главная / о сайте / юбилеи / анонсы / рецензии и полемика / дискуссии / публикуется впервые / интервью / форум

СУДЬБЫ РОССИИ
сборник статей

В. К. Завалишин

Освобождение от страха

Речь идет о процессе освобождения от страха в рядах молодежи Советского Союза. Этот процесс нашел свое отражение и в советской литературе. Но ссылка на литературу может вызвать возражения: могут указать, что на советскую литературу последних десятилетий нельзя смотреть, как на зеркало жизни. Значит этот метод подхода к изучению действительности методологически порочен. Получится, как у Зощенко: «Неважное зеркало — морду врет».

Правда, что современная советская действительность отражается литературой как в кривых зеркалах. Люди и вещи, став достоянием такой литературы, утрачивают естественный облик. Но разве не может ученый, знающий законы преломления света, восстановить естественный облик человека и вещи по их отражениям в кривых зеркалах? Безусловно может! Так и исследователь, хорошо знакомый с методами коммунистической пропаганды, может отделить подлинную правду жизни от агитационной фальши. Именно такой метод анализа советской литературы дает нам право утверждать, что человек современной России медленно, по капле, как яд, выдавливает из собственной души чувство страха. Процесс освобождения от страха — самая серьезная, самая значительная из перемен, происшедших в Советском Союзе после смерти Сталина. Для того, чтобы понять смысл этой перемены, надо вспомнить о том, какое влияние оказывал страх на весь уклад жизни подсоветского человека. Еще в тридцатом году драматург Александр Афиногенов написал пьесу «Страх». Герой этой пьесы профессор Бородин говорит:

«Работы Горндайка, Уэтсона, Лэшли и других указывают на то, что безусловным стимулом, вызывающим страх, является громкий звук или потеря опоры; восемьдесят процентов всех обследованных1 живут под вечным страхом окрика или потери социальной опоры. Молочница боится конфискации коровы, крестьянин — насильственной коллективизации, советский работник — непрерывных чисток, партийный работник боится обвинений в уклоне, научный работник — обвинения в идеализме, работник техники — обвинения во вредительстве. Мы живем в эпоху великого страха. Страх ходит за человеком. Человек становится недоверчивым, замкнутым, недобросовестным, неряшливым и беспринципным... Никто ничего не делает без окрика, без занесения на черную доску, без угрозы посадить или выслать.

...Можно ли после этого работать творчески? Разумеется нет.

...Уничтожьте страх, уничтожьте все, что рождает страх, — и вы увидите, какой богатой творческой жизнью расцветет страна»2.

Так говорил профессор Бородин, герой пьесы Александра Афиногенова «Страх». В свете этой речи понятно, что значит для России процесс освобождения от страха.

Процесс этот начался стихийно в период второй мировой войны. О том, как подсоветский человек начал освобождаться от страха, мы можем составить некоторое представление по роману Федора Панферова «Большое искусство»3. В этом романе есть крайне знаменательный эпизод: делегация возмущенных рабочих самовольно является на прием к директору автомобильного завода Кокореву. Приводим этот эпизод:

...«Сегодня, войдя в кабинет и чего-то стесняясь, Урывкин (секретарь Кокорева) доложил:

— Ипполит Яковлевич, пришли... такая рвань, упаси господи.

— Кто?

— Персон двенадцать...

Кокорев налился яростью.

— Зови!

Рабочие входили в кабинет робко, стеснительно. Вошли, посмотрели на цветистый, раскинутый во весь пол, ковер, на мебель из красного дерева, весьма яркую при солнечных лучах. Все они, в поношенной одежонке, давно не бритые, худые, стоя на этом цветистом ковре, выглядели довольно странно»4.

Можно подумать, что это отрывок из Глеба Успенского. Но это не так: действие романа Панферова происходит не до революции, а в сорок пятом году. Директор автомобильного завода решил расправиться с делегацией по большевистски, т. е. применил угрозу упечь делегатов в концентрационный лагерь. Но произошло непредвиденное и неожиданное: административный окрик и угрозы перестали действовать на отчаявшихся людей. Федор Панферов пишет:

«Все знали Васю Ларина как человека бескорыстного: он делился с товарищами всем, что имел, никогда ничего у хозяйственников не клянчил — и, возможно, поэтому очутился в пиджачке, но без рубашки. Сейчас он стыдливо натягивал полы, чтобы директор не видел наготы.

