там же. - С.319,320.

²² Протоколы Первой общепартийной конференции. - Лондон, 1908. - С.140.

²³ Чернов В.М. Философские и социологические этюды... - С.271.

²⁴ Там же. - С.371.

²⁵ ГАРФ. Ф.5847. Оп.1. Д.64. Л.263.

²⁶ Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - №33-34. - С.14.

²⁷ Чернов В.М. Философские и социологические этюды... С.295.

²⁸ Чернов В.М. Типы капиталистической и аграрной эволюции // Русское богатство. - 1900. - №4. - С.134.

²⁹ Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - № 33-34. - С.8.

³⁰ Чернов В.М. Философские и социологические этюды... С.346.

³¹ Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - №33-34. - С.15.

³² Чернов В.М. Записки социалиста-революционера. - Берлин, 1922. - С.236.

³³ Чернов В.М. Философские и социологические этюды... С.374.

³⁴ Там же. - С.248.

³⁵ Там же. - С.352.

³⁶ Там же. - С.88.

³⁷ Чернов В.М. Основные вопросы пролетарского движения. - Пг., 1917. -С.209.

³⁸ Вечев Я.[Чернов В.М.] II кризис либерализма // Современник. - 1911. - №8. - С.335.

³⁹ Там же. - С.338.

⁴⁰ Чернов В.М Сквозь туман грядущего. - Пг., 1917. - С.8-9.

⁴¹ Чернов В.М. Рождение революционной России (Февральская революция). – Прага, 1934. - С.7.

⁴² Там же. - C.29.

⁴³ Там же. - С.16-17.

⁴⁴ Чернов В.М. Социальные противоречия накануне революции (черновые фрагменты книги «Рождение революционной России». ГАРФ. Ф.5847. Оп.1.Д.63.Л.1,2.

⁴⁵ Чернов В.М. Рождение революционной России... - С. 411-412.

⁴⁶ Чернов В.М. Рождение революционной России… - С. 26; Чернов В. К десятилетию революции. Аккорды и диссонансы революции // Революционная Россия. - 1927. - № 62. - С.8.

⁴⁷ Чернов В.М. Рождение революционной России... - С. 31.

⁴⁸ Там же. - С. 26-27.

⁴⁹ РГАСПИ. Ф.274. Оп.1. Д. 40. Л. 105.

⁵⁰ Чернов В.М. Великая русская революция... - С.24-25.

⁵¹ РГАСПИ. Ф.274. Оп.1. Д. 40. Л. Там же. Л.130.

⁵² Гарденин Ю. [Чернов В.М.] «Вехи», как знаменье времени // Вехи, как знаменье времени. - М., 1910. - С.28-29.

⁵³ Чернов В.М. Этика и политика // Заветы. - 1912. - №2. - С.74.

⁵⁴ Чернов В.М. Н.К. Михайловский, как этический мыслитель // Заветы. -1914. - №5. - С.34-35.

⁵⁵ Там же. - С.38-39.

⁵⁶ Чернов В.М. Рождение революционной России (Февральская революция). - Прага, 1934. - С. 21, 30.

⁵⁷ ГАРФ. Ф.5847. Оп. 1. Д. 11. Л. 183.

⁵⁸ Чернов В.М. На путях великого смятения // Пути. Нью-Йорк. - 1933. - №2. - С.5-6.

⁵⁹ Чернов В.М. Философские и социологические этюды... - С.353.

⁶⁰ Там же. - С.374.

⁶¹ Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - №33-34. - С.15.

⁶² Чернов В.М. Разделение общества на классы и разделение труда // Русское богатство. - 1909. - №5. - С.167.

⁶³ Там же; Он же. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - № 33-34. - С.14-15.

⁶⁴ Чернов В.М. Социалистические этюды. - М., 1908. - С.348.

⁶⁵ Чернов В.М. Социальная структура послереволюционной России. ГАРФ. Ф.5847. Оп. 1. Д. 31. Л. 1.

⁶⁶ Чернов В.М. Социалистические этюды…. - С. 348.

⁶⁷ Голосенко И.А., Козловский В.В. История русской социологии ХIХ - ХХ вв. - М., 1995. - С.248.

⁶⁸ Чернов В.М. Социалистические этюды... - С. 311-315.

⁶⁹ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. II. - С. 23.

⁷⁰ Чернов В.М. Социалистические этюды…- С.303, 318.

⁷¹ Там же. - С. 353-354.

⁷² Там же. - С.354.

⁷³ Чернов В.М. Научное построение идеалов и чистое познание // Заветы. - 1913. - №12. - С.164-165.

⁷⁴ Чернов В.М. Философские и социологические этюды... - С.352.

⁷⁵ ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д. 11. С. 181-186.

⁷⁶ Чернов В.М. Перед бурей. Воспоминания. - М., 1993. – С.21, 38.

⁷⁷ Руднев В. Религия и социализм // Современные записки. – 1928. - №37. – С.426.