А тот именно на него первого посмотрел, подумав: «Зараза. Тронь — как бактерии начнут размножаться», — и, петушась, спросил:

— А в Нарым не желаете?

...Через какую-то минуту Вася Ларин, протянув сильные, жилистые руки, произнес тихо, но получилось как гром:

— На! Вяжи, коли силы хватит»5.

Так начался процесс освобождения от страха. Постепенно он охватил и техническую интеллигенцию, (что видно из пьесы Александра Штейна «Дело Хлебникова») и «работников интеллектуального труда» (о чем мы можем заключить из повести Геннадия Гора «Ошибка профессора Орочева»). Но отличие интеллигенции от низов заключается в том, что инженеры и работники интеллектуального труда еще надеются, что партия пойдет на реформы сверху, поймет, что от этих реформ зависит прочность ее дальнейшего существования.

Среди протестантов, настроения которых просочились в современную советскую литературу, очень много молодежи. И протест этой молодежи также двоякий: одни настаивают на том, чтобы ведущие партийные работники сменили по отношению к простому народу гнев на милость. Такой протестанткой и оказывается агроном Настя Ковшова, героиня «Повести о директоре МТС и главном агрономе» Галины Николаевой6. Настя Ковшова подавлена нищетой колхозников и еще более удручена тем, что ведущие партийные работники, занятые принципиальными проблемами большого масштаба, ничего всерьез не предпринимают для борьбы с этой нищетой.

Вот отрывок из повести Галины Николаевой, где показана беседа Ковшовой с секретарем обкома Сергеем Сергеевичем:

«...И говорит, словно, кроме них двоих, никого и ничего вокруг нету.

— Там бескормица! Смотрите, что я взяла в одной хате. Это вдова Варвара из колхоза "Октябрь" дает дочке вместо молока.

Вытащила она из кармана бутылку с болтушкой из воды и молотых подсолнухов.

— Товарищ Ковшова... — медленно сказал Сергей Сергеевич, и так оказал, что всем нам стало не по себе. — О существовании отстающих колхозов мы знаем не хуже, чем вы... Нет никакой необходимости в этой публичной демонстрации»7.

Если Ковшова еще надеется смягчить огрубевшее, ожесточенное сердце секретаря Обкома, то у демобилизованного офицера советской армии Николая Митясова, героя повести Виктора Некрасова «В родном городе» протест против несправедливости принимает формы стихийного индивидуального бунта. Митясов — боевой офицер, награжденный несколькими орденами, принципиально отказывается признать, что все население городов и деревень, оккупированных некогда немцами, чуть ли поголовно является антисоветским. И он яростно выступает против огульного очернения тех, кто по тем или иным причинам не эвакуировался в годы войны из занятых немцами городов. Особенно энергично отстаивает Митясов профессора Никольцева. Вот отрывок из разговора Митясова с партийным преподавателем вуза Чекменем. Чекмень отзывается о Никольцеве так:

«Не проторчал он три года в оккупации? Как миленький просидел. И черт его знает, чем еще там занимался. Книжечки продавал. Знаем мы эти книжечки. Статейки в газетах их сволочных, небось, пописывали, большевиков ругали, а потом, как наши стали приближаться, сразу вот такие вдруг оказались борцами за советскую власть. Врут они все! Все, кто под немцами был...

— И Шура под немцами была. И Черевичный был. Они, по-твоему, тоже врут?

— Это какой же Черевичный? Припадочный твой, долговязый? — Алексей рассмеялся. — Не лучше других, поверь мне. И обморокам его не верю.. Липа все. Сплошная липа. Три четверти из них добровольно сдавались. Те, кто хотел...»8

На это Митясов возразил не словом, а действием:

«...Николай соскочил с подоконника, схватил Алексея за грудь, за гимнастерку, рывком потянул к себе и с размаху ударил его по щеке — раз и два...»9

Таким образом у молодежи протест против несправедливости, против обид, наносимых партийными чиновниками ни в чем неповинным людям, готов перерасти в стихийный бунт.

Естественно, что процесс освобождения от страха после смерти Сталина стал развиваться более стремительными темпами... И понятно, что молодое поколение играло в этом руководящую роль. Среди протестантов в последние годы особенно выделяется студенчество. Чем это объяснить? Во-первых, влиянием классической литературы, которое вызывало и вызывает критическое отношение к советской действительности — студент, который приносит Герцена из университетской библиотеки не может молчать о том, что накипело на сердце; во-вторых, болезненной и мучительной утратой веры в коммунистический общественный идеал. И у студентов протест также принимает двоякие формы: одни еще продолжают жить надеждой на реформы сверху. Таким протестантом является, например, молодой инженер Арефьев, недавно окончивший транспортный институт. Арефьев, герой повести Александра Чаковского «Год жизни»10. Он выступает решительным противником насилия и несправедливости, противником черствому, бездушному отношению к человеку. «Будьте бдительны, — говорит Арефьев партийному инженеру Крамову, — но опустите свой кнут. Разве вы не чувствуете, что народу опротивели люди с кнутом»11.

Но может ли партия опустить кнут? Не будет ли это для нее началом конца? У Арефьева хватает ума понять, что партия держится за кнут из инстинкта самосохранения. Но неужели этот инстинкт не подсказывает ей, что кнут может быть рано или поздно вырван из ее рук силой. Значит партии остается одно: изменить отношение к людям, изменить отношение к народу и тем самым искупить позорное, а, быть может, даже преступное прошлое.

Но в ряде случаев процесс освобождения от страха пошел гораздо глубже. Наиболее умные и наиболее смелые из протестантов уже начинают думать так: если сама система неразрывно связана с позорным и даже преступным отношением к человеку, то заслуживает ли эта система того, чтоб ее сохранять, и может ли она быть улучшена путем реформ?

В журнале «Знамя» в «своих новых строках» Борис Пастернак пишет:

«Во всем мне хочется дойти
До самой сути:
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте

До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины.

Все время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить думать, чувствовать, любить,
Совершать открытья»12.

Молодой поэт Евгений Евтушенко, выступивший недавно в журнале «Октябрь» с замечательной поэмой «Станция Зима»13 также как и Пастернак хочет схватить нить судеб послереволюционной России и докопаться до корней, до сердцевины. Поэма «Станция Зима» открывается такими строками:

«Мы, чем взрослей, тем больше откровенныю
За это благодарны мы судьбе.
И совпадают в жизни перемены
с большими переменами в себе».

Перемены в себе Евтушенко видит в ориентации не на партийные верхи, а на низы, с их негодованием, стихийным возмущением против власти и освобождением от страха. В своей поэме Евтушенко пишет:

Конечно, я не так уж много прожил,
но в двадцать все пересмотрел опять -
что я сказал,
   но был сказать не должен,
что не сказал,
   но должен был сказать.
Увидел я, что часто жил с оглядкой,
что мало думал, чувствовал, хотел,
что было в жизни, чересчур уж гладкой,
благих порывов больше, а не дел.
Но средство есть всегда в такую пору
набраться новых замыслов и сил,
опять земли коснувшись, по которой
когда-то босиком еще пылил
.

С чем же не может примириться молодежь, которая черпает жизненные и творческие силы в интуитивном единении с низами? Прежде всего с ложью, которой партийная пропаганда отравляла науку, культуру, искусство. В поэме «Станция Зима» мы находим искренний порыв к неприкрашенной и именно в силу этого прекрасной своей одухотворенной красотой правде. Пропагандист для Евтушенко не «властитель, а блюститель дум».

«Нам не слепой любви сегодня надо,
а думающей, пристальной любви!
Давайте думать о большом и малом,
чтоб жить глубоко, а не как-нибудь.
Великое не может быть обманом,
но люди его могут обмануть.
Я не хочу оправдывать бессилье.
Я тех людей не стану извинять,
кто вещие прозрения России
на мелочь сплетен хочет разменять,
Пусть будет суета уделом слабых.
Так легче жить, во всем других виня.
Не слабости,
   а дел больших и славных
Россия ожидает от меня».