⁷⁸ Революционная Россия. – 1928. №65. – С.12.

⁷⁹ Там же. - С.13.

⁸⁰ Там же. – С.11.

⁸¹ Там же.

⁸² Hoover Institution archives. B.I.Nikolaevsky Collection. Box.381. F.6. (Черновые заметки В.М.Чернова).

⁸³ Революционная Россия. – 1928. №65. – С.13-14.

⁸⁴ Насущные вопросы современной революционной стратегии // Революционная Россия. - 1904. - № 50. - С.3.

⁸⁵ Чернов В.М. Рождение революционной России... - С. 19.

⁸⁶ Чернов В.М. По ту сторону ошибок и ответственности. Hoover Institution archives. B.I.Nikolaevsky Collection. Box.391. F.13.

⁸⁷ Чернов В.М. Типы капиталистической и аграрной эволюции // Русское богатство. - 1900. - №4. - С.140.

⁸⁸ Там же. - С.138.

⁸⁹ Там же. - С.136.

⁹⁰ Там же. - С.132.

⁹¹ Там же. - С.156.

⁹² Там же. - С.141.

⁹³ Чернов В.М. Социалистические этюды. – М., 1908. - С.160.

⁹⁴ Чернов В.М. К характеристике общественного движения в отсталых странах // Русское богатство. - 1905. - № 10. - С.129-130.

⁹⁵ Там же.

⁹⁶ Там же. - С.138.

⁹⁷ Там же. - С.131-133.

⁹⁸ Чернов. В.М. Социалистические этюды… - С.204.

⁹⁹ Там же. - С.232.

¹⁰⁰ Чернов В.М. Революция, реакция, оппозиция // Сознательная Россия. - СПб., -1906. - Вып.1. - С.3-4.

¹⁰¹ Чернов В.М. Социалистические этюды... - С.115-116.

¹⁰² Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос. - СПб., 1906. - Ч.1. - С.10; ГАРФ.Ф. 5847. Оп. 1 Д. 11. Л. 50.

¹⁰³ Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос... Ч.I. - С.87.

¹⁰⁴ Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос... Ч. II. - С.105.

¹⁰⁵ ГАРФ. Ф.5847.Оп. 1. Д. 11. Л. 64.

¹⁰⁶ Чернов В.М. Революция, реакция, оппозиция // Сознательная Россия. - СПб., 1906. - Вып.1. - С.5-6.

¹⁰⁷ Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос...Ч.П. - С.74.

¹⁰⁸ ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 1. Д.28. Л.5.

¹⁰⁹ Чернов В.М. Типы капиталистической и аграрной эволюции // Русское богатство. - 1900. - №10. - С.240.

¹¹⁰ Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос... Ч.1. - С.80.

¹¹¹ ГАРФ. Ф. 5847. Оп.1. Д. 28. Л.2.

¹¹² Чернов В.М. Марксизм и аграрный вопрос... Ч.1. - С.65.

¹¹³ Строжко К.П. Экономический гуманизм в концепциях государственных деятелей, политических партий и общественных движений России в конце ХIХ - начала ХХ века: Дис… док. ист. наук. - Екатеринбург, 1996. - С.194-234.

¹¹⁴ Волобуев П.В. Выбор путей общественного развития: теория, история, современность. - М., 1987; Пантин И.К., Плимак Е.Г., Хорос В.Г. Революционная традиция в России, 1783-1883 гг. - М., 1986.

¹¹⁵  Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - №33-34. - С.16.

¹¹⁶ Чернов В.М. Проблемы империализма и аграрный мир Востока // Революционная Россия. - 1923. - №31. - С.4; Он же. Интернационал и война. - Пг., 1917. - С.65.

¹¹⁷  Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - № 33-34. - С.16.

¹¹⁸ Чернов В.М. Пересмотр партийной программы // Революционная Россия. - 1921. - №3. - С.9; ГАРФ. Ф. 5847. Оп. 2. Д. 211. Л. 97.

¹¹⁹ Чернов В.М. Индустриальный социализм в России // Революционная Россия. - 1923. - №26-27. - С.11.

¹²⁰ Чернов В.М. Пересмотр партийной программы // Революционная Россия. - 1921. - №3. - С.9.

¹²¹ РГАСПИ. Ф. 274. Оп.1. Д. 1. Л. 48.

¹²² Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - №33-34. - С.16; Протоколы третьего съезда партии социалистов-революционеров. - Пг., 1917. - С.65-69.

¹²³ Чернов В.М. Война и третья сила. - Женева, 1915. - С.32-33.

¹²⁴ Чернов В.М. Проект новой партийной программы // Революционная Россия. - 1924. - № 33-34. - С.16.

¹²⁵ Чернов В.М. Пересмотр партийной программы // Революционная Россия. - 1921. - №.3. - С.9.

socialist.memo.ru – Российские социалисты и анархисты после Октября 1917 года