Да, Россия ожидает от молодежи не слабости, не безропотного подчинения партийной догме, а больших и великих дел. Стремление вырвать кнут из рук большевистской партии — высокое стремление. О том, что таким стремлением охвачены лучшие представители молодого поколения подсоветских людей, мы знаем не только по литературе. Мы узнаем об этом из жизни, по скупым сообщениям, которые прорвались и в советскую, и в иностранную печать. Когда один из лекторов отказался сообщить аудитории о том, что на самом деле происходит в Венгрии, триста московских студентов в знак протеста покинули лекционный зал. Передают, что Московский университет был закрыт на один день из-за того, что студенты вывесили в вестибюле бюллетени Лондонского радио о событиях в Венгрии.

Чувство негодования и протеста, охватившее советскую молодежь, в связи с событиями в Венгрии, сильно встревожили руководителей коммунистической партии Советского Союза. 8-го ноября во Дворце Спорта Центрального Стадиона им. Ленина был созван митинг московской молодежи, посвященный, как пишет «Комсомольская Правда» «награждению Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи орденом Ленина».

На митинге выступил с большой речью сам Хрущев. Его настроение не было праздничным, наоборот, — мрачным. Хрущев говорил «о нездоровых настроениях среди учащейся молодежи». Он говорил о каких-то «рабочих», которые, якобы, сказали студентам так:

«Если вам не нравятся наши порядки... тогда пойдите поработайте, а на ваше место придут учиться другие. Правильно ли поступили эти товарищи? По-моему, правильно».

И Хрущев, скрепя сердце, признает, что в университеты и институты страны попали люди, не оправдавшие доверия партии. В своем выступлении Хрущев продолжает:

«Следует улучшить порядок приема в высшую школу, сделать так, чтобы в вузы попадали, действительно, лучшие из лучших, чтобы это были люди, преданные делу Ленина, делу народа. Необходимо больше принимать в высшие учебные заведения молодежи с производства, с заводов, фабрик, строек, из колхозов, МТС и совхозов».

Сталинский период истории России давно органически чужд подсоветской молодежи, а в ряде случаев и враждебен ей. Но ей не по душе и порядки, заведенные наследниками Сталина. Этого не в силах больше скрывать ни советская печать, ни советская литература.

«...Что-то неладное у нас с воспитанием молодежи», — признается Валентин Овечкин в серии очерков «Трудная весна..., — ...у нас многие ненормальности в среде молодежи от канцелярской скуки в комсомоле»14.

Но вдумчиво анализируя дальнейшие наблюдения автора, мы проходим к выводу, что источник антикоммунистических настроений молодежи — не в канцелярской скуке и не в неверных методах воспитания молодого поколения. Молодежь современной России приходит к убеждению, что укрепление партийной диктатуры, вне зависимости от того, проводится ли оно абсолютным диктатором или теперешней большевистской директорией, не может быть предпринято для демократии и ради развития демократии.

К чему приведут эти искания — покажет будущее. Но несомненно одно: молодое поколение, осознав, что партия не опустит кнут по доброй воле, будет стремиться вырвать этот кнут силой.

Примечания

1 Приблизительно, 80% населения Советского Союза.

2 «Пьесы советских писателей» т. II. «Искусство». М. 1953. стр. 483.

3 Федор Панферов «Большое искусство» М. 1954. «Советский писатель».

4 Там же, стр. 121.

5  Федор Панферов «Большое искусство» стр. 122.

6 «3намя» № 9, 1954, стр. 9-62.

7 Там же, стр. 28.

8 «Новый мир» 1954 г., № 11, стр. 161-162.

9 Там же, стр. 162.

10 «Октябрь» 1956 г. № 8-9.

11 «Октябрь» № 9, 1956, стр. 67.

12 «Знамя» 1956, № 9, стр. 74.

13 «Октябрь» № 10, 1956 г.

14 «Новый мир» 1956, № 9, стр. 127.

Данный материал (информация) произведен, распространен и (или) направлен некоммерческой организацией, выполняющей функции иностранного агента, либо касается деятельности такой организации (по смыслу п. 6 ст. 2 и п. 1 ст. 24 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ).

Государство обязывает нас называться иностранными агентами, при этом мы уверены, что наша работа по сохранению памяти о жертвах советского террора и защите прав и свобод человека выполняется в интересах России и ее народов.

Поддержать работу «Мемориала» вы можете через donate.memo.ru.